Вера есть правило жизни. Мы должны жить по вере; иначе, если жизнь не согласуется с верой, такая вера мертва и совершенно бесполезна. «Кая польза, братие моя, аще веру глаголет кто имети, дел же не имать? Еда может вера спасти его?» (Иак. 2:14) «Якоже бо тело без духа мертво есть, так и вера без дел мертва есть» (Иак. 2:26). В изъяснение слов Христовых: «Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отца Моего» (Мф.7:21), – Златоуст говорит: «Господь хочет здесь указать, что вера совершенно бессильна без дел». Значит, вера без дел есть только труп веры и не может ничего совершить, и человек, верующий, но не живущий, как христианин, пусть не надеется на вечное спасение. Для этого требуется истинная вера и добрая жизнь. Этими двумя человек может спастись; с помощью этих двух крыльев может взлететь к раю. Мы видели, какова должна быть вера христиан; посмотрим, какова их жизнь. Вера христианская вся божественна в своем начале, распространении и утверждении; как учение она вся – истина, как закон вся – святость. А какова жизнь современных христиан? Какова она? Здесь недостаточно слов, чтобы ее описать; нужны слезы, чтобы оплакать ее. Мы знаем, что обозначал собой тот идол, которого царь Навуходоносор видел во сне. Мы имеем на это указание и разъяснение в Божественном Писании. Оно очень уместно для нашей речи. «Ты, царю, видел еси; и се, тело едино… егоже… глава от злата чиста, руце и перси и мышцы его сребряны, чрево и стегна медяна, голени железны, нозе, часть убо некая железна и часть некая скудельна» (Дан. 2:31–32). Таково, поверьте мне, истинное изображение жизни и поведения христиан.

Голова идола была сделана из чистого золота. И жизнь христиан в первые века христианства имела своим началом в добродетели и святости чистое золото. Архиереи, иереи, диаконы, иподиаконы, монахи, все вообще клирики были как чистое золото в добром житии и примере, чистым золотом в учении и нравах, по телу и душе; все золотые, они во всех делах своих сияли, как свет истинный, по заповеди Христа: «вы есте свет мира» (Мф. 5:14). Равным образом и миряне были чистым золотом в жизни; мужи – чистым золотом в доброте, жены – в скромности, старцы – в рассудительности, юноши – в девстве, дети – в простоте. Христиане, все золотые в уме своем, ни о чем, кроме духовного и небесного, не помышляли; золотые по языку своему, проводили время не в пустом осуждении ближнего, а в молитвенных песнословиях Богу. Все золотые по рукам своим, они не грабили из сребролюбия чужих вещей, а раздавали в милостыню свои собственные. Золотые в сердце, они все любили только Бога и ближнего. По любви к Богу они всегда были готовы пролить кровь свою в мученичестве; в любви к ближним они все имели как бы одно сердце, одну душу. Голова из чистого золота – это христиане добродетельные, святые, истинные христиане. Затем следует серебряная грудь: ценность понизилась. Дорого и серебро, но не так, как чистое золото. С течением времени остыл тот пыл веры, уменьшилась добродетель. Жизнь христиан была хорошая, но уже совершенно не такая, как в первое время. Далее идет медное чрево. Стало еще хуже. Настала жизнь ниже и первой, и второй, распространились нравы жестокие и суровые. Но как медь, хоть и не равноценная золоту и серебру, все–таки стоит чего–нибудь, так же точно и христиане, хоть и не походили на христиан первого и второго периода, однако не были совершенно непотребными. Если они не были совершенны, то не были и ничтожны: между многими пороками можно было найти хотя бы одну добродетель. «Чрево медяно». Но в конце концов, в эти несчастные времена, мы до¬стигли низших частей идола, ног, которых «часть убо некая железна и часть некая скудельна». Иначе говоря, мы достигли того жалкого состояния, ниже и хуже которого не можем ничего отыскать. Мы отчасти похожи на железо, отчасти на глину. Как железо, мы, без блеска добродетели, заржавели в невежестве, тверды в грехе. Нравы наши, как глина, дела наши скверные, бесчестные, ничтожные. Наша злоба достигла крайности. Вера наша христианская, но жизнь – языческая. Это я вам представлю воочию.

Был полдень, когда однажды Диоген зажег свой фонарь и стал ходить по афинской площади, как бы ища чего–то. Кто видел его, со смехом спрашивал, что он ищет. Человека, отвечал он. Как же это? Разве ты не видишь стольких людей? Площадь полна людей, спрашивали его, и ты среди них ищешь какого–то человека? Да, я человека ищу, человека, отвечал Диоген. – Какого же рода человека ищет Диоген? Люди бывают двух родов. Есть люди, которые имеют только вид и образ человека; это – люди только по видимости, по наружности (таковы и трупы, изображения и идолы людей), но внутри они совершенно бесполезны, скорее похожи на неразумных животных по своим страстям или непотребству. Много таких видел перед собой Диоген, но не такого ему нужно было. Есть также люди, которые, кроме человеческого вида и образа, имеют и человеческий разум, и добродетель, и во внутренних побуждениях и во внешних действиях они все разумны, рассудительны, добродетельны – истинные люди. Такого–то человека и искал Диоген в том многолюдном городе, в Афинах, – и не находил. Ищу человека, ищу человека!

Мне тяжело проводить сравнение, но сказать правду нужно. В то время когда, как солнце в полдень, сияет Православие, возжигаю и я светильник Евангельской проповеди, прихожу в церковь, полную христиан, и ищу христианина, ищу христианина! Как же это? Разве не христиане те, которых я вижу здесь и там, в городах, крепостях, в областях, царствах, в значительной части вселенной? Бывают двух родов христиане. Одни только носят это имя, христиане по внешности, и, по–видимому, имеют, как говорит Павел, только образ истины, а внутри не имеют должных дел. Они имеют христианскую веру, но не жизнь; жизнь их противоположна вере. «Имущий образ благочестия, силы же его отвервшиеся» (2 Тим. 3:5). Из таких мне никого не нужно. Но есть христиане, которые, кроме имени, имеют еще дела, вместе с верой соединяют должную жизнь и вовне и внутри всецело православны, поистине христиане. Я хочу найти хотя бы одного такого в многолюдном христианском городе, но не нахожу. Христианина ищу, христианина! Я перехожу с места на место, чтобы найти его. Ищу на площадях, между вельможами, но вижу здесь одно только тщеславное самомнение. Нет христианина! Ищу его на базарах среди торговцев, но вижу здесь одну ненасытную жадность. Нет христианина! Ищу его на улицах среди молодежи, и вижу крайнее развращение. Нет христианина! Выхожу вон за стены города и ищу его с поселян, но вижу здесь всю ложь мира. Нет христианина! хожу часть моря и ищу его среди матросов, но слышу здесь ни страшные ругательства. Нет христианина! Обхожу войск ищу его среди солдат, но вижу здесь крайнюю распущенность. Нет христианина! Вхожу во внутренности домов и ищу христианку среди женщин, что же здесь я вижу? Замужние расходятся с мужьями и веселятся с прелюбодеями. Незамужние живут грехом… Вижу честных женщин, ни о чем, кроме нарядов и суеты, не помышляющих. Нет ни одной христианки! Я хотел бы взойти во дворцы вельмож и сильных людей, чтобы смотреть, нет ли там христианина, но не осмеливаюсь, боюсь. Там сторожит лесть и не дает проникнуть истине. О, великое посрамление веры! О, величайшее осуждение христиан!

Не говорил ли я вам, что мы дошли до самого плохого состояния, что мы достигли ног идола, частью железных, частью глиняных? Разве я вам не говорил, что между столькими христианами ищу и не нахожу ни одного истинного? «Вси уклонишася, вкупе неключими быша… несть до единого» (Пс. 13:3). Все, клирики и миряне, князья и бедные, мужи, жены и дети, юноши и старцы уклонились от веры, стали жить непотребной жизнью, нет ни одного, кто бы жил по вере. Христиане, без слез внимающие этому! Если вы не хотите плакать из сокрушения, плачьте из стыда!

Что же до меня, то я прихожу в ужас; боль сердечная не дает моим устам продолжать речь. Я умолкаю с этим. Христианин, если твоя жизнь не будет так же добра и свята, как истинна и свята твоя вера, не ожидай спастись. Должно жить по вере и тогда благодарить Бога за три обстоятельства. Во–первых, что ты – христианин, а не неверный. Во–вторых, что ты православный христианин, а не еретик. И в–третьих, что ты православный христианин, как по вере, так же и по жизни, а не по вере только. Тогда, тогда надейся, что спасешься и достигнешь Небесного Царства!

Слово во вторую неделю поста. О грехе

«Чадо, отпущаются тебе греси твои… востани, возми одр твой, и иди в дом твой». (Мк. 2:5–11.)

И расслаблен, и грешен человек, о котором сегодня говорит Евангелие. Вдвойне страждет этот несчастный – расслаблением тела и грехом души. Первым он приблизился к смерти, а вторым – к мучениям. И жизнь его, и спасение находятся в крайней опасности.

Разнесся слух, что Господь Иисус Христос в одном капернаумском доме наставлял словом истины бесчисленное множество народа. И вот, несомый четырьмя, этот несчастный явился туда и получил от небесного Врача двойное исцеление двоякого недуга. Для души – прощение грехов: Чадо, отпущаются тебе греси твои; для тела – исцеление расслабления: Востани, возми одр твой, и иди в дом твой. Я обращаю ваше внимание, слушатели, на два события в нынешнем Евангельском повествовании – на страдание больного и силу Врача. Расслабленный – какое ужасное зрелище представляет такой человек!

Это – живой образ умершего человека, непогребенный труп, живые останки, которые внутри живут, ибо имеют еще дыхание, а извне умерли, ибо нет у них никакого движения, – бедственное сочетание жизни и смерти! Нет у него надежды на врача или лекарства. Исцеления неизлечимой болезни он ждет только от совершенной смерти. Разве это не самое тяжкое страдание? И тем не менее при одном слове нашего Спасителя: востани, возми одр твой, и иди в дом твой, – расслабленный собирается с силами, лежащий восстает, к величайшему удивлению окружавших и видевших его лицо. «И воста абие, и взем одр, изыде пред всеми; яко дивитися всем и славити Бога» (Мк. 2:12). Разве это не легчайшее из всех исцеление? Чудо, видимо совершившееся над телом, невидимо совершается над душой. Представьте себе, с одной стороны, несчастную душу, содержимую в расслаблении от застарелого привычного греха, неподвижную в добродетели, нечувствительную к благодати, душу, которой грозит опасность умереть вечной смертью. Представьте, с другой – силу, какую в устах духовного отца имеют эти слова Спасителя: Чадо, отпущаются тебе греси твои, – с ними душа воскресает, освящается и спасается в жизнь вечную. Посмотрите и сюда, на великую легкость спасительного исцеления. Грешнику ежечасно грозит опасность вечных мучений – это величайшее страдание для человеческой души. И одним только словом она может освободиться от этой опасности – вот самое легкое исцеление божественной благодатью. Эти два вопроса, именно: тяжесть болезни – греха и легкость исцеления – прощения, – и составляет содержание сегодняшней проповеди. Слушайте меня со вниманием, чтобы извлечь из этого пользу.