7. Пришла скорбь и без печали оставляет он место; настала смерть, — благодушно отходит отселе, потому что никакими земными узами не связал душу.

8. А многостяжательный опутан попечениями, и как пес привязан цепью; если принужден переселиться, то скорбное воспоминание об имуществе несет с собою, как тяжелое и безполезное бремя.

9. Если пришла смерть, с жалостию оставляет он настоящее; отдает душу, а глаз не спускает с того, что имеет у себя, — и его влекут насильно, как беглаго раба; разлучается с телом, но не разлучается с имением, потому что сильнее влекущих удерживает его страсть.

10. Море не наполняется, принимая в себя множество рек, и похотение сребролюбца не насыщается собранным уже имуществом; удвоил он его, — и удвоенное снова удвоить желает; и никогда не перестает удвоять, пока смерть не прекратит сего безполезнаго труда.

11. Монах благоразумный имеет в виду только потребность тела, — и опустелое чрево наполняет одним хлебом и водою.

12. Не станет он ласкательствовать богатым, чтоб доставить усладу чреву, не поработит свободнаго ума многим властелинам; потому что достаточно одних рук, чтоб послужить телу, удовлетворяя его естественной нужде.

13. Нестяжательный монах — неуловимый борец и легкий течец, скоро достигающий к почести вышняго звания (Фил. 3, 14).

14. Монах многостяжательный радуется многим доходам, а нестяжательный — венцам за преспеяние.

15. Монах любостяжательный усиленно работает, а нестяжательный проводит время в молитвах и чтении.

16. Монах сребролюбивый наполняет сокровищницы серебром, а нестяжательный собирает сокровище на небе.

17. Проклят, кто делает идола и полагает его в сокровении (Втор. 27, 15). Но таков же и питающий страсть сребролюбия. Тот без пользы кланяется ложному богу, а этот мечту о богатстве носит скрытно в сердце, как кумир.

—————

18. Нестяжательный живет незаботливою жизнию, а у любостяжательнаго забота о богатстве — всегдашняя болезнь (1, 237).

19. Тогда отведешь в плен толпу помыслов, когда не вдашь сердца в заботы о вещественном. Тогда и крест понесешь не развлекаясь, когда отречешься от пожелания иметь собственность.

20. Помысл о вещественном стяжании предсказывает тебе старость и болезни, чтобы упование свое на Бога разделил ты с упованием на имущество.

21. Избравший жизнь подвижническую в отречении от мира да осенит себя верою, да укрепит любовию и да утвердит надеждою. Вера не есть оставление ни с чем, но есть непоколебимое убеждение в обладании совершеннейшим, с терпеливым упованием и с живою любовию.

22. Когда отречешься от всех вещей, не внимай темным помыслам, которые станут укорять тебя в обеднении, представляя тебе теперешния — скудость во всем, нищету и безславие, чтоб таким злокозньством привести тебя в раскаяние о такой славной добродетели. Но если вникнешь в разумность такого подвижничества, то найдешь скорее, что за то самое, в чем укоряют тебя, соплетется тебе венец.

23. Оставим дела житейския и обратимся к благам духовным. Долго ли будем, оставаться при детских игрищах, нимало не восприемля мужескаго образа мыслей? В детстве служат забавой кости, шары и подобное, — и дети бывают к тому пристрастны, пока не придут в совершенный возраст. Когда же сделается кто мужем, бросает все сие, и со всем усердием занимается делами важными. А мы все остаемся в младенчестве, дивясь тому, что свойственно детству и не хотя позаботиться о лучшем, — о том, что прилично мужам. Как срамно глядеть, когда совершенный муж сидит на куче золы и чертит на пепле детския забавы; так срамно, или гораздо срамнее, видеть, что имеющие в виду наслаждение вечными благами роются в прахе земных вещей, и несообразностию таких поступков срамят достоинство обета. Причиною же этого у нас, как кажется, то, что мы не представляем себе ничего важнее видимаго, не сознаем малоценности настоящих благ и превосходства благ тамошних, и ослепляясь блеском того, что здесь почитается досточестным, прилепляемся к тому всем желанием (2, 81).

24. Начнем же отрешаться от настоящих благ, пренебрежем имущество и деньги, и все, что погружает в себя и потопляет помысл. Обуреваемые выбросим груз, чтоб мог спастись кормчий — ум и с плавателями — помыслами.

— Посему умоляю, совлечемся всего. Борцы не вступают в борьбу одетыми; закон борьбы изводит их на поприще обнаженными. В жар ли, в холод ли, — так, они выходят, оставляя одежды вне поприща. Коли же кто из них откажется обнажить себя, то должен отказаться и от борьбы. А мы, дав обет подвизаться, не только не совлекаемся одежды (имуществ), но, тысячи бремен неся на плечах, вступаем в подвиг, доставляя тем противникам множество удобств схватить нас (2, 82. 83).

25. Как сражаться с духами злобы любоименному, когда чрез это отвсюду удобно наносятся ему удары? Как бороться с духом сребролюбия осыпанному деньгами? Как обогнать обнаженных от всякаго попечения демонов, облекшемуся в тысячи забот? Божественное Писание говорит: наг побегнет в той день (Амос. 2, 16). Наг, кто не облечен в безчисленныя рубища забот о делах житейских, — наг, коему многосложные помыслы о деньгах и имуществе не препятствуют в скорости бега: потому что нагаго трудно и даже невозможно уловить злоумышляющим (2, 83. 84).