– Помяни, Господи, рабов Твоих, которые попросили у нас, чтобы мы за них молились.

Усопшие сами себе помочь не могут, они ждут помощи от нас, подобно тому как заключенные, находящиеся в тюрьме, ждут, чтобы ктонибудь принес им прохладительный напиток.

Перерыва на Всенощном бдении не делаем: однако, если ктото хочет отдохнуть, пусть отдохнет».

Старец желал, чтобы монах, который подвизается один, имел типикон, устав, который помогал бы ему в его борьбе. Старец советовал: «Находясь в келье, молитвой готовься к послушанию и, находясь на послушании, готовься к тому времени, когда ты будешь в келье. Так ты всегда будешь мирен и радостен. Когда человек рассеян, его ум блуждает в посторонних вещах. Нам поможет, если с самого утра наш день будет подробно расписан, так, чтобы у нас не возникало смущения от помыслов».

Тем, за кого Старец не нес духовной ответственности и за кем он не мог наблюдать, он устава не давал. Когда один студент попросил Старца дать ему устав, Старец ответил: «Не могу, потому что врач, когда выписывает больному рецепт, должен быть рядом с ним и за ним следить». Он ограничился тем, что дал юноше несколько общих полезных советов о духовной жизни.

Старец безгранично чтил то, что определили Святые Отцы. Одному монаху, который без причины своевольничал и «импровизировал» в отношении богослужения, Старец сделал следующее замечание: «Да, действительно, если мы изменим чтото в службе, то это еще "не конец света". Однако, поступая так, мы ставим себя выше Святых Отцов».

С почтением и благоговением Старец соблюдал церковный устав, который помог ему стяжать устав духовный, жить по нему и обрести нечто более существенное: пребывание в непрестанной молитве, которая соединяет нас с Богом.

Бесстрастие

Старец говорил, что «в монастырь мы приходим для совершенства. Монашеская жизнь – это жизнь совершенная, однако мы – жизнью своей – унижаем ее достоинство». Именно к этому совершенству Старец и стремился и именно ради него проливал пот и кровь.

Последовательность, бескомпромиссность Старца, его стремление достичь совершенства в соблюдении Божественных заповедей вызывают восхищение. Ему удалось сделать себя «домом бесстрастия» – таким домом, материалом для постройки которого служат добродетели. Сокровища бесстрастных мужей скапливаются из всех добродетелей. Бесстрастие похоже на венец, в который вплетены все виды цветов. Если недостает хотя бы одной добродетели, то путь к бесстрастию еще не окончен. «Бесстрастие есть совокупность многих добродетелей, в которой вместо души обитает Святый Дух»218. Старец Паисий уже не боролся против страстей, потому что он подчинил их [духу], но постоянно обогащал себя добродетелями. Его духовные соты наполнились медом, который услаждает и питает многих.

Кроме этого, бесстрастие Старца отчетливо видно и из его чрезвычайного целомудрия219. Господь не только сохранил его от плотских грехов, как сам он признался однажды, но его целомудрие простиралось до той меры, что он никогда не допускал себя до сосложения220 с плотскими помыслами. Если много лет спустя после какогото приражения постыдного помысла он вспоминал об этом, то заливался краской, как маленький ребенок. Если бесы плотскими фантазиями искушали его во сне, он решительно противодействовал им, просыпался и вскакивал. Однако это происходило в начале его монашеской жизни. Впоследствии он был совершенно недвижим к искушениям подобного рода. Поскольку он смотрел на людей бесстрастно, вид женской красоты221 не приводил в движение его чувства и не соблазнял его. Те немногие случаи плотской брани, о которых сказано выше, имели причиной помысел осуждения или гордости.

Устойчивое духовное состояние Старца, тот мир222, который он носил в своей душе, и та наполненность радостью, которую он чувствовал, показывают, что он был человеком, освободившимся от страстей и исполненным Благодати Святого Духа. Он переплыл море страстей, он не только«воссуботствовал» от греха действием и от греха помышлением, который совершается посредством сосложения со страстными помыслами, но и стяжал недвижимость, неудобопреклонность ко греху223.