Mysticism or spirituality? Heresies against Christianity.

Скрябин, конечно, мистик-таинник. Он горделиво заявляет:

Я пришел поведать Вам

Тайну жизни,

Тайну смерти,

Тайну неба и земли.[139]

Но это декларация ничем не подтверждается, ибо он хранитель тайны магической технологии, а не тайны жизни. Он далек от тайны жизни, и гораздо ближе к тайне смерти. Тайну жизни он ищет в низкой, опустошительной эротике. «Проникнуть можно лишь сквозь пену сладострастья в ту область тайны, где сокровища души» [140] – признается он откровенно. Вряд ли это поможет познать тайну жизни, а вот к тайне смерти приобщиться через это можно. Как говорит апостол Павел: «Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление» (Гал. 6, 8). Да и его магическая технология – это не технология умножения жизни, а ее уничтожения. Все его творчество (а оно, по его собственному признанию, началось только с «Мистерии») – это попытка создать новую музыкальную технологию, как он думал, преобразования мира. Впрочем, по декларированному им замыслу, да и по характеру осуществления – это, скорее, попытка не преобразовать, а уничтожить мир. Преобразовать мир он хочет в экстатическом слиянии с миром. Но странно описывает это слияние:

Тогда я ринусь на тебя

Толпой чудовищ страшных

С диким ужасом терзаний,

Я наползу кишащим стадом змей

И буду жалить и душить! [141]

Человек, имеющий суицидальные наклонности, но не решившийся уничтожить себя – стремится завуалировано исполнить свое намерение через уничтожение мира. Скрябин человек другого масштаба – бесовское одержание, при доверии бесу, обычно заканчивается самоубийством, но здесь он осуществляет это разрушение как композитор.

Скрябин – пророк новой

религиозной эпохи

Творчество Скрябина – яркий пример той двойственности, которая заложена в самой культуре, как плоде падшего человека.

А.Ф. Лосев назвал Скрябина сатанистом, сатанизмом позже он назвал и эстетику низа Рабле, которую оправдал и ввел в мировоззренческий обиход нашего времени Михаил Бахтин. Эстетика низа ниспровергала духовные ценности, выступала не только против ложных идей коммунистического общества, как думал Бахтин, но разрушала вообще Идеальное, а вместе с этим низвергала и христианские непреходящие ценности. Однако задолго до Бахтина тоже самое в своей музыке и музыкально-мистической эстетике проделал Скрябин, выдвинув идею оргиазма, возвращения в хаос, как способа преобразования мира. И идею основополагающего значения ритма в музыке. Бахтин невольно сделался идеологом перестройки и последовавшей за ней либерализации. В либеральную эпоху мы как раз и увидели ту эстетику низа, которую так обоснованно защищал Бахтин. Но мы увидели и то, как все музыкальное пространство заполонила музыка, в которой ритм стал главным, самодовлеющим элементом. Ритм тоже воздействует на низ человека и возбуждает его деятельность. Повсюду появившиеся дискотеки были устроены буквально по образу скрябиновской мистерии. Там царствует музыкальный ритм, который сопровождается свето-цветовыми эффектами, там совершается та самая оргиастическая «пляска падших», которую в очень сходных деталях и образах описал Скрябин. Он явился как бы музыкальным пророком, но его предсказания и задумки касались не только низа, они затрагивали и метафизические основы. Собственно, Скрябин явился пророком той самой новой эпохи, наступление которой нам объявляют оккультисты, ведь адепты Нью Эйдж так же, как и Скрябин, сулят конец христианству (оно выполнило свое назначение). В этом смысле Скрябин оказался хорошим учеником Блаватской. Но превзошел и ее – она объявила спасителем человечества сатану, а Скрябин сделал им самого себя.

Однако оба через свой мистический опыт весьма убедительно доказали, что новая религия, приход которой они пророчили, будет сатанизмом. Сатанизм разрушает сакральное пространство – священную иерархию бытия, с точностью до наоборот переворачивая и переоценивая все элементы этой иерархии, а также всячески уводит все живое из сакрального времени, в котором совершается созревание и преображение всего живого для Вечности. Карнавализация жизни, которую предлагал ввести Бахтин, и есть такое диавольское переворачивание священной иерархии бытия. Скрябин совершил такой переворот в музыке, сделав в ней главенствующим элементом ритм. Преобразить же мир он хотел насильно, магически, искусственно, а не органически, как это совершается в сакральном времени, поэтому вместо преображения это может привести только к разрушению. Скрябин задумывал разрушить мир в его основах – в пространстве и времени, поэтому покушался на священную иерархию, поставив на место Бога человека (самого себя); и помещал эту «иерархию» в искусственно созданный им мир, выведенный полностью из сакрального времени, в мир, существующий только в его творческом воображении.

Тем не менее, и в скрябинском мистическом переживании содержания искусства мы должны отметить один очень важный для всего нашего исследования момент – Скрябин, пусть и извращенно, но стремился своим творчеством преобразить мир, показать его в преображенном виде, ведь и разрушить его он пытался только для того, чтобы его преобразить (неважно, как он понимал преображение). Скрябин был обманут – преображения не состоялось, произошло только саморазрушение. Обольщение, подобное скрябинскому, невозможно без демонической спекуляции подлинными ценностями. И здесь заключена великая тайна культуры и, в частности, искусства – стремление к преображению есть его двигатель , даже и в случае спекуляции. Святые отцы называли страсти извращенными добродетелями, поэтому даже извращение, как подобие реальности, возможно только из добродетели. И, соответственно, подлинный смысл творчества мы можем увидеть только в этом его стремлении к преображенной жизни.