Между тем, Старец отца Паисия, русский подвижник батюшка Тихон, находился в преддверии кончины. Прожив жизнь, исполненную борьбы и подвигов, сейчас он готовился к жизни вечной.

За десять дней до кончины он попросил своего послушника отца Паисия перейти к нему на келью. Старец Паисий пишет: «Эти последние десять дней, которые я провел рядом с ним, были для меня величайшим благословением Божиим, потому что я получил пользу большую, чем когда бы то ни было. Ведь мне была дана благоприятная возможность немного пожить его жизнью и узнать его лучше... Последнюю ночь он непрерывно, в течение трех часов держал свои руки на моей голове, благословлял меня и давал мне последнее целование»91.

Старец Тихон почил 10 сентября 1968 года, заранее узнав о своей кончине и своими руками приготовив себе могилу.

Доброму послушнику, своему «сладкому Паисию», – как он его называл – Старец оставил свое благословение и обещание навещать его каждый год. «Мы с тобой, дитя мое, – говорил Старец Тихон, – будем иметь дорогую любовь во веки веков». Желая, чтобы отец Паисий стал его преемником по келье, Старец Тихон сказал: «Если ты останешься жить в этой келье, это доставит мне радость. Но пусть будет так, как хочет Бог, дитя мое».

И действительно: после того, как отец Паисий помог молодому братству наладить монастырскую жизнь, он – ради безмолвия – переселился в каливу Честного Креста (в омологии записана дата 2 марта 1969 года). Он считал великим благословением жить и подвизаться на месте, где совершал аскетические подвиги его святой Старец. Это место умиляло и вдохновляло его, потому что от сверхчеловеческих подвигов батюшки Тихона и от происшедших там Божественных событий оно было пропитано особой Благодатью Божией.

Освободившись от попечений монастырского общежития, заручившись молитвой и примером своего Старца, отец Паисий наслаждался своим «сладким безмолвием» и общением с Богом, молясь о спасении мира и о том, чтобы пребывать в безвестности самому. В письме от 10 апреля 1969 года он писал: «Сейчас, когда Благодатью Божией я развязался с монастырем и живу в моем сладком безмолвии (которое и само по себе есть таинственная молитва), я буду помнить о Вас больше, и из далекого далека буду находиться совсем рядом с Вами. Молитесь о том, чтобы я лучше исчез с человеческих глаз, чем был видим другими, потому что только в этом случае я исполню свое предназначение. Это правда, что исчезая, я чувствую себя близ измученного страданиями мира».

Однако, несмотря на то что Старец был невидим миру и «погребен» в «овраге батюшки Тихона», он стал полюсом притяжения для многих юношей, поступивших послушниками в Ставроникитский монастырь. Молодые люди поступали в Ставроникиту, чтобы иметь возможность видеть Старца Паисия и советоваться с ним. В монастыре быстро увеличилось число братии и образовалось полноценное общежитие. Из своего аскетирия Старец заботился о монашеской жизни в обители и тихо, без шума, старался направлять ее в святоотеческое русло.

Жизнь в келье Честного Креста

По пути из Ставроникиты в Кариес, вскоре за часовней Святителя Николая, слева от дороги начинается узенькая тропинка. Спускаясь и поднимаясь по неровной лесистой местности, среди низких зарослей земляничного дерева, каменного дуба и вереска, тропа заканчивается у каливы, огороженной проволочной сеткой. Раньше возле каливы висел ящик с щелью и записка примерно следующего содержания: «Напишите на бумаге, о чем вы хотите со мной поговорить, и опустите записку в ящик. Большую пользу вы получите не от разговора, а от молитвы».

Над забором была натянута проволока, привязанная к колокольчику во дворе, в который звонили монахи и паломники, извещая Старца о своем приходе.

Широкий двор осеняла листва масличных деревьев и нескольких виноградных лоз. Между тропой и забором было очень много веток и срубленных деревьев, наваленных Старцем для того, чтобы, когда он выходил из кельи и шел в мастерскую, его не было видно с тропы. Спускаясь от калитки к келье, посетитель мог видеть справа под масличным деревом летний архондарик Старца – столик и дватри пенька для сиденья. Слева была могила батюшки Тихона, которую Старец Паисий обсадил кустами розмарина – чтобы на нее случайно не наступали посетители.

Спустившись по тремчетырем ступенькам ко входу в келью, посетитель сначала оказывался в коридоре, образованном стеной дома и каменной террасой. Двери и с одной, и с другой стороны коридора были закрыты – чтобы не сквозило. Слева располагалась примитивная «кухня» – крохотный пятачок на каменной полке размером как раз для одной кастрюли и внизу – место для огня. Пройдя под небольшим навесом ко входу и войдя внутрь кельи, паломник оказывался в коридорчике шириной в один и длиной в три шага, освещаемом крохотным окошком. Прямо напротив входа была келья (комната) Старца, а слева – маленькая церковь Честного Креста, с несколькими образами в иконостасе, одной стасидией92 и одним аналоем. Больше в храме не было ничего. Простота была впечатляющей.