Вера небесная есть соль жизни. Без веры небесной всякое прикладное знание, всякая вера земная — пресны, безжизненны, томительны.

Земное знание освятил Сам Господь Спаситель, ставши Плотником. Этим Господь освятил в мире всякий земной труд и всякое знание земного Мира: химию, физику, архитектуру, историю, медицину, социологию, геометрию; благословил порядок земных научных верований в аксиомы и гипотезы. Но при условии чтобы кесарь — жизнь мира сего — не затмевал в душах людей Бога.

Ломоносову, Паскалю, Пастеру, Ньютону знание низшего круга не мешает знанию круга высшего. Вопреки закону надмения, они не надмились своим знанием, своей земной красотой и высотой. В смирении своем (смирение есть правда) они постигли жизнь во Христе. Они поняли, что их "научное" знание не есть "высота" для их богообразных душ, и потому нашли другую высоту, иную науку — духа и вечности. Смирились и вознеслись.

А сколько ученых, метафизической надутостью своею прельщают сердца простых людей! Сколько простецов бежит за именем "профессора", как раньше бежало за именем "короля", "героя"… И сколько профессоров принимают эти идолопоклоннические струи в свое сердце! "Род лукавый и прелюбодейный" (Мф. 12, 39), прелюбодейный в самом страшном смысле — самообоготворения, самообожания.

Наступает время, когда все чистые люди науки земной должны отлеплять от своих человеческих достоинств всякий налет практического идолопоклонства и являться свидетелями Божьей славы, благовестниками умаления человека в Боге, и через это — воскрешения нового человечества.

Пусть не странным покажется, что человеку надо обучаться некоему незнанию. Это незнание не будет неведением. Еще менее, оно будет невежеством. Стремясь уйти от лжеименного знания, человек иногда приходит к восхвалению невежества, к отвержению благодатной культуры знания. Это путь ложной философии незнания, путь фарисейский, усваиваемый некоторыми мытарями, становящимися в стороне от жизни мира и превозносящими себя над фарисеями науки. Не этот путь дает Господь, для преодоления соблазна и пустоты лжезнания.

На всех ветхих путях жизни, человеку свойственно "богатиться" и "знать"; к этому устремлена вся первородная похоть человека.

"И увидела жена, что дерево хорошо для пищи и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание, и взяла плодов его и ела" (Быт. 3, 6)… Вот зарождение похоти знания, — греха, в котором пребывает весь ветхий мир человека… "знать", насытиться, обогатиться… без Бога, вне Бога.

class="postLine">Но, — "горе вам, богатые!"… "горе вам, пресыщенные ныне!" (Лк. 6,24–25).

В нынешнем состоянии человечества никакое знание не должно ощущаться как знание. Всякое знание должно переживаться как неведение.

Чем больше человек знает, тем меньше он должен чувствовать, что он знает. Как в духовной науке созерцания тайн небесного мира, так и в земной науке, подлинное достижение сопряжено бывает с сознательным нищанием. "Я знаю только то, что я ничего не знаю", говорил древнейший философ, и эта истина ближе всего пришлась к верхам земной науки философии. Различны формы ее проявления. Это или "feu, feu, feu" — Паскаля, или рациональный агностицизм Бергсона, или мистический агностицизм St. Joan de la Croix, или пеплом посыпаемое ведение преп. Исаака Сирина.

Достаточно привести несколько слов с последних граней человеческой учености, чтобы убедиться в твердости предпосылок философии незнания.

"Как велик, о, как велик Бог, а наше знание ничтожно!" (Ампер). "Не знаю, чем кажусь я миру. Но себе я представляюсь ребенком, который играет на берегу моря и собирает гладкие камни и красивые раковины, меж тем как великий океан глубоко скрывает истину от глаз его" (Ньютон). "Что мы знаем, это — пустяк, а то, чего не знаем — неизмеримо" (Даллас). "Большинство ученых сознает ограниченность положительной науки и признает, что конечные проблемы вселенной для нее недосягаемы" (А. Иоллер). "Я много занимался изучением природы; поэтому я верую, как бретонский крестьянин. Если бы можно было мне заниматься и исследовать еще более, то я веровал бы простою детскою верою крестьянки из Бретани" (Пастер).

Можно было бы без конца умножать эти свидетельства земной человеческой науки. Мало чем отличаются от них свидетельства великих ученых науки духа, св. Подвижников и Отцов Церкви. Их опыт есть — бесконечное смирение… Им открываются тайны, но эти тайны еще величественнее открывают им тайну непостижимости.