Восемь дней на Афоне
Открылись двери трапезной. Хоть понедельник на Афоне и постный день, но для нас -праздничный. Правда, всё больше примешивалась грусть: через несколько часов мы покинем Афон.
Грусть нарастала. И рюкзаки завязывались неспешно, и ритуал обмена адресами-телефонами тоже шёл тягуче, наконец присели на дорожку. И в это время у меня зазвонил сотовый. Я аж вздрогнул с перепуга, дикость полная, я уж забыл про него - и ведь никто за все эти афонские дни не звонил мне - и вот на тебе. Я осторожно достал трубку.
- Ну, как там дела? - донёсся голос трудно-проснувшегося человека.
- Нормально, - ответил я.
- Вот... Да мы тут, Сань, вчера встретились, посидели... Это... У тебя сотки не будет взаймы?
Мне стало, ух, как весело.
- Я ведь сейчас далеко.
- Где? - оживился голос, для которого, видимо, преград не существовало.
- В Греции.
- Это где? - послышалась растерянность.
- В Европе.
- Шутишь?
-Нет.
- А когда приедешь?
-Дня через три.
- Вот ведь, блин... - и на том конце мира потеряли ко мне интерес.
- Кто звонил? - поинтересовался Алексей Иванович.
- Братья по сочинительству. Плохо им без нас.
- Что ж, есть повод вернуться.
День светился, воздух благоухал, горы стояли часовыми - Афон торжественно провожал нас.
Мы вышли за ворота и несколько минут благодарили Богородицу и Её райский удел на земле за дары, за благодать, за всё, за всё...
Вышли к остановке. На небольшом асфальтовом пятачке под старинной каменной стеной стояли три пустых газельки (я уж их так называю, хотя, конечно, какие они газельки, японцы какие-нибудь или немцы). Подле них собирался народ, кучкующийся по национальному признаку. К нам подошли батюшка и два молодых человека, скоро ещё двое. Греки стояли табором. Вышла группа явных стариканов-западноевропейцев, все были поджары, рациональны и уверены в движениях и с одинаковыми чемоданчиками на колёсиках, чем очень напоминали спортивную команду, уезжающую с соревнований.
Тут же появился водитель одной из газелек и команда стала несуетливо загружаться.
- Везде они первые лезут, - недобро заметил один из молодых парней.
- Да ладно, - махнул рукой незнакомый батюшка, - пусть едут. А я бы так и сидел бы здесь и сидел, пока Господь позволяет.
Но сидение начинало походить на слезливые долгие прощания. Конечно, я тоже был не против подольше оставаться здесь, но уже всё внутри настроилось на движение, уже мир позвал (я вспомнил телефонный звонок), не то чтобы хотелось возвращаться в мир, но уж если такая неизбежность, то пусть это случится быстрее. Расставаться надо на высокой ноте, быстро и решительно, как прыжок с парашютом.
Развлекло появление двух монахов с вёдрами, за которыми, подняв хвосты, трусило штук тридцать самых разномастных котов. На народ, собравшийся у остановки, коты не обратили ни малейшего внимания, строго следуя за монахами.
- Экие послушники, - умилился незнакомый батюшка.