«Не довольствуясь этим общим призывом к реформации, они вводят и новые догматические учения. Одним из наиболее важных новшеств этого рода является их учение о «Софии».

«Они же возвещают нам учение о Софии, как о женственном начале в Боге. Иногда это женственное начало является у них особым существом, или Ипостасью, хотя и не единосущным Св. Троице, но и не совершенно чуждым ей. А иногда — не Ипостасью, а только, как они выражаются, ипостасностью, которая однако способна ипостазироваться, т.е. становиться Ипостасью. Причем в первом случае София является у них существом, превысшим Богоматери, от которой приемлет даже почитание, а в последнем она почти отождествляется с Богоматерью. Как видно они и сами не отдают себе ясного отчета в своих собственных учениях. Но и в той, и в другой форме учение это совершенно чуждо и Апостольскому Преданию, и древле-святоотеческому учению». (Окружное Послание Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей от 18/31 марта 1927 года.)

Для проведения своей ереси братья-софианцы легализуют «Братство Софии», устав которого утверждает обработанный лестью и рекламой, честолюбивый Митрополит Евлогий. Создается организация, не имеющая прецедента в православной практике, а именно создается как говорит кн. Н С. Трубецкой, «внемонастырская община, состоящая из мирян и духовенства», которая «скорее заслуживала бы название ордена, чем братства».

«Братство Св. Софии, — писал кн. Н. С. Трубецкой к прот. С. Булгакову, приглашавшему его в 1924 году вступить в это братство, — состоит как бы вне конкретной церковной организации, не прилегает, а только прикасается к ней в отдельных пунктах. Вследствие этого Братству приходится создавать особо свою особую иерархию, что и является его самым бьющим в глаза отличительным признаком. Институт «духовного главы» и трех степеней братьев, не существующий ни в одном нормальном православном братстве, логически вытекает из необходимости иметь свою иерархию».

«Теоретически мыслимо положение при котором епископ оказывается в духовном подчинении у иерея (как духовного главы Братства), что канонически недопустимо».

«Происходит какое-то установление эквивалентности, какое то координирование двух Иерархий, одной — канонической, другой, основанной, в сущности, на общественном мнении. Происходит внецерковное наделение людей, отмеченных общественным мнением, признаком духовного авторитета, тем более соблазнительное, что чиноприемы и возведения в степени связаны с таинствами покаяния и причащения, придающими им видимость рукоположения».

Эта организация, по мысли кн. Н. С. Трубецкого, не укрепит авторитета канонической Иерархии, а подменит этот авторитет авторитетом светских богословов и религиозных публицистов и, в конце концов, приведет к антиепископальному настроению, близкому к «живой церкви».

Предсказания кн. Н. С. Трубецкого исполнились с поразительной точностью.

Орден софианцев начал свою деятельность с бунта и неподчинения Собору Епископов за границей, во главе с Митрополитом Антонием.

Бунтовщики-софианцы и им сочувствующие объявили, как непререкаемую истину, старую масонскую теорию об отделении церкви от государства. Они стали навязывать свое ложное мнение, что Зарубежная Русская Церковь должна отрешиться от политики, отрешиться от земных споров, а «отрешившись от земных споров, — пишет в масонской газете «Возрождение» связанный с софианцами масон проф. Н. С. Тимашев — церковь тем самым не только формально, но внутренне отделится от государства». Бунтовщики стали призывать отказаться от заветов и традиций Православной Церкви и забыть то великое историческое дело, которому служили наши святители Кирилл, Петр, Алексий, Иона, Макарий, Гермоген, преподобные Феодосий, Сергий, Серафим Саровский и сонм угодников Божиих, отдавая свои молитвы, слезы, труд и подвиг устроению государственной, политической и общественной жизни России.

Заявляя категорическое требование, что церковное дело не должно быть смешиваемо с политическим, софианцы стали учить о непротивлении злу насилием, каковое учение вылилось в определенное и безусловное требование отказа борьбы с сатанистами-большевиками.

«Душа человеческая стоит больше, чем все царства мира» — кричал в исступлении Бердяев и утверждал, что борьба с коммунистами, которые «могут покаяться и обратиться ко Христу», есть дело богопротивное и антихристианское. Бердяеву вторил не менее «православный» Франк, который, обрушиваясь на «идол политики» и признавая «богопротивность» большевиков, вместе с тем настаивает, что и «ненависть к большевикам», равно как политика, направленная к их свержению, столь же богопротивны, как и самый «кумир революций» (Франк. Крушение кумиров.)

Словом, братья-софианцы стали неприкрытыми пораженцами Православия, России и Русского народа, ибо, по словам Митрополита Харбинского и Маньчжурского Мефодия, политика лояльности к советской власти есть политика молчаливого одобрения советской политики, политика соглашательства или, назвав вещь своим именем, предательства Родины и Веры («Хлеб Небесный» №12, 1 ноября 1929 г.)

К поднятому бунтовщиками антиепископальному движению примкнула пресловутая эмигрантская общественность во главе с братом Коковцовым, членом безбожной антихристианской масонской организации Великого Востока Франции.