Сочтя эти слова личным оскорблением, царь заключил их в тюрьму, где эти мужественные воины Христовы с радостью претерпели множество других страданий. Через несколько дней заключения царь приказал привести их из темницы, надеясь, что после мучений святые станут более сговорчи­выми. Однако святые, которые от мучений не стали более мягкими, подобно воску, но как железо закалились, и с еще более горячей верой и еще острее стали обличать злоречие царя. Поскольку они выказали еще большее дерзновение, то разожгли гнев царя еще сильнее. Он приказал сослать их на Скирос, остров, находившийся в подчинении Афинской митрополии. Со Скироса божественного Мелетия отправи­ли в Рим для бесед о вере с мудрецами папы Римского, там его снова заключили в темницу и держали в оковах семь лет. Затем, по приказу царя, его отослали обратно на Скирос и поместили в одной темнице с Галактионом.

 Конечно, тюремное заключение таит в себе множество опасностей и зол, которые возрастают еще более, если жи­тели того места злы нравом. Темница, в которой пребывал святые, была весьма суровой и мрачной, как сень смертная, голод, на который обрекли преподобных, продолжался много дней, ибо властитель Скироса решил уморить их голодной смертью. Преподобные же, а особенно божественный Мелетий, вспомнили о древней и привычной стезе многодневного поста и насильное мучение голодом заменили добровольным делом, рассматривая его как лествицу к Богу, и сорок дней пребывали без пищи. Темничный страж был так удивлен, что повторил своей жене слова, сказанные в древности Маноем: "Верно мы умрем, ибо видели мы Бога» (Суд. 13: 22). Заключенные настолько святы, что кажется, они не люди, а намного выше людей". После этого он рассказал жене об их многодневном посте, о частых молитвах с коленопреклоне­нием, о всенощных бдениях, приведя тем самым свою жену в изумление. На рассвете женщина со своей единственной дочерью посетила святых в тюрьме, и, припав к их ногам, обе получили благословение.

 Испытывая тяжелейшие страдания, святые радовались и постоянно славили Бога, царь же прилагал множество уси­лий, чтобы распространить латинство, стараясь привлечь одних запугиванием и мучениями, других - чинами и зва­ниями, третьих - другими всевозможными способами, ко­торые позволяли скрыть правду и истину. Многие стали его друзьями, приняв латинство, а тех православных, кого царь не уговорил, он подвергал опале, отбирал имения, ссылал и предавал смерти. Искореняя таким тираническим способом всех, несогласных с латинством, монарх был уверен, что уже победил всех православных. Однажды, беседуя со своими вельможами, он со смехом произнес: "Как мне кажется, ве­ликий мир настал сейчас в Церкви, и Патриарх обязан этим мне, поскольку нет больше тех, кто возмущает народ". Эти слова царя многие одобрили, но один из вельмож заметил:

 - Ссыльные на острове Скиросе еще продолжают спорить, утверждая, что они самые знающие из всех, и тем самым противятся твоей власти.

 - Кто же это такие?

 - Мелетий и Галактион Галлисиотские. Слова эти ранили царя в самое сердце, потому что мужи эти были известны и знамениты своей добродетелью. Тотчас же было подготовлено судно, для царского гонца. Святых привезли в Константинополь и поместили в тюрьму, называемую Номерной. Прошло много дней, но царь, ссылаясь на другие срочные дела, все отказывался рассмотреть дело святых. Все это время архиереи и особенно патриарх (о суд и долготерпение Божие!) усердно клеветали на святых перед царем, и старались изо всех сил заставить их принять или латинство, или смерть. Наконец мужественные преподобные предстали перед царем, но исповедали свою веру с еще боль­шим дерзновением и мужеством, за что были подвергнуты и большим наказаниям. Их били в течение многих часов, до тех пор, пока бездыханные тела их не остались лежать на земле. Как только они немного пришли в себя, Галактиона бросили в темницу, а божественного Мелетия веревками подвесили на высоком столбе. И - о чудо! - этот сухой столб тотчас же ожил и покрылся листьями.

 Услышав о таком чуде, царь переменил мысли и через посредничество других стал беседовать с преподобным сно­ва и снова, уговаривая его принять латинство. Святой, пре­зрев просьбу царя, был подобен орлу, парящему в облаках, по выражению притчи, неуловимый и непобедимый ника­ким искусством и средствами человеческими. Не зная, что делать дальше, так как не смог переубедить их, царь решил победить их тела с помощью мучений. Священного Галак­тиона он жестоко ослепил, а святому Мелетию вырвал язык, чтобы Галактион не мог больше служить, а божественный Мелетий богословствовать о Святой Троице. Однако все вы­шло не так, как хотел царь. Ибо после того, как царем ромеев стал Андроник дерзновенно проповедавший православ­ную веру, божественный Мелетий ясно говорил и без язы­ка, а добрый Галактион по-прежнему приносил Бескровную Жертву.

 As soon as the tsar was enthroned, he immediately strengthened Orthodoxy, because he believed that there was nothing more necessary. His first act was to restore to the Patriarchal throne Joseph, the unshakable pillar of Orthodoxy, and to expel the fornicator and usurper John the Age, the corrupter of the verbal sheep of Christ. Then the emperor with great honor summoned the saints from prison. Then many of those who did not accept Latinism received high ranks. Neither the emperor, an ardent zealot for piety, nor the archons, could persuade the Monk Meletius to accept the priesthood, because he guarded himself from human glory, considering that it was harmful.

 Already in extreme old age the monk fell ill, he was ill for three years, and all this time he ate only vegetables, and even then with extreme abstinence and strictness. When the time came for him to depart to the Lord, he summoned all the brethren and spoke to them words of consolation for the last time, and gave each one instruction concerning the spiritual life. Then he glorified God together with everyone and, raising his hands to heaven and directing his eyes upward, said: "Lord, in Thy hands I commend my spirit." And at the same hour he fell asleep in the sleep of a righteous man, departing to his beloved Lord.

 The monk, whose name was Gerasim, was sleeping in his cell, and saw in a dream the divine Meletius with his hands raised up, who was joyfully ascending to Heaven. When he came to the cell of the monk, the saint had already died, and his face shone with heavenly light.

 Another hieromonk Theoliptus, who greatly respected and loved the monk, served the Liturgy for forty days from the day of his death. This period ended on the Sunday of the Triumph of Orthodoxy. After the service, Theoliptus began to ask God to reveal to him in which monasteries the soul of the divine Meletius rested. Falling asleep after prayer, he saw in a dream that he was in a large and beautiful church, facing east and reaching to heaven. This temple shone with an indescribable light. Inside it, the holy fathers sang a wondrous angelic song to God. There was also a preacher who said that Meletius had built this church in honor of the Holy Trinity during his lifetime. Theoliptus rejoiced greatly at what he heard and saw there. Then, in a dream, he approached the grave of the saint and saw that it was open, and inside it stood two men dressed in white, who were holding censers of amazing beauty in their hands and censing them. Then Theoliptus noticed Meletius himself, who began to reproach: "You, dear Theoliptus, have left my grave without care, and God has sent to me those whom you see." And while Theoliptus was wondering how St. Meletius could say that he was dead, he suddenly heard a voice from Heaven: "He that believeth in Me, though he die, shall live" (John 11:25). That's all.

 And now I want to tell for the glory of the saint about some of the miracles he performed during his lifetime. Once, when the saint was walking along the shore, he met several fishermen who had spread their nets on the sand. When they asked if they had caught anything, they replied that they had been fishing all night, but had not caught anything. Taking pity on them, the saint boldly said: "Children, cast your nets again in the name of our Saviour God." Having listened to the monk, they entered the boat and, sailing a little, read a prayer and cast their nets. O Thy indescribable mercy, O my Christ! So many fish were caught in their nets that the fishermen were able to pull them into the boat with great difficulty. Marveling at the boldness that the monk had before God, they glorified God and thanked Meletius.

 After the saint had built the Church of St. Andrew the First-Called on the island, as we have already said, the cellarer once told him that the builders had nothing to feed with. Then, taking up his staff, the saint commanded him to follow him. They went down to the sea and the monk quietly knocked the water with his staff, saying: "In the name of the Lord Christ, give us today what we need!" - At the same hour, a large fish jumped out of the water to the ground. When the cellar came up to take her, a second one jumped out of the water, no less than the first. Taking both of them, the cellar prepared dinner and fed the workers.

 When the Orthodox emperor Andronicus reigned, he once invited the great Meletius to his palace in order to consult with him on a certain ecclesiastical question, and received the monk with great honor. One of the archons named Sirmurinus, protovestiary by office, began to mentally reproach the saint for loving temporal glory, and therefore he said to one of those sitting next to him: "This monk seems to have left the heavenly glory, which he should have sought, and now seeks human glory and rejoices in it." Returning home in the evening, Sirmurin lay down on the bed and had a dream. He found himself in the royal palace, where sat the terrible Tsar, dressed in both royal and episcopal vestments, and countless troops stood around Him. Very angry with Sirmurin for insulting His servant, the King ordered His bodyguards to take revenge on him. They wanted to bind him hand and foot and throw him into the place of condemnation of blasphemers, but the great Meletius interceded for him before the Emperor and saved the unfortunate nobleman from punishment. Frightened by this terrible dream, Sirmurin, as soon as he woke up, went to the saint. Falling at his feet, he confessed his condemnation, and then told about his dream. Asking with warm tears forgiveness, which he immediately received from the monk, he departed with joy and henceforth spoke of the ascetic deeds of the saint with many praises.