Отношение человека к другим людям, к миру (его внешняя жизнь) – всегда есть проекция во вне его внутренней жизни. Если человек внутри себя создает искусственный, фиктивный мир – то и вокруг себя он создаст точно такой же мир. Отсюда искусственный, неорганичный характер нашей цивилизации. Если человек внутри самого себя разделен на враждующие между собой части, если в результате этой вражды он убивает себя как личность, то эта вражда и истребление (убийство) непреложно будут перенесены и во вне.

Маска красива, но коварна – вдвойне коварна, ибо за собой скрывает не только образ Божий, но прячет и тьму человека. Золото маски непроницаемо – блеск его слепит глаза, диавол, нарисовавший маску, льстит человеку, изображая его с нимбом, чтобы за непроницаемым золотом маски свить себе удобное гнездо – поселиться в человеке и украсть у него энергию семени, купить у него душу за безделушки, обольстить его призрачным светом и погубить. Больше всего на свете диавол боится того, что с него сорвут эту маску и обнаружат спрятанное им семя Божие, ибо тогда человек начнет выращивать это семя – и засветится не призрачным светом, а истинным. Диаволу невозможно будет оставаться в человеке, потому что свет этот нестерпим для него.

И вот в драме Лермонтова мы видим этот нескончаемый хоровод масок. Внешне действие носит характер блестящего бала – это сплошной бал, но бал, которым правит сатана. Это веселая игра, пир жизни, но горький пир, пир во время духовной чумы, ибо на этом пиру человек съедает самого себя. В этом внешнем веселье чувствуется какой-то истерический надрыв, бессознательное предчувствие надвигающейся катастрофы, расплаты за паразитическую, беспечную жизнь. За внешней веселостью и блеском разукрашенных масок просматривается томление падшей души – метафизическая тоска ее по своему истинному образу.

Придирчивый читатель, наверное, усмехнется и подумает: «Автор навязывает Лермонтову то, чего у него и в помине нет. Зачем же все обращать внутрь человека? У Пушкина все внутри происходит, у Лермонтова, так и у Гоголя можно все действие внутрь перевести – это натяжка». Чтобы у придирчивого читателя не было сомнений, скажу ему: «У Гоголя тоже все внутри происходит. Только, если Пушкин и Лермонтов это делали не вполне осознанно, то Гоголь прямо заявлял об этом. В ”Развязке Ревизора” он писал: “Всмотритесь-ка пристально в этот город, который был выведен в пьесе! Все до единого согласны, что этакого города нет во всей России: не слыхано, чтобы где были у нас чиновники все до единого такие уроды: хоть два, хоть три бывает честных, а здесь ни одного. Словом, такого города нет. Не так ли? Ну а что если это наш же душевный город и сидит он у всякого из нас?.. На место пустых разглагольствований о себе и похвальбы собой да побывать теперь же в безобразном душевном нашем городе, который в несколько раз хуже всякого другого города, – в котором бесчинствуют наши страсти, как безобразные чиновники, воруя казну собственной души нашей”! [125] Что так волнует нас в Достоевском, почему так поражает и уязвляет душу? – там узнаем мы свои персонифицированные страсти, изуродованный мир своей души. Так что это общее свойство великих писателей».

Метафизическая сущность

персонажей

Если мы представим, что герои драмы – это персонифицированные архетипы сознания, то нам откроется подлинный смысл драмы и подлинная сущность персонажей. Место действия – душа падшего человека, ее метафизические глубины. Это драма внутренне распавшегося, разделенного в пластах своего сознания человека, который утерял свою целостность (целомудрие) и не знает себя в этой целостности, принимая за самого себя только часть своего сознания. Эти части, встречаясь друг с другом, враждуют, потому что каждая часть сознания стремится к абсолютному обладанию человеком. Но «царство, разделившееся само в себе, опустеет» (Мф. 12, 25); раздробленные части единого семени не могут дать всхода, сознание угасает – и человек в этой разделенности гибнет.

Три главных героя драмы: Арбенин, Звездич и Неизвестный – это персонификации разделенных и враждующих между собой ипостасей тройственной мужской природы – это разрозненные части онтологически единой, но в падшем человеке распавшейся души. Арбенин – это слепая воля, узурпировавшая власть в этой душе, страстное, ревнивое и безумное сердце. Уж очень Арбенин напоминает известный персонаж Шекспира – Отелло. Даже и сюжетная линия в ключевой завязке совпадает – у Шекспира подброшенный платок, а у Лермонтова оброненный браслет являются предметами, которые провоцируют безумную ревность, приведшую к трагической гибели невиновных жен персонажей. В фамилии Арбенин (Арабенин), а арабами (арапами) во времена Лермонтова называли африканцев, Лермонтов бессознательно шифрует это сходство. Неизвестный – это мстительный разум, голое рацио, но так как в падшем человеке целостный разум раздваивается (в результате двоедушной жизни), то Лepмонтов, кроме голого рацио, рацио-обличителя, вводит еще и рацио-искусителя (Казарин). Казарин – это скептический ум (рассудок), для которого нет ничего святого (абсолютного), ум, который все подвергает сомнению и опошлению. Звездич – это слепое безвольное желание, животный, телесный эгоизм, перерастающий в безумное честолюбие. В его фамилии зашифрован символ – звезда. Это символ человека, – человеческих желаний (пяти чувств). У Лермонтова Звездич нигде не назван по имени – этим Лермонтов показывает, что у него не сформировано личностное начало. Неизвестный тоже не имеет имени, но он, в отличие от Звездича, утерял это начало, поэтому-то он и Неизвестный, что неизвестно его имя. Звездич военный – это тоже не случайно, потому что военный не имеет свободы выбора, он подчиняется командам свыше, а это свойство низшей, чувственной природы в человеке.

Нина – это найденный и утерянный образ Божий в человеке, ангел Божественной Премудрости [126]. Нина – это уменьшительное имя, истинное ее имя – Анастасия, по-гречески оно означает – воскресение. Так ее называет один из персонажей – Петров. Не случайно, что второстепенный персонаж, только однажды появляющийся в драме и имеющий одну единственную реплику, назван вдруг по фамилии, среди таких же второстепенных персонажей, безлично названных Лермонтовым: 1-й гость, 2-й гость, дама и т.д. Петров – это зашифрованное имя апостола, который первым назвал Спасителя сыном Божиим. Здесь он как бы обнаруживает истинное имя Нины – Настасья, называя ее еще, кроме того, и Павловной, где звучит имя и второго апостола, – апостола мудрости. Характерно, что это именно эпизодический персонаж, ибо в жизни души падшего человека появление апостола – это эпизод.

Женская природа сознания представлена двумя персонажами – второй персонаж это баронесса Штраль – она есть премудрость земная (Афродита Пандемос), в контексте драмы проявляется как заблудившийся здравый смысл. Ее фамилия (Штраль) созвучна с именем аккадской богини Иштар. И это не натяжка – Лермонтов необыкновенно чувствителен к языковым ассоциациям, он гений таких неосознанных связей – четыре общих буквы в именах из шести букв не оставляют сомнения в том, что эта ассоциативная связь возникает у него не случайно. Лермонтов прекрасно знал, кто такая Иштар. Это богиня плодородия, плотской любви, богиня распри и войны. Она считалась покровительницей гетер и проституток. И понятно, какое отношение эта покровительница гетер имеет к Штраль, поведение которой напоминает поведение гетеры. Фамилия баронессы немецкая, она замужем за немцем – в ассоциативном ряду человека того времени это означает, – за чертом. В именах и ассоциациях Лермонтов необыкновенно точен. Имена являются у него своеобразными криптограммами, в которых сокрыт главный смысл, мотивирующий поведение персонажа.

Однако при таком множестве героев, есть все же центральный персонаж – Арбенин. Все остальные герои являются как бы персонифицированными частями его души, хотя в то же время он является и персонифицированной волей. Такой художественный прием позволяет Лермонтову средствам театрального действа показать те сложные процессы, которые происходят в душе человека.

Драма начинается сценой карточной игры. Внутренняя жизнь падшего человека по характеру отношения к миру есть азартная игра, где распавшиеся части сознания хотят ухватить с карточного стола (стола «жизни») крупный выигрыш. Девиз этой игры известен: «Будем есть и пить, ибо завтра умрем!» (Ис. 22, 13). Игра азартна, она затягивает человека, только начни: проиграешь – захочешь отыграться, выиграешь – прельстишься легкостью добычи. Только начни – и ты в сетях диавола. Игра лукава – в ней выигрывает тот, кто больше умеет лукавить, кто умеет гнуться и жульничать – садясь за этот стол, про совесть надо забыть. Честолюбию за этим столом делать нечего, необузданное желание, играющее «ва-банк», как князь Звездич, уходит из-за стола ни с чем. Выигрывает здесь холодный расчет или жесткая воля.