Здесь Лермонтов вскрывает самую суть этой дьявольской игры в маски. Маска не дает увидеть правду, – она задает работу воображению, а воображение порождает иллюзию, которая становится как бы второй маской, но оживленной воображением, так сказать, «душой» мертвой маски, ее фантомом. Мертвая маска оживает, но животворную энергию эта лярва похищает из благодатного источника, с которым человек связан через образ Божий в нем. Эта игра воображения будоражит кровь, производя приятное возбуждение в теле – род наркотического опьянения. Но очень скоро наступает отрезвление, с «похмелья» болит голова – тело томится и снова требует «наркотика» – человек снова опьяняет себя восторгом воображения – ум его помутняется – и он теряет способность видеть духовные реалии в истинном свете – их заслоняют фантомы, вскормленные его воображением. Теперь уже человек не может ориентироваться в этом метафизическом пространстве – он неизбежно попадает в ловко расставленные дьявольские сети и погибает. Опьянение восторгом воображения приводит к духовной слепоте.

И вот князь Звездич (желание) уже захвачен этой игрой воображения – воображение живо рисует под маской прекрасный образ. Но в этой игре нельзя рассчитывать на свое зрение (на логически убедительную, внешнюю связь всей поступающей для ориентирования в этом пространстве информации) – князь обманывается (а вместе с ним и Арбенин) – под маской совсем другая: не та, которую лелеяло воображение, и не та, на которую указывали внешние признаки (браслет). Под маской оказалось не Небесная Премудрость, а земная – желание искало целомудрия, а нашло под маской разврат; алкало целостности, а нашло лишь разрозненные остатки здравого смысла.

Баронесса Штраль (земной рассудок, поврежденный здравый смысл) скрывается под маской. Жизнь-маскарад привычна для нее, интрига – это ее стихия. Маска, надетая на лицо – это способ скрыть себя, не дать узнать какова ты на самом деле. Здравый смысл в падшем человеке всегда в маске – он блудник(ца), в падшем человеке он служит его страстям и потому ему надо маскировать эти страсти, облекать их в маску благородных порывов. Баронесса произносит громкие слова о любви, но настоящая любовь требует искренности, открытости, она не терпит масок – эти слова лишь маскировка грубой похоти. На самом деле, это светская интрижка, ведь при малейшей опасности светской огласки баронесса отказывается от своей «любви». И вот здравый смысл (баронесса) вместо того, чтобы распутывать нить беспутной жизни – еще больше запутывает ее, ввергает всех окружающих в обман-неразбериху, выдавая чужой браслет (браслет Премудрости) за свой. Желание, обманутое словами любви, ввергается в духовный разврат – оно начинает волочиться за блудным здравым смыслом, который разжигает в нем блудную похоть и страсть честолюбия. Такое бесплодное фантазирование, порождая ложную идею-фантом, постепенно порабощает человека. Он подчиняет свою жизнь этой ложной идее, – и идея начинает в нем воплощаться. Он становится носителем этой ложной идеи, ее живым свидетелем. Но так как идея эта ложная, то он свидетельствует о лжи. Ложь же приводит к разрушению и самоистреблению.

Фантазмы начинаются от безделья – у людей, живущих праздной, безответственной жизнью (на паразитическом балу жизни). Жертвой фантазий становятся люди, оторванные от органических основ жизни. Эта болезнь возникает у тех, кто живет искусственной внутренней жизнью – масколудством. Внутреннее масколудство отсекает человека от его «земли» (почвы), ибо эта почва закрыта маской. Человек не знает своей почвы, и даже не хочет ее знать, потому что труд по ее возделыванию связан с грязью. Масколудство – это возможность избежать этого грязного труда, ведь гораздо легче изобразить что-то на маске, чем сделать это внутри себя. Но не только «земля» человека закрыта от него маской – маской закрыто и «небо». Масколудство совершенно отрывает человека от своих корней, земных и небесных – он вырывается из органических основ жизни, в которых совершается внутреннее развитие и становление человека. Земля – это органический уклад народной, семейной и государственной жизни. Небо – это жизнь в Боге.

Лишив себя органической связи с небом и землей, человек как бы повисает между ними, – в воздухе, где и становится добычей воздушного князя. Здесь носятся обольстительные идеи-иллюзии, которые не имеют корня в истинном бытии, ни на небе, ни на земле. Оторвавшись от корней, человек уже совершенно не способен им противостоять – они поселяются в искаженном сознании человека. Несмотря на свою сознательную изолированность от основ бытия, человек все же сверхсознательно остается связанным с ним через наличие в нем образа Божия, поэтому беспочвенные идеи-иллюзии, через паразитирование на древе жизни, получают как бы некое подобие воплощения (призрачность). Это есть внутренний вампиризм, истощающий самые сокровенные силы человека и приводящий его к саморазрушению.

В разгар маскарада, то есть на пике накала страстей, перед Арбениным (страстной волей) неожиданно является Неизвестный (его собственный разум) – так всегда бывает в критических ситуациях. Арбенин не узнает свой разум. Еще в юности Арбенин предал свой разум, отделил его от себя, – в результате чего произошло расщепление целостности сознания. Это род шизофрении, – сумасшествия. Он отстранил от себя разум-обличитель и сдружился с рассудком-скептиком (Казариным), – поэтому он и не узнает свой разум в таком забытом качестве: «Кто этот злой пророк... он должен знать меня». Но в то же время он понимает, что знаком с этим неизвестным ему человеком, потому что тот наговорил ему таких интимных, обличающих его истинные мотивы присутствия в маскараде вещей, которые может знать только очень близкий человек, а Неизвестный знает об Арбенине все, ведь он же его собственный разум. Но для Арбенина разум неизвестен – он всю жизнь жил страстями, волею. Разум прячется от Арбенина под маской, чтобы он его не узнал, – Арбенин никогда не церемонился с ним, – он всегда обрушивал на него свой гнев, когда тот появлялся в критические минуты [129]. Вот и сейчас Арбенин взбешен, неизвестный пророк вздумал его обличать – он в гневе изгоняет его. Однако изгнанный пророк (разум-обличитель) в критические минуты видит лучше и дальше воли (слепого, самоутверждающегося и страстного сердца) – Неизвестный пророчит Арбенину, что с ним случится в эту ночь несчастье. Разум в падшем человеке робок, забит страстной, слепой волей – он может быть лишь пассивным холодным наблюдателем, злым пророком и коварным мстителем.

Сразу же после того, как Арбенин расстается с Неизвестным, к нему подскакивает Шприх – он обеспокоен, жертва встретилась со своим разумом, как бы жертва не выбралась из ловко расставленных сетей: «Кого вы так безжалостно тащили?» Но убедившись, что Арбенин не узнал, кто такой на самом деле Неизвестный, – он успокоился. Однако все-таки решил на всякий случай еще больше углубить пропасть между волею и разумом, – и рассказал Арбенину, как Неизвестный после стычки бранил его.

Браслет – символ

внешнего познания

Любопытно, что сразу же после того, как Арбенин изгоняет Неизвестного, Лермонтов дает две ремарки: «Шприх является. На канапе сидят две женские маски, кто-то подходит и интригует, берет за руку… одна вырывается и уходит, браслет спадает с руки». Эти ремарки полны загадочной символики, смысл первой мы уже прояснили. Попытаемся понять смысл второй. Две маски, сидящие на канапе – это Нина и баронесса Штраль. Нина (Премудрость) тоже пришла на маскарад, она не могла не прийти сюда, – она ведь жена Арбенина. Она надела маску, чтоб ее не видел Арбенин, сейчас, во время пробуждения своей страсти, он не хочет видеть ее, а она никогда не насилует свободы человека. Но она обручена с ним (браслет здесь символ этого обручения), и должна следовать за ним, хотя и неузнанной, ведь она еще не изгнана, не опорочена. Она хоть и под маской, но не принимает этой игры в маски (отвергает притязания интригана) – остается верной Арбенину. Но Арбенин заблудился и с гневом изгнал обличающий его разум – именно в тот момент спадает браслет с руки его жены, чтобы перейти на руку другой (земной премудрости), потому что Арбенин через Звездича завел с ней интригу. Характерно, что браслет в данном контексте является символом ее верности, но в глазах Арбенина и Звездича, принявших игру в маски, этот же браслет становится символом неверности. Хотя Арбенин на маскараде и без маски, но внутренне он эту игру в маски принимает. Нина же, будучи в маске, отвергает ее.

Вторая маска (баронесса Штраль) подбирает браслет. Маска дает возможность выдавать чужие вещи за свои, ведь тот, кто не видит истинное лицо под маской, тот ориентируется по внешним признакам. Арбенин и Звездич – в плену страстей, и потому потеряли способность срывать маски. Они становятся жертвой путаницы с браслетом, внешний атрибут (вещь) для них становятся главным аргументом для принятия лжи как истины. Это прелесть позитивистского, материалистического взгляда на мир, так сказать, строго научного подхода, при котором из поля зрения совершенно исключается метафизическая суть явления (которая на самом деле и определяет явление). Анализу подвергаются только внешние его признаки. На основе добытых фактов выстраиваются теории, где вещь (внешний атрибут), взятая, так сказать, на ощупь, закладывается как краеугольный камень теории. Вещь здесь выступает в роли идола – поэтому это есть род идолопоклонства.

Лермонтов с гениальной простотой, средствами поэзии, показывает метафизическую суть этой прелести. Он открывает нам, как эта прелесть зарождается, развивается и к каким разрушительным последствиям в душе она приводит. В этом смысле Лермонтов выступает как пророк, ибо он предсказал последствия этого прельщения задолго до того, как человечество пожало его плоды.