О, если бы среди людей только немногие разделяли бы образ мыслей бесчеловечного Ахаава! Но сколько из них заботятся и стараются больше о животных, чем о людях! Неужели и десятой части того, что расходуется на содержание лошадей в стойлах и гончих собак, нельзя бы уделить на пропитание вдов и сирот? Но так требует мир, и это исполняется, а то, что необходимо для души, не исполняется. То, что отдается на корм ненасытным зверям, не лучше ли было употребить на освобождение заключенного должника? На выдачу замуж бедной девушки? Но исполняются лишь требования мира, а не нужды души. То, чем откармливают псов, умеющих только кусаться и лаять, не лучше ли бы отдать на пропитание голодающей семьи бедняка? Но исполняются лишь требования мира, а не нужды души. И что расточается на зрелища и распутство, не лучше ли было отдать на церкви и монастыри? Но первого хочет мир, и оно исполняется, а второе нужно для души и потому не исполняется. Все подражают тому худому царю Ахааву, который во время голода заботился о прокормлении своих коней и мулов, но никто не подражает доброму строителю Авдию, который заботился о пропитании ста голодающих пророков. Что требует мир, то исполняется, а чего хочет душа – нет. И все пойдет на яства и наряды для этого животного тела, но ничего – на милостыни для души. О, несправедливость человеческая! О, несчастье души! Твоя душа, о человек, погибает от голода добрых дел, а тебя это не касается? И после этого ты раздумываешь и трудишься, чтобы напитать животных, совершенно не сознающих твоей милости. Ты должен поступать совсем наоборот, говорит тебе Василий Великий. «Что другое ты должен делать, как не заботиться только о душе своей, отложив все другие заботы?»

Распятый Иисусе мой, Сыне Бога Живаго! Ты дал Свое дыхание, чтобы создать эту душу; пролил кровь Свою, чтобы искупить ее, даровал купель Божественного крещения, чтобы омыть ее; установил еще второе крещение покаяния, чтобы ее очистить; уготовал трапезу пречистых Твоих Тайн, чтобы напитать ее; устроил здесь Церковь, чтобы освятить ее; а там – рай, чтобы даровать ей блаженство; Ты сделал все, что могла совершить крайняя твоя благость, чтобы спасти эту душу. А мы делаем все, что только может сделать наша крайняя злоба, чтобы погубить ее! Да не будет этого, вечный Женише душ наших, да не будет! Лучше пусть мы потеряем все, но сохраним душу. Ибо спасши ее раз, мы спасаем ее навсегда. «Какая… польза человеку, аще приобрящет мир весь, и отщетит душу свою?» Даруй нам Твою благодать, чтобы мы стяжали ее для Твоего царства. Аминь.

Слово в четвертую неделю поста. Об исповеди

«Учителю, приведох сына моего к Тебе, имуща духа нема». Мк. 9:17.

Великая безопасность заключается в страхе перед законами, сказал какой–то мудрец. Кто боится законов, тот не боится никакого от них наказания. Страшен Судия, страшен суд. Пусть боится и судьи, и суда тот, кто хочет прожить без страха перед гневом судьи и карой суда. Кажется, когда–то я несколько разъяснил вам, какой будет царить трепет во второе пришествие Христа, когда Судия будет Сам Бог – весь гнев, без милости, ибо Его правда будет творить суд и воздание; а судимым будет грешник, виновник без оправдания, ибо совесть его изрекает обвинение и осуждение. Сегодня я хочу сказать вам, что для того, чтобы не бояться этого страшного Судии и страшного суда, нет иного средства, как бояться Судии и суда. В страхе перед законами заключается великая безопасность. Что возбуждает в нас такой сильный страх перед вторым пришествием Христовым? Наши грехи. Так оставим их теперь, чтобы тогда нам не бояться ни осуждения и обвинения нашей совести, ни суда и воздаяния Божественной Правды. Но оставить грехи мы не можем иначе, как при помощи святой исповеди. Благодать таинства изгоняет того нечистого духа, который не дает нам исповедать нашу страсть, дабы мы не получили исцеления. Для всех грехов, которые совершаем мы, люди, Бог установил два судилища: одно на земле, в святой исповеди, другое на небе – во втором пришествии. Здесь восседает судья человек, полный снисхождения; там восседает Судия Бог – весь гнев. Здесь судимый получает прощение, там наказывается. Это неизбежно, мы должны подвергнуться суду или в этом, или в том судилищи. Вы уже слышали о том, что такое второе пришествие; услышите и о том, что такое исповедь. Сегодня я хочу указать вам на три обстоятельства. Во–первых, прежде чем идти к духовнику, что должен сделать тот, кто хочет принести истинную и совершенную исповедь; во–вторых, чтб должно делать, когда находишься с духовником; в–третьих, что нужно делать, после того, как ушел от духовника. После этого я представлю на ваш выбор оба суда, какой из них вы пожелаете. Следуя примеру великого учителя народов, блаженного Павла, который говорит: «Мудрым же и неразумным должен есмь» (Рим. 1:14), – я вообще поучаю просто, чтобы меня поняли все. Но сегодня я буду беседовать несравненно проще прежнего. Ибо хочу, чтобы мои слова были понятны для мужчин и женщин, для ученых и простых, для больших и малых, так как вопрос об исповеди равно касается всех.

1

Я живо представляю себе, в каком стеснении были царь Давид, когда к нему пришел от имени Божия пророк Гад и принес ему страшное решение, и скромная Сусанна, когда впала в руки гнусных клеветников. За грех, который совершил Давид, исчислив народ израильский, Бог восхотел наказать его и послал к нему пророка сказать: «Давид, ты согрешил, и я послан от Бога сказать тебе, что настал для тебя час расплаты за грех. Наказание, положенное тебе Богом таково: или трехлетний голод во всем царстве, или трехмесячное преследование со стороны врагов, или же трехдневная моровая язва. Из этих трех выбери по желанию». Пока Давид размышляет над этим, перейдем в Вавилон, войдем в сад Иоакима, где сидит и моется прекрасная жена его Сусанна. Тайно входят сюда два старика, сосуды дьявола, в сердцах которых уже давно возгорелась сатанинская похоть. Подыскав удобный случай и возможность, они вдруг спрыгивают перед Сусанной, которая была одна, и говорят ей: «Настал час, которого мы так долго хотели. Исполни наше желание – или же мы скажем твоему мужу, что нашли тебя здесь одну с юношей, и ты будешь по закону побита камнями. Выбирай что хочешь из этих двух».

Давид, что ты решил? Из трех великих зол – голода, преследования и моровой язвы – что ты выбрал? Сусанна, а тебе как кажется? Вот два великих несчастья – потерять или жизнь, или честь. Что ты изберешь? «Тесна ми суть отсюду» (2 Цар. 24:14), отвечает Давид. Великое стеснение там и здесь. Три месяца будут преследовать меня враги, так размышлял Давид. Что если я впаду в их руки? Трехлетний голод или трехдневная моровая язва! А здесь – впасть в руки Божий! Не знаю, на что мне решиться! Если я согрешу, размышляла Сусанна, впаду в руки Божий, а если не согрешу, – в руки человеческие. «Тесно ми отвсюду» (Дан. 13:22). Не знаю, что мне сказать! Я решил, говорит Давид, пусть лучше Бог пошлет на меня моровую язву, чем меня будут преследовать враги. Я рад отдать свое дело в руки Судии моего, чем врагов, – «да впаду убо вруце Господни… вруце же человечи да не впаду» (2 Цар. 24:14). Решилась и я, говорит Сусанна. Пусть поклевещут на меня перед мужем, побьют меня камнями, но я все–таки не согрешу, лучше я впаду в руки человеческие, чем в Божий, – «изволение ми есть не сотворившей впасти в руце ваши, нежели согрешити пред Богом» (Дан. 13:23).

Эти двое разве не противоречат друг другу? Да, но и оба же говорят правильно. Сусанна говорит, что лучше впасть в руки человеческие, чем в руки Божий. Но когда она это говорит? До греха. Итак, прежде чем согрешить, пока человек невинен и чист, для него в тысячу раз лучше впасть в руки человеческие, т. е. быть оклеветанным и побитым камнями, чем, совершив грех, впасть в руки Божии, т. е. оскорбить Его, прогневать, сделаться Его врагом. Не согрешив, не страшно впасть в руки людей, которые во всяком случае в силах умертвить только тело, но не душу. Поэтому–то Христос и говорит: «Не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити» (Мф. 10:28); но страшно, говорит Павел, «впасти вруце Бога Живаго» (Евр. 10:31), Который не только может поразить тело временной смертью, но и душу – вечной. Ненависть людей еще не есть великое зло, ибо она бессильна или временна. Отвержение от Бога есть зло невыносимое и тягчайшее, говорит Златоуст, «тяжеле даже вечных мучений». Вполне благоразумно поэтому говорит Сусанна, что не хочет впасть в грех и скорее согласна впасть в руки человеческие, чем в Божии. «Изволение ми есть не сотворившей впасти в руце ваши, нежели согрешити пред Богом». С другой стороны, Давид говорит, что впасть в руки Божии лучше, чем в человеческие. Когда же он это говорит? После того, как согрешил. Итак, для человека, допустившего грех, лучше впасть в руки Бога, Который по естеству человеколюбив, Которого можно умилостивить одним согреших, гнев Которого можно погасить одной слезой. «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив. Не до конца прогневается, ниже во век враждует» (Пс. 102:8). Лучше, чем впасть в руки людей, бессердечных, никогда не сочувствующих, вечно помнящих зло. Правильно говорил Давид, что, хотя он и согрешил, лучше впасть в руки Божии, «в руце же человечи да не впаду» (2 Цар. 24:14). Поэтому, о христианин, до греха берегись от греха, бойся, как Сусанна, правды Божией, чтобы она тебя не наказала, и предпочитай опасность жизни греху. Но, согрешив, надейся, как Давид, на многую милость Божию, и получишь прощение. Давиду было прощено прелюбодеяние и убийство, Манассии – идолопоклонство, мытарю – его поборы, блуднице – ее грязные дела, разбойнику было прощено столько злодеяний, им совершенных. Даже те, кто распяли Христа, получили бы прощение, если бы чистосердечно покаялись. «Да впадем», советует нам и мудрый сын Сирахов, «в руце Господни, а не в руце человечески, яко бо величество Его, тако и милость Его» (2:18). Для этого сделай только одно дело, очень легкое: отдайся в руки Божий с истинным, совершенным раскаянием. И прежде чем идти к духовнику, выслушай, что нужно сделать.

Из среды Христовых апостолов сильно согрешили двое: Иуда, предавший Его за тридцать сребреников, и Петр, трижды от Него отрекшийся. Но из двух Петр один получил прощение и снова получил апостольское достоинство, снова стал другом и учеником Христовым. Другой же, Иуда, остался непрощеным, повесился, оставил свое несчастное тело на дереве, а душу предал вечному мучению. Почему же Петр получил такую милость, а Иуда оказался недостойным? Что должен был сделать этот несчастный и не сделал? Должен был исповедать свой грех? Он исповедал, открыто сказал, что согрешил – «согрешил предав кровь неповинную» (Мф. 27:4). Вместе с этим признанием он возвратил, отдал тридцать сребреников, полученных за предательство, – «и поверг сребреники в церкви, отыде» (Мф. 27:5). Исповедаться и возвратить взятое, неужели эту исповедь вы считаете недостаточной? Ведь так вы все поступаете, такой установился обычай, и кто говорит противное, того отлучают от Церкви за нововведения. Хорошо, но подумайте, прошу вас, над этими двумя обстоятельствами. Архиереи, получив эти деньги от Иуды, купили на них, говорится, поле скудельниче и устроили там кладбище, чтобы хоронить странников, – «в погребание странным» (Мф. 27:7). Не лучше ли было купить виноградник или ниву, чтобы они приносили плод? Или дом, который давал бы доход? Однако они купили поле для погребения странников, которое не приносит плода, ибо не возделывается, и не приносит дохода, ибо не отдается в наем. Это – таинство, чтобы мы поняли, что куда упадут деньги, за которые был святотатственно предан Христос, то место не приносит плода, не дает дохода. Оно делается несчастным местом, не приносит своему владельцу никакого добра, оно лишь представляет убежище и дает некую помощь чужому – «в погребание странным»; вообще делается местом пустынным и ненаселенным, по пророчеству псалма: «да будет двор их пуст, и в жилищих их да не будет живый» (Пс. 68:26). С другой стороны, Иуда был наказан и душевно, и телесно. Какого же рода смерть восприял несчастный? Повешенный, он терзался столько времени, затем лопнула его утроба, внутренности его выпали на землю, и тогда только мерзкая душа его перешла в вечный огонь – «и шед удавися» (Мф. 27:5), «и ниц быв проседеся посреде, и излияся вся утроба его» (Деян. 1:18). Значит, его исповедь нисколько ему не помогла. Что же сделал Петр, который получил прощение? Он стоял внутри двора Каиафы и грелся. Он трижды отрекся – «не вем человека» (Мк. 14:71). Но когда в третий раз услышал пение петуха, вспомнил, что ему предрек Христос; осознал свой грех, его поразила сердечная боль; он тотчас вышел вон со двора, тотчас же выделился от злого сообщества слуг, удалился и, хорошо подумав в душе над тем, что сделал, горько заплакал – «исшед вон плакася горько» (Мф. 26:75). И существует предание, что в течение всей жизни всякий раз, как он слышал пение петуха, он вспоминал свой грех, и глаза его становились двумя источниками горьких слез – «плакася горько». И такого рода исповедь принесла большую пользу: впоследствии, когда Христос по воскресении трижды вопросил его: «Симоне… любишили Мя?» (Ин. 21:15), – этим троекратным вопрошением он исправил его троекратное отречение, как говорит Григорий Богослов. А когда Христос сказал ему: «Паси агнцы Моя… паси овцы Моя» (Ин. 21:15–16), – Он даровал ему, говорит Златоуст, прежнюю апостольскую власть и честь.

Заметь себе теперь, о христианин, что истинное и совершенное покаяние, которое дарует прощение грехов, которое приводит к благодати и любви Божией, состоит не в том, чтобы исповедать только грехи свои, ибо это есть устная, а не сердечная исповедь, исповедь по привычке, а не из сокрушения, не в том, чтобы искупить грех посредством денег, как будто покаяние есть торговое дело, а духовники, как говорит Павел, – святотатцы, торговцы, – он и говорит о них, как о «непщующих приобретение быти благочестие» (1 Тим. 6:5). Брат, ты заблуждаешься! Это покаяние – только внешнее и, подобно раскаянию Иуды, суетно и бесплодно. Покаяние, как я сказал, состоит в том, чтобы поступать так же, как Петр. Как только осознал свой грех, Петр тотчас вышел вон из проклятого дома того архиерея, где он отрекся от Христа, Божественного Учителя. «Исшед вон». И ты, когда захочешь пойти на исповедь, тотчас выйди из того проклятого дома, где ради любви блудницы ты отрекаешься от Бога, не трижды, а ежедневно. И выйди не телом только, но и умом и сердцем. «Исшед вон», Петр отделился от сообщества нечестивых воинов и слуг, схвативших Христа; и ты уйди от тех худых обществ, от развращенных товариществ, сойди с тех путей погибели, на которых ты жил доселе, как блудный. «Исшед вон», Петр отстранился и, оставшись один, хорошо вдумался в то великое зло, которое совершил, поболел, проникся сокрушением, горько заплакал; это значит, пролил не две слезинки, а все сердце свое излил в слезах. «Исшед вон плакася горько». Ты же, привыкший ходить к духовнику без всякого приготовления, удались предварительно на один час, оставь все заботы, сосредоточь рассеянный свой ум, сотвори молитву и попроси у Бога просвещения, чтобы вспомнить тебе все грехи свои, и, если сознаешь, что память у тебя слаба, запиши их на бумажке. Иоанн Лествичник говорит, что монахи его монастыря «имели на поясе маленькую тетрадку, в которую заносили свои мысли на каждую минуту, и затем сообщали предстоятелю». Имей перед глазами десять заповедей Божиих и наблюдай, какую из них ты преступил; держи в уме семь смертных грехов и подумай, который ты совершил; испытай хорошо свою совесть, в чем ты провинился умом, словом или делом, в чем ты согрешил перед Богом, перед ближним и самим собой. Если у тебя есть вражда к кому–нибудь, прости его от всей души; если у тебя есть чужая вещь, возврати ее; если ты затронул чью–нибудь честь, исправь зло, которое ты сделал; болей, сокрушайся, вздыхай, плачь горько. И ко всему этому, обвиняй себя. Устрани свои прежние грехи, твердо решись впредь их не допускать. С таким расположением и приготовлением иди к духовнику исповедоваться и будь уверен, что получишь прощение, ибо «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50:19). Короче говоря, ты хочешь идти к духовнику? Принеси не слова и серебро, как Иуда, а дела и слезы, как Петр. И, став перед духовником, ты должен особенно заботиться о том, чтобы исповедь твоя была без ложного стыда и отговорок. Без стыда. Я знаю, в этом мире мы все живем с фарисейским лицемерием. Мы на деле одно, а хотим казаться другими. Вот отсюда–то и происходит ложный стыд, который овладевает нами при исповеди, – именно когда мы стыдимся явиться грешными и хотим в глазах мира казаться святыми. Без отговорок. Я знаю, даже объявив на исповеди свои грехи, мы тотчас стараемся представить их в измененном виде. Мы исповедуем, что провинились, но тотчас подыскиваем оправдания, и, вместо того чтобы обвинять себя, мы обвиняем других. Но ведь это же и есть прародительский грех.