Если искусство, то - опять-таки служение красоте. Пусть Большой театр никак по видимости не связан с православием, пусть нам кажется, что русский балет или опера - это виды секулярного искусства, которыми нельзя хвалиться. На самом деле можно. Поскольку русский певец, танцор, художник, актер тоже будет не работать, а служить. Он вложит в свое дело столько крови и боли, столько бессонных ночей и прочитанных книг, что «господин из Сан-Франциско» в очередной раз уронит монокль и прослезится в ложе, а пресса неделю будет мусолить тему о «загадочной русской душе».

Не надо думать, что изучение Русского мира совпадает с изучение истории Церкви по семинарскому учебнику. Мусоргский и Шостакович это тоже русский мир. Суворов и Ушаков - тоже. И Лазарев , и Беринг. И Чехов, и Платонов. И Эйзенштейн, и Тарковский. И Ахматова, и Пастернак. Я мог бы продолжать очень долго, а там, где я ничего не знаю - в шахматах и архитектуре, в живописи и медицине, меня могут подменить другие.

И я намеренно не говорю о храме Покрова на Нерли, о соборах Кижей, о монастырях и старцах, о колокольном звоне, о том, что «под венец - в слезах, а на войну - с песнями, и все - всерьез». Все это как бы знакомо. Подчеркиваю - «как бы». Об этом нас ждут длинные и предметные разговоры. Но сейчас я хочу сказать, что все лучшее в русской истории тайно вскормлено православием, всего этого лучшего так много, что борьба с гордостью представляется одной из главных аскетических задач. Военные победы, наука, искусство, святость - это плоды той эстафеты, что передала при Владимире дряхлеющая Византия-мать неожиданному северному приёмному ребенку. Русь многое реализовала, и прошли века. Но время требует новых трудов, быть может еще больших. Способна ли она на эти труды? Я думаю, да. В своей внутренней жизни Русь сохранила монолитную цельность и верна себе. Если бы так думал только я, можете смеяться в мою сторону своим ехидным либеральным смехом. Но так думает Патриарх. А это уже гораздо серьёзнее.

По всему периметру своих немыслимых, богатырских размеров Россия соприкасается со всеми культурно-религиозными мирами. Мысленно окинем их взглядом, начав оттуда, где восходит солнце. Япония - дзен и синто, Китай - конфуцианство, Монголия - ламаизм, буддизм, Средняя Азия и Кавказ - ислам. Пропустим единоверных молдаван, украинцев, белорусов. Калининград -католицизм. С евреями и протестантами мы знакомы внутри страны. Также внутри мы знакомы и со всеми остальными, но уже сам факт соседского соприкосновения по границам требует от России того, чего жизнь не требует ни от кого больше. Россия обязана учиться говорить о вере со всеми. Россия умеет быть податливой и восприимчивой. Она же по имени - женщина, а по жизни, та, что «коня на скаку остановит». Мир чужих идей она способна почувствовать как никто другой. А, почувствовав, она должна раскрыть богатство православного христианства очередному соседу с максимальной степенью доходчивости. Это - вызов времени, это - задача.

Я опять докажу это из смежной области, а не прямо из религии. Ливанов и Соломин - это лучшие исполнители ролей Холмса и Ватсона, хотя они - не англичане. Таких примеров в русской культуре множество. «Нам внятно все: и острый галльский смысл/ и сумрачный германский гений». Это свойство национального характера нам дано не случайно. Проповедуя иным, мы менее всего склонны штамповать их на свой манер и способны полюбить, понять и оценить уникальный лик другого. Русский проповедник может быть как Герман Аляскинский нежен со своей паствой, словно с ребенком - кормилица. Приводите мне противоположные примеры из истории. Я ни мало не смущусь, поскольку знаю, что КПД не бывает равно 100%. Были ошибки и будут. Но я говорю о принципе, и он верен, как и то, что хлеб - всему голова.

Я начинал статью со слов о Римском архиерее. Коснусь его и заканчивая статью. Прежде чем Вечный город стал административным центром христианского мира, он был ареной долгих мучений за веру. И земля Рима, и его камни долго были вынуждены пропитываться кровью тех, кто ценою мук доказывал верность Воскресшему Спасителю. Эта кровь, вопиющая к небу доныне, подобно крови Авеля праведного, стала фундаментом Римской церкви. Простите мне экономическую лексику, но накопленный капитал был так огромен, что ни безбожные папы средневековья, ни религиозные войны, на долгие брожения умов не смогли заставить рождественские и пасхальные песни смолкнуть, а храмы - закрыться. Рим и сейчас продолжает жить в кредит, на средства, скопленные святостью первых веков. Такова кровь мучеников. Она - семя христианства.

Я говорю об этом потому, что совсем недавно на огромных просторах нашей, когда-то одной, а теперь - нескольких стран, за Христа было пролито еще больше крови, чем когда-то в Риме. Эта кровь - залог будущих трудов, залог величия, залог неудержимой проповеди. Это - капитал, который нельзя транжирить. Им нужно научиться благоговейно и разумно пользоваться. И имя Третьего Рима Москва носит не зря, хотя в годы появления этой фразы она была не более чем недоуменным вздохом. Москва уже - Третий Рим. Но ей предстоит стать еще «больше» Римом, еще «крепче» Римом, еще «глубже» Римом, если мы не проспим свое время, и если все святые нам помогут.

(Прочувствовано в день служения Святейшим Кириллом Литургии в Лавре Почаевской. Записано несколько месяцев спустя).

773 Миссионерские записки. Часть 1

Инкультурация

Если вдруг придется проповедовать в чужой стране, то мало будет овладеть языком. Нужно будет полюбить людей этой страны. Придется вначале просто пожить среди них. Молча. Нужно будет понять, над какими шутками они смеются, и над чем смеяться у них категорически запрещено. Нужно будет вслушаться в мелодии их плачевных песен, тех самых, что поются на похоронах. Нельзя будет обойти вниманием и другие песни, те, что поются на свадьбах. Придется всмотреться в глаза тамошних стариков, сидя у костра по вечерам и слушая вместе со всеми их рассказы о прежних временах. На все это уйдет немало времени. На одно только изучение языка уйдут годы. То, что апостолам давалось даром и сразу, нам нужно приобретать долго и с трудом. Впрочем, апостолов ждала неминуемая смерть мучеников, а мы надеемся умереть в своей постели на руках родственников или заботливой сиделки. Может здесь и скрывается причина того, что мы с трудом получаем крохи, а апостолы без особого труда получали целые ломти? Но как бы то ни было, язык

- не главное.