Здесь нет нужды доказывать связь протестантизма с политическим и нравственным либерализмом, самыми существенными признаками демократии. Но либерализму политическому и нравственному всегда предшествует либерализм религиозный. В протестантизме же отказ от традиции и либерализм в отношении толкования Евангелия являются программными, основополагающими тезисами учения. Протестантизм, собственно, и есть свободная (либеральная) редакция христианства. Но либерализм, вольно или невольно, ведет к подмене христианства антихристианством, потому что христианское понимание свободы, как свободы от греха, – подменяется антихристианским представлением о свободе, как свободе для греха. Либеральная демократия ставит себе целью установление на земле некоего подобия рая (Царствия Божия на земле). Но достигнуть этого земного рая устроители его собираются без нравственного обновления человека, более того, именно опираясь на падшего, эгоистического человека, потому что в основу такого движения к «раю» положена прагматическая идея рыночной экономики. А что такое эта идея, как не идея, в которой центральное место занимает именно эгоистическая испорченность человека, ведь все достижения такой экономики складываются из соединения эгоистических интересов всех участников этого процесса. Однако эгоизм, помноженный на эгоизм, не может дать в сумме что-то иное. Умноженный эгоизм приведет только к большему столкновению и борьбе эгоизмов, которая, в конечном итоге, приведет к распаду и гибели мира.

В либерализме даже сама идея построения рая на земле приземляется, ибо настоящие апологеты этой идеи всегда исходят из максимализма, – они хотят, пусть и не подлинно, но обрести подлинное бытие. Но в либерализме эта идея устроения бытия сводится лишь к устроению быта, – к социальному аспекту. Протестантизм носит очень сильный социальный оттенок. Собственно, сам протестантизм начался как социальное движение. Вспомним Томаса Мюнцера и его религиозную программу. В программу Кальвина входило завоевание мира для Христа.

Современный либерализм совершенно утерял религиозные черты, поэтому из его мировоззренческого круга исключены понятия сакрального времени, как циклов созревания живого для Вечности и сакрального пространства, как священной иерархии бытия. Время сводится к измерению скорости технологических процессов, и определяется через расстояния между объектами влияния, а циклы измеряются короткими сроками правления президентов.

Понятие священной иерархии вообще неведомо члену либерального общества, ибо иерархия сводится к человеку – он стоит в центре, наверху иерархии, им устанавливаются законы общественной и культурной жизни, ведь он является мерой всех вещей. Простой пример, Европарламент принял специальную резолюцию по правам человека, включившую два весьма примечательных пункта: провести специальную кампанию за социальную интеграцию гомосексуалистов и добиваться разрешения для женщин посещать Афон. Либертинисту все равно, что этот запрет установила Сама Божия Матерь, для него такие вещи не значимы, также не значимо и Священное Писание, устанавливающее общественное порицание гомосексуалистов.

Исключая из жизни Священную Иерархию и отвергая Сакральное Время, либерализм закрывает окно в Вечность и разрушает этот мир, способный рождать человека для Вечности. В конечном итоге, либеральная идеология попыталась соединить нравственные идеалы христианства с материалистическим взглядом на мир, но этот опыт привел к нравственной деградации, ибо нравственность невозможно обосновать на материализме.

Либеральная демократия

и личность

Либеральная демократия всегда строится сверху, – и потому вырождается в олигархию. Олигархия же использует власть только в своих корыстных интересах, рыночная экономика как раз и поддерживает эту корысть. Отношения между людьми в системе рыночной экономики строятся только вещные, трудовые и социальные, поэтому и сам человек в этой системе становится вещью, товаром. Такие мертвые общественные отношения возможны только тогда, когда человек отдаляется от Бога и у него исчезает предстояние пред Богом, – общение Личности с личностью. Тогда возможно и отношение к человеку как к вещи, как к товару. Поэтому отношение к человеку как к личности в таком сообществе исчезает. О личностном становлении человека в таком сообществе никто не заботится, потому что человек интересен такому обществу, только как полезный его член. Общество интересует только то в человеке, что он может дать ему; и его совершенно не интересует, что оно может дать человеку – поэтому человек становится частью общества, и частью вполне заменимой. Такое отношение к человеку находится в коренном противоречии с духовным пониманием соотношения: человек – общество, ибо не человек является частью общества, а, наоборот, общество является частью человека.

За идеей заменимости человека стоит идея не равенства людей, а их одинаковости. Поэтому либеральной демократией, с ее рыночным подходом к человеку, стираются качественные различия личностей, чем разрушается органически существующая иерархия (неодинаковость). Это приводит к выравниванию того напряжения бытия, которое существует в обществе неодинаковых людей (в иерархическом обществе) – и это приводит к смерти общества.

Самое страшное в таком обществе – это нравственная холодность, нравственная энтропия. Когда умирает нравственность, тогда появляется закон, до тонкостей регламентирующий отношения между людьми, потому что, отдалившись от Бога, они отдаляются и друг от друга. Нравственная энтропия нивелирует людей, делает их всех одинаковыми, но подлинное единство возможно только при разнообразии. Можно ли себе представить Тело Христово, состоящее из одинаковых членов? – нет, в таком уродливом единообразии невозможна жизнь многофункционального организма. Органическое единство требует разнообразия и иерархии членов. Социальное равенство возможно только при сознании того, что оно коренным образом отличается от равенства личностного, ибо личностное равенство возможно только в иерархии.

В российском обществе энтропия, приводящая к одинаковости, преодолевалась созданием неимоверного напряжения между полюсами, к которым было устремлено общество. Этими полюсами являлись святость и разбой. Русский человек – максималист, он не принимает западной теплохладности, поэтому с максимализмом он устремлялся и к обоим полюсам.

В демократии существует совсем другое напряжение – это борьба индивидов и индивида с обществом. Преодолеть это общественное напряжение невозможно никакими законами, потому что это напряжение лежит в основе либеральной демократии, в ее идее. Личность в христианском понимании неотрывно связана с собором, поэтому здесь снимается это общественное напряжение и монарх по замыслу является той личностью, которая осуществляет интересы всего собора и каждой личности в отдельности. Монарх берет на себя личностную ответственность за общество.