Mysticism or spirituality? Heresies against Christianity.

В грехопадении же мы эти качества утратили. Страсти, рожденные в грехопадении, совершенно изменили душу и тело человека, сокрыв в ней эти качества – от них осталась лишь бессознательная память. Само слово: страсть, в котором так и слышится другое слово: старость, очень точно выражает суть происшедшего с человеком. У него в душе и в теле наступила старость, некое окостенение – остановка процесса развития этих качеств – и он, вместо врастания в жизнь вечную, устремился к смерти – в нем начались процессы стагнации и распада.

Все живое имеет свойство удерживать жизнь, бороться за нее, преодолевая препятствия, возникающие на пути его развития и становления. Если мы закатаем траву под асфальт, лишив её условий существования – мы увидим, что трава начнёт активную борьбу за жизнь, находя отдельные трещинки, будет взламывать и пробивать придавливающую корку монолитной массы. Вот это и есть самая существенная характеристика жизни – преодолевать то, что препятствует ей. И это свойство Бог дал всему живому.

В природе эта сила не имела возможности преодолевать барьер смерти. Человеку же Бог даровал «дыхание жизни» (Быт. 2, 7), которое давало ему возможность врастать в жизнь вечную. Адам, по учению святых отцов, потенциально имел бессмертие – и должен был обрести его актуально. Но Адам не выполнил своего предназначения – и «дыхание жизни» в нем теряет это свойство перерастать в жизнь вечную. Человек утрачивает это, только ему свойственное, качество. Он, растрачивая «дыхание жизни», как бы теряет человеческое достоинство, и в каком-то смысле уподобляется животным, точно также как «блудный сын», утратив отцовское наследство, уподобляется свиньям, едя с ними из одного корыта.

Сталкиваясь теперь с тем, что препятствовало его жизни – человек не имел уже достаточно сил, чтобы побеждать эти препятствия – страсти отнимали у него эту силу. Если Адам, памятуя о своей близости к Богу, имел этой силы еще достаточно для того, чтобы прожить 930 лет, то мы эту силу утратили почти совсем – срок нашей жизни стал ничтожно малым. Имея и так скудный запас, мы быстро истощаем и его, отдаваясь безоглядно страстям и не принося покаяния.

Если вспомнить жизнь святых, которые обретали пред Богом благодатные силы, преображая свое тело, то мы увидим, что жизнь их была полна препятствий. Там же, где этих препятствий было недостаточно, святые сами создавали их себе, неся аскетический и молитвенный подвиг.

Мы же немощны, мы не умеем и не хотим преодолевать препятствия – мы устремлены к комфорту, порой мы не хотим даже двигаться, не то, чтобы нести подвиги. Мы расслаблены и, если Бог по своему милосердию не скажет нам однажды: «Встань, возьми постель свою и иди в дом твой» (Мф. 9, 6), то есть не приведет нас к вере и не введет нас в дом наш, в дом Божий, то мы так и покинем этот мир в расслабленном состоянии.

Однако, в бессознательной глубине души любого человека осталась все-таки память о том благодатном времени, когда человек был еще не падшим и обладал вышеописанными качествами. От Адама мы унаследовали не только первородный грех, но и память о том, что человеку открыты иные возможности познания и преодоления пространства и времени.

Соблазны телевидения

Телевидение как раз и откликается на эту глубинную потребность человека быть иным. Человек впивается в телевизор, не понимая, что же его так притягивает к нему? Перемещаясь с героями фильмов и передач изо дня в день, из эпохи в эпоху, из одного места в другое, он смутно осознает, что он также мог бы перемещаться, но только не иллюзорно, а реально. Это припоминание находится на такой неосознанной глубине, что его даже нельзя назвать сознанием. Но это, если так можно выразиться, неосознанное сознание обладает некой подлинной силой, точнее остатком той силы, которую когда-то Господь вложил в человека. Вот эта подлинная, реальная сила и заставляет человека часами просиживать у телевизора. Бесконечный, безостановочный просмотр передач создает у человека иллюзию того, что он вышеупомянутые качества получил, что он их в процессе просмотра развивает.

Потребность в созерцании, в зрении, то есть созревании, которое происходит в человеке через созерцание и осмысление – через умозрение – через зрение посредством ума и через созревание самого ума и расширение сердца – есть органическая потребность человека. Это первичная его духовная потребность, без нее невозможно духовное становление человека. Этот жизненный корень созерцания и питает тягу человека к познанию. Только тяга к телевизионному познанию является суррогатом познавательной потребности, – отравляющей и уродующей человека страстью.

Связь человека с Богом и называется религией – и эта связь должна быть реальной, а не виртуальной. У святых она была, можно сказать, «телевизионной», а это говорит о том, какой она должна быть вообще у человека. В этом-то сокрыта самая главная тайна телевидения. Телетрансляция – есть суррогатная замена самой насущной потребности человеческой жизни – потребности в богообщении. Этим объясняется и тайна такой прочной и одновременно порочной привязанности человека к телевещанию, – причем, именно к феномену самой трансляции, а не к содержательной его части. По этой причине человек способен часами смотреть малосодержательные и бессодержательные программы – его удовлетворяет просто картинка, святящийся дисплей, который своим синим светом свидетельствует о том, что связь вроде бы есть.

Но в этом-то кроется и главная тайна даже не развращающего, а повреждающего воздействия телевидения на человека. Это воздействие происходит на онтологическом, жизненно важном уровне. Если с идеологическим, безнравственным влиянием телевидения еще как-то можно справиться, то на онтологическом уровне от этого воздействия можно защититься только установлением подлинной связи, подлинной трансляции. Однако в том-то и дело, что телевизионная связь мешает устанавливать человеку связь с Богом, потому что занимает то место, на котором эта связь должна быть установлена. В этом главный вред телевидения.

Телевидение поддерживает и ускоряет душевный распад и деградацию в человеке. Святые отцы называли человека «существом словесным» – мыслящим, что и отделяет его от животного мира. Телевидение приучает человека воспринимать все в образах и представлениях, по святым отцам это «есть свойство неразумных животных, а не существ разумных» [250]. Потоком образов логосное начало подавляется в человеке. Фантазирование уводит его в мир грез, в мир виртуальный, который не так уж невинен, как нам это представляется, ибо первым в состояние «многосоставного воображения», «возмечтав и наполнив ум свой образами равенства Богу, ниспал Люцифер» [251]. Вслед за ним и Адам ввергся в «чувственную, многосоставную, многовидную, в образы и мечтания погруженную жизнь». Воображение питает страсти, расслабляет волю и подавляет мышление.