– Я хочу передать ему вот эти носки и взять у него благословение.

– Ну тогда наклоняй голову, чтобы я тебя благословил.

Впервые после моего Крещения я взял такое благословение. Старец положил руку на мою голову и минут на пять погрузился в молитву.

Потом он завел нас во двор кельи, и мы сели на пеньки. Он стал говорить нам о Боге и о том, что происходит в мире, – словно он только что прослушал последний выпуск радионовостей. Беседуя, он много раз протягивал нам коробку с лукумом, уговаривая брать еще.

Пришли еще двое ребят, по виду анархисты. Старец продолжал беседу. Кроме всего прочего, он сказал нам и о буддизме, вырвав, таким образом, из моей души и эти занозы, потому что несколько последних лет – по часу в день я занимался йогой.

Мы беседовали около часа, после чего он повернулся ко мне и спросил: "Хочешь, я возьму тебя в послушники?" Я ответил: "Нет, отче, я на это не гожусь: я люблю мир". В течение беседы Старец еще несколько раз повторил свой вопрос, но, к сожалению, в то время я жил настолько далеко от всего духовного, что не мог оценить величие сделанного мне предложения.

Потом он оставил нас и пошел складывать в поленницу какието обгорелые дрова. Мы вызвались ему помочь, но он отказался, сказав, что делает зарядку и что складывать дрова – это его послушание.

Прошло минут пятнадцать. Мы, четверо "духовных туристов", сидели молча, "переваривая" то, что сказал нам Старец. Своими словами он рассеял мои сомнения в существовании Троичного Бога. Однако одновременно я принимал и приражения помыслов от лукавого. Мне вдруг пришел помысел спросить – не вслух, а в душе – Старца о том, что необходимо сделать, чтобы оказаться в Раю. В своем тщеславном уме я решил: раз отец Паисий парит на такой духовной высоте, то он угадает мои мысли и мне ответит. Бог, пожалев меня, не принял мой эгоизм всерьез: Старец, оставив дрова, медленными шагами подошел к нам и, глядя на меня – но уже не в глаза, а глубоко – в самую душу, – ответил мне вслух: "Для этого, сынок, надо иметь любовь и веру во Христа".

У меня задрожали ноги, а мое сердце забилось так сильно, что я думал, что оно разорвется. Я смог пробормотать только: "Григорий, нам пора уходить" и "благословите, отче". Но Старец ответил: "Ну что же ты хочешь уйти? Оставайся, я возьму тебя к себе в послушники и дам тебе свое имя". Однако мое сердце уже не могло выдержать того откровения Божия, которое только что его посетило.

После этого моя жизнь в корне изменилась. Несмотря на то, что я видел Старца первый и последний раз, у меня навсегда осталась с ним внутренняя душевная связь. Она продолжалась и после его успения: его чудесное участие в моей жизни много раз было явным. Однако величайшее чудо в том, что ему удалось навсегда посеять зерно веры во Христа в мою душу – в душу человека, совершенно далекого от Церкви. После этой встречи со Старцем прошло менее шести лет, и из отрицателя Церкви я стал монахом. В монашеском постриге – как и предвидел Старец – мне было дано имя Паисий».

глава тринадцатая

БОЛЕЗНЬ И БЛАЖЕННАЯ КОНЧИНА