Об аскезе Старец говорил так: «Новоначальный ставит опыты на себе самом, тогда как опытный подвижник подобен хозяину бакалейной лавки, который легонько ударяет пальцем по чашке весов и понимает, сколько на эту чашку надо прибавить или сколько с нее убрать».

Старец говорил, что особенным рассуждением должны отличаться духовники, когда они используют «Пидалион». Одному из них Старец советовал: «Тут каноны такие строгие, а их все равно нарушают! А представь, что бы было, если бы они были мягкими! Тогда люди жили бы совсем расхлябанно. Необходимо рассуждение, потому что, используя каноны, можно совершать преступления. Применяй к самому себе акривию195, чтобы быть в состоянии применять икономию к другим. В икономии196 есть и благословение ».

«Любая милостыня, которую мы оказываем, должна совершаться с рассуждением, как говорит Господь в Евангелии:"Всяка жертва солию осолится"197. Соль – это рассуждение», – говорил Старец. Однако одновременно он советовал давать милостыню любому, кто просит у нас помощи, даже если он – человек богатый.

Старец говорил, что даже в наших суждениях о других «когда мы включаем о комто в работу добрый помысел и видим всех людей святыми – необходимо рассуждение. Ведь если тот, кого мы называем святым, делает чтото нехорошее, ктото может сказать: "Ну, раз так ведет себя этот святой человек, значит, это хорошо". Надо различать, где золото, а где медь. И золото от золота тоже различать должно: надо понимать, сколько в нем карат. Ведь золото бывает разным: от девяти до двадцати четырех карат».

Однажды Старца спросили: «Геронда, когда я вижу в человеке какуюто страсть, что мне делать? Стараться с помощью доброго помысла видеть эту страсть как добродетель, чтобы не осуждать человека?» Старец ответил: «Нет, надо видеть страсть страстью. Но при этом надо говорить, что я – грешник больший, чем он, потому что он не получил помощи. Если бы он получил помощь, то совершал бы чудеса».

Посредством своего тонкого рассуждения Старец давал всему правильную оценку. Он справедливо судил о происходящем, однако в осуждение при этом не впадал. Он ставил себя ниже самого последнего грешника. Он глубоко верил в это и доказывал это, истолковывая евангельскую притчу о талантах.

Из своего опыта Старец говорил: «Как я понял, есть четыре категории людей: здоровые, болезненные, больные с доброкачественными и больные со злокачественными опухолями. Последний случай – неисцелим. В двух предыдущих врачебная помощь должна оказываться с рассуждением и только в том случае, если лекарство попросят сами больные».

К душе каждого человека Старец относился с рассуждением, избегая крайностей и односторонностей. Он давал каждому человеку то лекарство, в котором нуждался именно он. Разным людям, имевшим одну и ту же проблему, он подсказывал различные выходы. Он не подминал под себя проблемы всех людей нерассудительно и грубо – подобно дорожному катку. Одному человеку он говорил: «То, что я тебе говорю, я говорю именно для тебя. И даже если ты передашь мои слова другому, ему это не поможет, а скорее, повредит. Поэтому будь внимателен». Главным образом, по этой причине Старец не хотел, чтобы его слова записывали на магнитофон. Он видел расположение, вместимость, «запас прочности» своего собеседника и разговаривал с ним в соответствии с этим. Его слова, действия и позиция были ясными и взвешенными. Часто он понимал, что то или иное из его действий может вызвать отрицательную реакцию. Однажды, желая высказаться по одному вопросу, он какоето время хранил молчание, видя, что в данный момент его слова будут использованы во вред и принесут еще большее зло.

Следуя советам Старца, люди чувствовали себя надежно и в безопасности. Известные духовники, опытные подвижники и епископы вручали рассуждению Старца ход своей духовной жизни. Они приходили к нему, чтобы «получить извещение». Он был опытным капитаном, спасавшим человеческие души от волн и подводных рифов настоящей жизни. Посредством своего богопросвещенного рассуждения он привел ко спасению многие души.

Безмолвия рачитель

Вся жизнь Старца Паисия отличалась непрекращающимися попытками бегства в пустыню. Можно сказать, что он родился с неизбывным желанием безмолвия. Это желание осталось в нем до конца жизни. С детского возраста он любил уединяться, взыскуя безмолвие. Часто он поднимался на гору, где проводил время в пещерах, или вскарабкивался на скалы. Подражая Господу, он«бе отходя в пустыню и моляся»198. Вначале Старец избрал для себя жизнь безмолвническую. Однако, по Промыслу Божию, он несколько лет не мог осуществить это желание. Но все препятствия, которые возникали на пути к безмолвию, не только не преуменьшали его желания – напротив, разжигали его еще больше. Годы подвигов Старца в общежительном и идиоритмичном монастырях на Святой Горе, а затем в монастыре Стомион в действительности были подготовкой к безмолвнической жизни.

Приехав на Синай, он возрадовался безмолвию, насладился его плодами и духовно обогатился. Он жил ангельской жизнью, подобно бесплотным, подлаживая свою жизнь к святой пустыне и чувствуя утешение, которое она ему дарила. Он переживал Божественные Тайны и высокие состояния и имел непрестанную Иисусову молитву.