Я стоял, совершенно обезумевший от открывшегося, и смотрел, как священник причащает народ.

И кто-то легонько подтолкнул меня в спину.

Что такое слова? Прах и пепел. И пепел, конечно, может говорить. И из праха можно восстать. Но я всего лишь сочинитель. Я не могу заставить говорить пепел. Огонь горит в моём сердце и поядает слова, которые я не могу произнести. Потому что солгу154.

Но, может, так... как бы из огня...'55

Я причастился.

Отошёл подальше и вытирал глаза, чтобы не видели, как я счастлив.

Служба закончилась, нас повели обратно. Уже светало, где-то на краю земли поднималось солнце. Но всё окружающее не трогало меня. Я отмечал происходящее, например, то, что стоять на площади перед трапезной прохладно. Подошедший Алексей Иванович поздравил меня с принятием Христовых Таин. Потом показал на огромный, с голову, какой-то фрукт на дереве. Я остался равнодушен к его существованию. Подошли отец Борис с Серёгой, стали пересказывать, где были и что видели. Я их понимал, но то, что они говорили, никак не проникало в меня. Вернее, я изо всех сил старался, чтобы не проникало.

Я носил в себе Бога.

Бог в моём сердце.

Я знал, что достиг полноты. Той полноты, которую могу вместить.

Но что же, изменился я?

Изменился. Но в чём?

И тут я вспомнил про пшеницу: она растёт, и мы не замечаем, как она растёт.

Нечего копаться в себе. Надо выращивать. Поливать. Выпалывать сорняки. Удобрять. Надо жить. А Бог даст - будет урожай. И не так уж и важно, кто будет его убирать156.

Блеснул луч солнца, и площадь ожила и засветилась. Все заулыбались вокруг, подставляя лица новому дню.

- Это грейпфрут, - сказал я Алексею Ивановичу.

- Чего?

- Ну, то, что ты мне показывал, вон, на дереве.

- A-а... я уж думал, у них дыни на деревьях растут.

- Может, и дыня, - согласился я, у Господа всё возможно.

2

Открылись двери трапезной. Хоть понедельник на Афоне и постный день, но для нас -праздничный. Правда, всё больше примешивалась грусть: через несколько часов мы покинем Афон.

Грусть нарастала. И рюкзаки завязывались неспешно, и ритуал обмена адресами-телефонами тоже шёл тягуче, наконец присели на дорожку. И в это время у меня зазвонил сотовый. Я аж вздрогнул с перепуга, дикость полная, я уж забыл про него - и ведь никто за все эти афонские дни не звонил мне - и вот на тебе. Я осторожно достал трубку.

- Ну, как там дела? - донёсся голос трудно-проснувшегося человека.

- Нормально, - ответил я.

- Вот... Да мы тут, Сань, вчера встретились, посидели... Это... У тебя сотки не будет взаймы?

Мне стало, ух, как весело.

- Я ведь сейчас далеко.