Hieromonk Isaac

Старец попросил привезти ему с Афона облачения великой схимы и куколь. Он указал место своей могилы и дал указание о том, как должно пройти его погребение.

Последние несколько дней, когда проведать Старца заехали два знакомых епископа, он попросил их прочитать над ним разрешительную молитву. Причащался он регулярно. С трудом и страданиями, но самостоятельно приходил в церковь. Когда сестры предлагали ему, чтобы священник причащал его в келье, он отказывался, говоря:

– Не Христос должен идти ко мне, а я к Нему.

Боли становились все сильнее и сильнее. Настал момент, когда они имели одинаковую силу и цену с теми страданиями, которые претерпевали святые Мученики.

– Геронда, Вам больно? – спросил один святогорский монах, видя Старца спокойным и мирным.

– Я привык к боли, – ответил он.

И действительно, за свою жизнь он сроднился с болью. Он не впадал в панику, не роптал, но терпел и славословил Бога. Находясь в этом состоянии, он размышлял о страданиях святых Мучеников, погружаясь умом в пережитые ими мучения. Он говорил: «Болезни принесли мне такую пользу, какую не принесла мне вся подвижническая монашеская жизнь».

Время от времени Старец пел церковные песнопения, желая рассеять боль, которую было трудно терпеть, и «восполнить» пением те невольные стоны, которые у него вырывались.

В день памяти святой великомученицы Евфимии 11 июля (н. ст.), в понедельник, Старец причастился последний раз в жизни. Он причастился в келье, стоя на коленях на кровати, потому что пойти в церковь уже не мог.

Он прекратил принимать людей. Зная о приближающейся кончине, он не желал, чтобы даже сестры входили в его келью. Когда ему чтото было нужно, он стучал в стену и звал ухаживающую за ним сестру. Он хотел быть один, неотвлеченно молиться и более тщательно подготовиться к своему исходу. В естественных человеческих нуждах он до конца обслуживал себя сам. Его страдания были невообразимы, однако он был радостен и мирен.

Его последняя ночь была мученической. В боли он призывал Пресвятую Богородицу. «Сладкая моя Панагия», – говорил он. Потом потерял сознание и около двух часов был без чувств. Придя в себя, он угасающим голосом произнес: «Мученичество, настоящее мученичество». После этого он мирно испустил дух. Был вторник, 12 июля 1994 года (н. ст.) одиннадцать часов утра. По старому календарю – 29 июня, память святых первоверховных апостолов Петра и Павла.

Старец был погребен за алтарем храма преподобного Арсения Каппадокийского. О его кончине и погребении никто не узнал. Такова была его воля. Он хотел, чтобы его похоронили тихо и незаметно.

Через три дня, когда о его кончине стало известно, началось невообразимое. Толпы людей со всей Греции приезжали поклониться его могиле. Любовь и благоговение к Старцу были неподдельны. Одни призывали его как Святого, другие от благоговения брали землю с его могилы. Люди, имевшие чтото из личных вещей Старца, считали это великим благословением.

«Панагуда» – келья Старца на Святой Горе – подверглась «благочестивому разграблению». Паломники подлезали под сеткой забора и карабкались на балкон, желая иметь благословение от Старца, люди расхватывали все, что попадалось под руку: кружки, ножи, деревяшки, пыльные коврики, веревки, бумаги и даже пеньки, которые он использовал вместо стульев. К таким действиям никто никого не призывал и не подталкивал – это было стихийное выражение любви.