В Библии не только каждая буква и слово обладают соответствием контексту целого, который удивительно согласован с каждой буквой, но и цифры, кроме их обычного значения, выражают законы, заложенные в природу Богом. Исследователь таких законов К.Л. Леонтьев показывает на родословной Адама, что отношение дат рождения и смерти Адама, его сына и внука находится в удивительном математическом соотношении, которое соответствует октаве, квинте и кварте. «Если принять во внимание, – пишет он, – что такой результат зависит от 12-ти чисел (три даты смерти и девять чисел годов отцов, в которые рождались у них первенцы), то трудно допустить, что наблюдаемая гармония случайна. Достаточно любое из 12-ти чисел изменить хотя бы на единицу и от этой гармонии не останется и следа» [234]. То, что это не совпадение подтверждается наблюдениями и другого характера. Так, например, «соответствующие основным музыкальным интервалам числовые отношения входят в качестве численных факторов или показателей степеней в наиболее общие или самые общие формулы физики, химии и других наук. Этими отношениями определяются оптические параметры Солнца и земной атмосферы, свойства человеческого зрения и многое другое» [235].

Интересно, что размеры ковчега 150х25х15 м идеально соответствуют только ныне известному соотношению ширины и длины 6:1, обеспечивающее судну наилучшие ходовые качества в дрейфе, а соотношение ширины и высоты дает судну наибольшую устойчивость при качке. У человека в то время не было таких знаний – размеры ковчега были указаны Ною Богом.

Есть наука, которая изучает законы гармонии и красоты. На первый взгляд, можно отнести эту науку к гуманитарной области, но это самая что ни на есть точная наука, потому что исследовательские ее методы основаны на математическом анализе. Так вот, в Библии присутствует набор цифр, которые являются своеобразными модулями, образующими гармоничные отношения и пропорции.

Нарисованная в книге Бытия картина сотворения мира полностью соответствует современным научным представлениям. Просто в Библии последовательность творения изложена архаичным языком. Даже библейские чудеса, которые для очень многих людей явились камнем преткновения в доверии Писанию, нашли научное подтверждение. Например, библейский рассказ о том, что солнце по молитвам Иисуса Навина остановилось на сутки. Расчеты астрономов показали, что единственный раз в истории было заторможено движение земли (чувственно это воспринималось как остановка солнца) – и событие это совпадает со временем похода Иисуса Навина на Палестину. Моисей, не имеющий ни одного научного прибора, не владеющий экспериментальной методикой, вдруг описывает происхождение и бытие мира с той научной точностью, которой наука достигла только в настоящее время. Объяснить этот феномен можно только тем, что Моисей получил эти сведения от Бога. А подтвержденные чудеса говорят об истинности всего того, что написано в Библии.

Библия не перестает удивлять ученых. «Несколько лет назад, – пишет К.Л. Леонтьев, – американские ученые в области математической статистики были поражены открытием профессора математики Элиягу Рипса, который доказал, что содержание Библии состоит не только и не столько в ее фабуле, но и в том, что зашифровано в ее тексте. В результате расшифровки оказалось, что в тексте Пятикнижия можно получить слова и понятия, говорящие о вещах или событиях, которые, казалось бы, никак не связаны с основной нитью библейского повествования, или о событиях, происходивших много позже написания Библии. Эти доказательства настолько очевидны и математически безупречны, что они привели в состояние оцепенения многих ученых, которые Книгу Книг воспринимали как обычное человеческое творение» [236].

Ученые доказали, что мир устроен иначе – и это имеет огромное значение для изменения нашего мировоззрения, для понимания роли человека в мироздании. Но их открытия имеют двойственное значение. С одной стороны, – они развенчивают миф о мире как мире исключительно материальном и тем самым изменяют представление о человеке и его роли в мироздании, с другой стороны, – расширяют возможности человека и новых технологий. Последнее обстоятельство особо настораживает, ибо в падшем состоянии человек не способен обуздать свои аппетиты – стало быть, расширяются и его возможности разрушительно воздействовать на себя и на мир. Модернизационный и интеллектуально-познавательный пафос у ученых остается. Но отставание нравственного роста человека от роста его познавательных и технологических возможностей может привести мир к катастрофе. По сути дела, наука, открывая доступ к использованию энергий и материалов этого мира, не дает представления о подлинном источнике этих энергий, ведь изучаемая наукой сторона жизни – это лишь поверхность огромного бесконечного континиума Бытия, неизвестного науке. Каким образом эта поверхность связана с другими пластами жизни, мы не ведаем. К примеру, мы пользуемся электричеством, – без него жизнь современного человека немыслима – но никто не может дать гарантии того, что его использование не разрушает другие неизвестные нам слои жизни. Однако человек упорно стремится использовать неизвестные ему миры, – управлять ими. Оккультные технологии открывают перед современным человеком новые возможности в новых слоях Бытия. Заметим, что сближение науки и религии вызвало огромный интерес к оккультизму. Оккультизм по задачам и даже методам настолько оказался близок к науке, что религиозные поиски современного человека, выросшего на дрожжах научного мышления, вылились в реанимацию оккультной мистики и практики.

Наука и научность

Сегодня сами люди науки гораздо трезвее относятся к своим теориям и открытым ими законам. В. Гейзенберг, как уже было сказано выше, показал, что открытые наукой законы описывают всего лишь статистические закономерности. Но если это так, то в такой статистике возможны исключения – и, стало быть, то, что мы называем чудом, вовсе не противоречит научным законам, а является лишь исключением, не входящим в число статистических случаев. Значит, вера в чудо – это не какие-то там бабушкины сказки, а уверенность в том, что невидимо для нас существует – принадлежит бытию, однако статистическому учету не подлежит.

Надо сказать, что наше мышление сформировалось под влиянием классической физики, в которой все процессы описывались как строго детерминированные. А это означает, что эти процессы можно было точно учесть, – подсчитать, измерить. У нас уже в языке заложена эта логика и уверенность, ведь научное мышление активно внедрялось в обыденное сознание. Но если в науке эта уверенность рухнула, то в обыденном сознании эта уверенность еще долго будет существовать, тем более, что эта устаревшая теория до сих пор используется идеологами, ибо с ее помощью можно легко манипулировать и управлять сознанием. И. Пригожин пишет по этому поводу: «В 1986 году сэр Джеймс Лайтхил, ставший позже президентом Международного союза чистой и прикладной математики, сделал удивительное заявление: он извинился от имени своих коллег за то, что “в течение веков образованная публика вводилась в заблуждение апологией детерминизма, основанного на системе Ньютона, тогда как можно считать доказанным, по крайней мере с 1960 года, что этот детерминизм является ошибочной позицией”. Не правда ли, крайне неожиданное заявление? Мы все совершаем ошибки и каемся в них, но есть нечто экстраординарное в том, что кто-то просит извинения от имени целого научного сообщества за распространение последним ошибочных идей в течение трех веков. Хотя, конечно, нельзя не признать, что данные, пусть ошибочные, идеи играли основополагающую роль во всех науках – чистых, социальных, экономических, и даже в философии. Более того, эти идеи задали тон практически всему западному мышлению, разрывающемуся между двумя образами: детерминистический внешний мир и индетерминистический внутренний» [237].

Настоящие ученые всегда очень скромно оценивали возможности науки и прекрасно понимали, что наука занимается очень узкой сферой жизни – их научное мышление не мешало им быть людьми религиозными. Они никогда не переносили методы научного мышления в другие области знания. Н. Бердяев метко назвал такой перенос научностью

. «Никто серьезно не сомневается в ценности науки, – писал он, – но в ценности и нужности научности можно серьезно сомневаться. Научность есть перенесение критериев науки на другие области духовной жизни, чуждые науке. Научность покоится на вере в то, что наука есть верховный критерий всей жизни духа, что установленному ей распорядку все должны покоряться, что ее запреты и разрешения имеют решающее значение повсеместно… критерий научности заключает в тюрьму и освобождает из тюрьмы все, что хочет и как хочет… Но научность не есть наука и добыта она не из науки. Никакая наука не дает директив научности для чуждых сфер» [238].

«Научность» – это удел тех людей в науке, которые не достигли серьезного уровня знания. Известный физик-теоретик К.П. Станюкович говорил, «что обычно верующий – это недостаточно образованный человек. Когда человек не располагает знанием – для него вера в Бога естественна. Когда же он находится в процессе освоения знаний, как правило, он становится атеистом. Он проникается убеждением во всесильность науки и знаний. Ему кажется, что Бог является лишним в научной картине мира. Но потом, когда он освоит накопленный наукой объем знаний, он становится верующим в Бога, конечно не в привычном смысле. И я, – говорил К.П. Станюкович, – в этом смысле являюсь верующим» [239].

Серьезный ученый совмещает свой научный багаж с верой в Бога и даже объясняет нам, по какой причине происходит расхождение этих двух взглядов. И причина эта оказывается настолько банальной, что о ней не стоило бы даже упоминать – это научная некомпетентность или, иначе и проще говоря, невежество. Чем компетентнее ученый, чем больший у него научный багаж, тем с большей уверенностью мы можем утверждать, что он верит в Бога.