В Москве отец Петр поначалу не имел прихода и служил иногда в храмах, где служили знакомые ему священники, — например, в храме Александрийского подворья в Москве, где священником был Андрей Эльбсон. В марте 1931 года он был определен в храм Николы в Кленниках, известный долгим подвижническим служением в нем протоиерея Алексия Мечева, но прослужил здесь лишь до 14 апреля того же года. В этот день отец Петр был арестован в числе пятидесяти священнослужителей, монахов и мирян и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве.

На вопрос следователя о его прошлом отец Петр рассказал о своем происхождении и обучении и о том, что принял сан священника по внутреннему убеждению. Этого для следователя оказалось достаточным, так как отец Петр свидетельствовал о себе как о человеке, чуждом безбожному новому строю.

5 июня 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Петра к трем годам заключения в концлагерь, и он был отправлен в Мариинские лагеря. Когда стало известно место нахождения лагеря, туда приехали мать и духовная дочь священника Вера Петровна Миронович, которая впоследствии стала его келейницей и помощницей. Поселившись неподалеку от лагеря, они стали хлопотать об отмене несправедливого приговора, так как обвинение в контрреволюционной деятельности не только не было доказано, но и вопроса такого на следствии не ставилось, — и 17 сентября 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило освободить священника из-под стражи, лишив его права проживания в двенадцати городах сроком на три года.

Отец Петр после освобождения поселился в городе Муроме и здесь в мае 1932 года снова был арестован. Следователь на допросе 3 июня 1932 года задал священнику ряд вопросов, ответы на которые отец Петр написал собственноручно: «Шифров никаких не знаю (и никакими шифрами не пользовался). Богослужений у

Сентябрь

меня на квартире не совершалось (и участия в них никто не принимал).

Власть признаю, как говорят, не за страх, а за совесть. Всегда исполнял все касавшиеся меня законоположения, — не знаю ни одного случая нарушения мною таковых. Пользуюсь свободой верить во что мне угодно, по основному закону страны — конституции. Во всем происшедшем в стране вижу пути Промысла Божьего, всегда ведущего нас во благое, дарующего всегда нам полезное.

Церковь — «не от мира сего». Мои интересы — интересы чисто духовные: получение благодати и приобретение совершенств, которыми обладает Бог, в Которого верю. Вопросами политики никогда не занимался и в политических вопросах не разбираюсь. Власти подчиняюсь по совести и готов пожертвовать для нее всем, чем только могу, если это будет нужно. Только верой в Бога не могу пожертвовать никому, если когда-либо будут этого требовать. От разговоров на политические темы прошу меня освободить, так как в этих вопросах я ничего не понимаю».

17 августа 1932 года следователь, ведший дело, постановил за недостатком следственного материала следствие прекратить и арестованных освободить. После освобождения отец Петр жил до лета 1936 года в Муроме, а затем уехал на родину в Можайск, куда вслед за ним приехала его духовная дочь и где посещали его знакомые священники и родные. Здесь отец Петр снял комнату, устроил в ней домовую церковь и до самого ареста, по образу древних, служил литургию, как служили в домах христиан во время гонений от язычников.

Летом 1937 года возобновились массовые аресты верующих и духовенства, но прежде начала этих гонений сотрудники НКВД принялись арестовывать тех священников, монахов и мирян, о которых у них были какие-либо сведения и которых они подозревали в нелояльности к советской власти, то есть тех, кто воцарив-

шееся на русской земле безбожие считали за величайшее зло, губящее русский народ. В феврале-апреле 1937 года в Москве было арестовано полтора десятка священников и мирян, и среди них — 10 апреля 1937 года — отец Петр.

Сотрудники НКВД формулировали преступную деятельность арестованных таким образом: «После принятия сталинской конституции участники контрреволюционной нелегальной церковномонархической организации активизировали свою контрреволюционную деятельность, в феврале 1937 года в городе Москве несколько раз созывали нелегальные собрания участников контрреволюционной организации... Были приняты решения активизировать... организационную работу среди верующих... насаждать на местах контрреволюционные ячейки из духовенства, монашества, возвратившихся из ссылки... создавать тайные молитвенные здания. В этих целях... было приобретено и арендовано несколько домов в городе Можайске, Малом Ярославце, Кимрах, где были поселены возвратившиеся из ссылки монашество и духовенство».

11 и 13 апреля следователь допросил священника. На большую часть вопросов отец Петр отзывался незнанием и плохой памятью. 10 мая следователь снова допросил священника, задав почти те же вопросы. Но и на этот раз он также отозвался незнанием, категорически заявив, что никаких политических разговоров не вел.