Нью-Йорк зовет всех к земному счастью, и французский подарок — металлическая баба в нью-йоркской бухте — тому подтверждение.

Рио-де-Жанейро зовет всех забыться под звуки самбы. Каждый город кого-то куда-то зовет. Чем больше город, тем голос его сильней. В ньютоновской физике более тяжелые объекты притягивают к себе менее тяжелые. Как скопища мошек на яркий фонарь, нас тянет к электрическому свету больших городов. О том, что там идет борьба за души, никто не думает.

Когда мы, обманутые и опустошенные, вдруг поймем это, быть может, бежать уже не получится. Человек, привыкший к горячей воде и кабельному телевидению, уже не сможет жить в пустыне. Да и пустынь вскоре может не остаться.

Ведь город, как клякса, расползается.

323 Хаос

Вид из окна больничной палаты и вид из окна японского ресторана. До чего же они различны между собою! Хотя и больница, и ресторан расположены на одной улице рядом друг с другом. Так не смешиваются вода и масло. Так сытый не разумеет голодного, а люди похожи на планеты, которые как-то притягиваются и отталкиваются, но не встречаются и не слепливаются воедино.

Почему этот огромный мир хранит гармонию и стройность? Ему давно следовало разлететься в куски, разделиться на атомы и удаляться, удаляться друг от друга в бесконечность. Если, конечно, мир бесконечен и если правда, что был Большой взрыв.

Мир мог бы не взрываться, а наоборот взаимно притягиваться частями, склеиваться, слепляться в неразделимую массу. Это было бы похоже на оргию, на мистическое совокупление. Возможно, так гаснет рассудок у сектантов на ночных собраниях и они, не разбирая лиц и пола, смешиваются, превращаются в многорукое и многоголосое похотливое чудище. В конце концов, и пельмени, брошенные неумелой хозяйкой в холодную воду, тоже слепляются в ком. Мир мог бы быть на этот ком похожим.

Склеиться и разлететься — два имени одной и той же смерти. Два полюса, между которыми, ни за

что не держась, висит и дрожит от напряжения наша вселенная.

Мир не склеивается и не разлетается. Поэтому он и жив.

Деревья не отрываются от земли и не улетают в небо. Журавли летят стройным клином, а не

бесформенным месивом. Почему? Мир сам управляет собой? Сам себя дисциплинирует?

Нет. Он слушается и не может выйти из подчинения.

Хаос начинается там, где есть свобода и где ею неправильно пользуются. Хаос, как запах из кухни, пролазит через малейшие щелки в мир людей, а потом, на плечах человека, ползет дальше, в живую и неживую природу. Но даже бедный человек, чей внутренний мир так перевернут, как вещи в доме после игры Малыша и Карлсона, вокруг себя созерцает порядок.

Солнце встает на востоке и заходит на западе. Теплые вещи весной можно прятать в шкаф.

Хаос у нас внутри. Снаружи его, слава Богу, нет.

Весна вступает в свои права по графику, почти, что в срок. Чуть запаздывает, как пригородный поезд. Но мы не немцы, и на такие мелочи не в обиде.

Краски мира продолжают выстраиваться в радугу. Бог продолжает править миром, и мир все еще пронзительно красив.

Как хорошо, что не мы этим миром командуем.