Желал бы я, чтобы отдохнул ты немного от дел неправды, дал время своему рассудку размыслить, к какому концу стремится попечение об этом. Есть у тебя такое–то число десятин пахотной земли под садами, столько же какой–нибудь другой, горы, поля, леса, реки, луга. Что ж после сего? Не всего ли три локтя земли ожидают тебя? Не достаточно ли будет тяжести немногих камней, чтобы охранять жалкое тело? Для чего трудишься? Для чего поступаешь беззаконно? Для чего собираешь своими руками бесплодное и, о если еще только бесплодное, а не пищу для вечного огня! Отрезвишься ли когда–

Туда не сопровождают ни льстецы, ни деньги, ни величие сана. Останешься один без друзей, без помощников, беззащитный, безответный, постыженный, печальный, унылый, покинутый, не смеющий отверсть уст. Куда ни обратишь взор, везде увидишь ясные изображения злых дел: здесь слезы сироты, там стенания вдовицы, там бедные, тобою избитые, слуги, которых ты мучил, соседи, которых раздражал. Все восстанет против тебя; лукавый сонм злых твоих деяний окружит тебя. Ибо как за телом тень, так за душою следуют грехи, явственно изображающие ее дела. Потому там нет места запирательству, но заграждаются уста даже самые бесстыдные; потому что сами о себе свидетельствуют дела каждого, не голос издавая, но являясь такими, как были нами содеяны. Как изображу пред твоими взорами сей ужас? Если только слушаешь меня, если только принимаешь сие к сердцу, то помни тот день, в который открывается гнев Божий с небесе (Рим. 1:18); помни тот день, в который открывается славное пришествие Христово, когда восстанут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин. 5:29). Тогда вечный стыд грешникам и огня ревность поясти хотящаго сопротивныя (Евр. 10:27). Пусть это огорчает тебя, но да не огорчает заповедь. Как мне подействовать на тебя? Что сказать тебе? Царствия ты не желаешь, геенны не боишься. Где сыщется врачевание для души твоей? Если ужасное не устрашает, радостное не привлекает, то каменному говорю я сердцу.

Всмотрись, человек, в природу богатства. Что тебя удивляет так в золоте? Золото — камень, серебро — камень, жемчуг — камень, камень и всякий из камней: хризолит, берилл, агат, яхонт, аметист, яшма. Это цветы богатства, часть их кладешь ты в скрытность, самые прозрачные камни покрывая тьмою, а часть носишь на себе, тщеславясь блеском сих драгоценностей. Скажи: какая тебе польза вертеть руку, блестящую камнями? Не стыдно ли тебе, подобно женщинам во время беременности, прихотливо желать камней? Как они гложут камни, так и ты жаден до этих цветных камней, разыскивая сардоников, яшмы, аметистов. Какой любитель нарядов мог прибавить хотя один день своей жизни? Щадила ли кого смерть ради богатства? Миновала ли кого болезнь ради денег? Долго ли золоту быть силками для душ, удою смерти, приманкою греха? Долго ли богатству служить предлогом к войнам, из–за которого куют оружие, изощряют мечи? Ради него родные не знают естественных уз, братья смотрят друг на друга убийством. Ради богатства пустыни питают в себе убийц, море — разбойников, города — ябедников. Кто отец лжи? Кто виновник ложных подписей? Кто породил клятвопреступление? Не богатство ли? Не старание ли о богатстве? Что с вами делается, люди? Кто вашу собственность обратил в средство уловлять вас? Имение дано вам в пособие жизни, а не в напутие к злу, на искупление души, а не в повод к гибели.

«Но богатство необходимо для детей». Это благовидный предлог любостяжательности; ссылаетесь на детей, а удовлетворяете собственному сердцу. Не вини невинного; у него свой есть Владыка, свой Домостроитель; от другого получил он жизнь, от Него ожидает средств к жизни. Разве не для вступивших в браки написаны Евангелия? Аще хощеши совершен быти… продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19:21). Ужели когда у Господа просил ты благочадия, когда молился, чтобы быть тебе отцом детей, присовокуплял в молитвах это: дай мне детей, чтобы преслушать заповеди Твои; дай мне детей, чтобы не достигнуть Небесного Царства? Кто же будет поручителем за произволение сына, что он употребит данное как должно? Богатство многим послужило к распутству. Не слышишь ли, что говорит Екклезиаст: видел я недуг великий и страшный, богатство хранимо от стяжателя во зло ему (Еккл. 5:12); еще: оставляю его человеку будущему по мне; и кто весть, мудр ли будет или безумен (Еккл. 2:18–19)? Итак, смотри, чтобы тебе со многими трудами собрав богатство не приготовить для других средства для грехов и потом не понести двойного наказания: и за то, что сам делал неправду, и за то, что другого снабдил к тому средствами. Душа не ближе ли тебе всех детей? Не в ближайшем ли она с тобою свойстве, нежели все прочее? Ей первой дай лучшую часть наследия, ей доставь богатые средства к жизни, и тогда уже дели имение детям. Дети, и ничего не наследовав от родителей, нередко наживали себе дома; но кто сжалится над душою, если она тобой оставлена?

Доселе сказанное говорено было отцам. Бездетные же какую представляют нам благовидную причину бережливости? «Не продаю имения, не даю нищим по причине необходимых нужд в жизни!» Следственно, не Господь — твой Учитель; не Евангелие служит правилом для твоей жизни. Но сам ты даешь себе законы. Смотри же, в какую опасность впадаешь, рассуждая так! Если Господь предписал нам сие как необходимое, а ты отвергаешь как невозможное, то не иное утверждаешь, а то, что ты разумнее Законодателя.

«Но насладившись богатством в продолжение всей жизни, по смерти сделаю бедных наследниками своего имения, письменно и в завещаниях объявив их владетелями всего моего». Когда не будешь уже в кругу людей, тогда сделаешься человеколюбивым. Когда увижу тебя мертвецом, тогда назову братолюбцем. Великая тебе благодарность за щедролюбие, что, лежа в гробнице и разрешившись в землю, стал ты щедр на расходы и великодушен! Скажи мне, за какое время потребуешь награды? За время ли жизни или за время после смерти? Но пока был ты жив, тратил жизнь на удовольствия, погружался в роскошь, тебе несносно было и взглянуть на бедных; а у умершего какая деятельность? На какую награду имеют право поступки его? Покажи дела и требуй воздаяния. Никто не торгует, когда торг кончился; никто не увенчивается, если пришел по окончании борьбы; никто не показывает своего мужества после брани. Поэтому, как очевидно, и после жизни невозможно стать благочестивым. Обещаешься делать благотворения чернилами и на письме.

Тогда–то, озревшись туда и сюда, и увидя окружающую тебя пустоту, почувствуешь, наконец, свое безрассудство, тогда–то воздохнешь о своем неразумии, что до такого времени отлагал ты исполнение заповеди, когда и язык ослабевает, и дрожащая рука трясется уже от предсмертных содроганий, и ты ни на словах, ни на письме не можешь объявить своей воли. Да если и все явственно написано и всякое слово раздельно произнесено, одной вставленной буквы достаточно, чтобы переменить твое распоряжение; одна поддельная печать, два или три неправедные свидетеля могут передать все наследство другим.

Для чего же обманываешь сам себя? Теперь худо распоряжаешься богатством на плотские наслаждения, а впоследствии обещаешь то, над чем не будешь уже господином. Худо, как показало слово, твое намерение. Пока жив, буду наслаждаться удовольствиями, а умирая исполню заповеданное. И тебе скажет Авраам: восприял еси благая твоя в животе твоем (Лк. 16:25). Путь узкий и тесный не приемлет тебя, который не сложил с себя бремени богатства; ты пошел, неся его на себе, а не сбросив, как было тебе повелено. Во время жизни, себя самого ты предпочитал заповеди, а по смерти и разрушении предпочел заповедь врагам; говоришь, чтобы не досталось такому–то, пусть возьмет Господь. Чем же назвать это: мщением ли врагам или любовию к ближнему? Прочитай свое завещание. «Хотелось бы мне еще пожить и насладиться своим имуществом». Благодарность — смерти, а не тебе: если б ты был бессмертен, то не вспомнил бы о заповедях. Не льститеся: Бог поругаем не бывает (Гал. 6:7). Мертвое не приводится к алтарю: принеси жертву живую. Кто приносит избытки, тот не приемлется; а ты, что осталось в избытке после целой жизни, то приносишь Благодетелю. Если остатками трапезы не смеешь угощать знаменитых людей, то как же осмеливаешься остатками умилостивлять Бога?

class="postLine">Видите, богатые, конец богатолюбия и перестаньте пристращаться к имению. Чем более ты любишь богатство, тем паче ничего не оставляй из своего имения. Все обрати в свою собственность; все бери с собою, не оставляй богатства чужим. Может быть, что и домашние твои не облекут тебя в последнее украшение, но откажут в погребении, оказывая свое расположение уже наследникам. Или еще станут тогда умствовать к твоей невыгоде и скажут: глупо наряжать мертвого и с большими издержками хоронить ничего уже не чувствующего. Не лучше ли оставшимся наряжаться в дорогую и блистательную одежду, нежели вместе с мертвецом гноить многоценные одеяния? Какая польза в великолепном памятнике, в богатом погребении, в бесплодных издержках? Оставшееся надобно употребить на необходимое для жизни. Вот что скажут, чтобы и тебе отмстить за несносные твои поступки и твоим имением услужить наследникам. Поэтому предварительно соверши над собой погребение; и прекрасное погребение — благочестие. Отойди отсюда, облекшись во все; обрати богатство в собственное свое украшение, имей его при себе. Поверь прекрасному Советнику, возлюбившему тебя Христу, нас ради обнищавшему, да мы нищетою Его обогатимся (2 Кор. 8:9), давшему Себя избавление за нас (1 Тим. 2:6).

Или поверим Ему как мудрому и знающему, что для нас полезно, или потерпим Его как возлюбившего нас, или воздадим Ему должное как своему Благодетелю. Непременно же исполним повеленное нам, чтобы стать наследниками вечной жизни, о Самом Христе, Которому слава и держава во веки веков! Аминь.

Беседа 8. Говоренная во время голода и засухи

Лев возревет, и кто не убоится? Господь Бог глагола, и кто не проречет (Ам. 3:8)? Сделаю пророческое вступление в слово и, предлагая свой совет и свои мысли о том, что полезно, в сотрудники для предстоящего дела возьму богодухновенного Амоса, который врачевал горести подобные бедствиям, какие нас угнетают. Ибо во времена древние, когда народ оставил отческое благочестие, попрал точное исполнение законов и впал в идолослужение, сей самый пророк был проповедником покаяния, увещевая к обращению и угрожая наказаниями. О как бы я желал хотя несколько употребить той ревности, какую видим в сей древней истории! Только не дай Бог видеть окончания, соответственного бывшему тогда! Ибо тот непокорный народ, подобно упрямому и необузданному молодому коню, грызущему удила, не был обращен к полезному, но совратясь с прямого пути, до тех пор бежал бесчинно и рвался из рук у возницы, пока, низринувшись в пропасти и стремнины, не потерпел за свое непокорство достойной гибели. Да не будет сего ныне с нами, дети мои, которых родил я благовествованием, которых повил благословением рук! Напротив того, да будет слух ваш благосклонен, душа благопокорна, да приемлет с мягкостию увещания, и да уступает говорящему, как воск — налагающему печать, чтобы от одной этой охоты и я получил утешительный плод своих трудов, и вы при отшествии (отсюда) похвалили как награду сделанное нами увещание!

Что же это такое, что хочет показать слово, однако же, медля объявлением ожидаемого, надеждою слышания держит еще души в возбуждении?