«...Иисус Наставник, помилуй нас!»
Как расскажу я, Владыко, о твоих дивных и чудных (делах)?
Как поведаю словом о глубине судеб Твоих, которые Ты повседневно совершаешь на нас, рабах Твоих?
Как презираешь Ты бесчисленное множество грехов моих и не вменяешь, Владыко, злых деяний моих?
Но милуешь и питаешь меня, Спасителю мой, просвещаешь и покрываешь, как исполняющего все Твои заповеди?
И не только милуешь, но и более того, сподобляешь меня предстоять пред Твоей славой, силой и величием, и изрекая глаголы бессмертия, беседуешь со мной немощным и презренным и недостойным жизни?
Как просветляешь Ты оскверненную мою душу, соделывая ее чистым и Божественным светом?
Как делаешь светоносными мои жалкие руки, которые, греша, я осквернял греховными сквернами?
Как изменяешь руки мои блистанием Божества Своего, из нечистых претворяя их в святые?
Как очищаешь Ты, Христе, скверный язык мой, соделывая меня причастником вкушения плоти Твоей?
Как удостаиваешь и (Сам) меня видеть и мною быть видимым, и быть держимым руками моими, Ты – содержащий всю (вселенную), незримый для всех небесных чинов и неприступный даже для Моисея, первого во пророках?
Ибо увидеть лицо Твое не сподобился ни он, ни кто другой из людей, дабы не умереть.
Итак, каким образом Тебя непостижимого и единого неизреченного, Тебя для всякого невместимого и для всех неприступного
и держать, и целовать, и видеть, и вкушать
и иметь в сердце своем, Христе, сподобляюсь я,
и остаюсь неопалимым, радуясь вместе и трепеща,
и воспевая великое Твое, Христе, человеколюбие?
Итак, как (люди) слепые и плотские, неведущие Тебя, не чувствуя, лучше же показывая свою болезнь и помрачение и всех благ лишение, дерзают говорить: какая нужда человеку иметь священство, если он не приобретает чего-либо одного из трех: либо пищи телесной, либо дохода золота, либо (одной) из высоких и богатых епископских кафедр?
О помрачение! о ослепление! о крайнее безумие!
О большое несчастье! о великое неведение!
О земные и пустые, суетные слова!
О дерзость! о мудрование Иуды предателя!
Ибо как тот страшную Владычню вечерю и пречистое тело вменил в ничто, и даже лучшими счел немного сребреников; так и эти тленное нетленному и Божественному предпочитая, избирают душевное удавление.
Скажите мне, о суетные (люди), если то знаете: кто, стяжав Христа, станет более нуждаться в ином каком-либо благе настоящего века?
Кто, имея в сердце благодать Духа, не стяжал честную Троицу, в нем обитающую, просвещающую и Богом содевающую?
Кто, сделавшись Богом по благодати (Св.) Троицы и сподобившись высшей и первой славы, счел бы что-либо более славным (того), чтобы литургисать и видеть высочайшее Естество, все совершающее, неизреченное и неприступное для всех?
Или пожелал бы чего-либо более блестящего в жизни, в этой ли, помысли. кратковременной, или в иной, согласись со мной, не имеющей конца?
Если бы знал ты сокровенную глубину таинств, то не понудил бы меня говорить об этом или писать.
Ибо я трепещу и боюсь, начертывая (нечто) Божественное и (как тень) изображая письменами для всех неизреченное.