Да, в былинах в качестве врага обычно выступают «татары». Но самый факт замены имен древних врагов именем врагов более поздних не только не является чем-то исключительным, но, напротив, довольно типичен для произведений, существующих в устной традиции.

Исследовательница среднеазиатского фольклора Л. С. Толстова показывает, что устным преданиям «присущи... сдвиги в хронологии, замена одного народа (например, народа-завоевателя) другим и пр. Так, в фольклоре народов Средней Азии воспоминания об относительно поздних завоеваниях калмыков затмили даже предания о нашествии Чингисхана; образы монголов и калмыков контаминировались»^34в (это в самом деле удивительно: более поздний не столь уж сильный враг заслонил могущественнейших монголов!).

Или другой пример: в древнегрузинских преданиях, изложенных в созданной в конце XI или в начале XII века Леонти Мровели хронике «Жизнь картлийских царей», имена целого ряда врагов, нападавших на Грузию в древнейшие времена с севера, из-за Кавказского хребта, заменены именем «наиболее позднего» северного врага, чьи нападения относятся в основном к VII— VIII векам. Любопытно, что в данном случае этим поздним, заслонившим предшествующих врагом были именно хазары. Как пишет грузинский историк Л. С. Давлианидзе, «в IV в. на самом деле велись жестокие бои с некоторыми племенами Северного Кавказа, а летописцы последующих времен приписали их хазарам»^35в (которые в то время находились еще далеко от Кавказа). Историк только едва ли правильно считает, что именно летописцы приписали эти нападения хазарам; скорее всего, замена имени совершилась еще в устных преданиях, на которых основывались жившие намного позже летописцы. Известно, что тот же Леонти Мровели «широко пользовался устными преданиями» (указ. изд., с. 11).

В русских же былинах как раз хазар заменили позднейшие татары, или, вернее, монголы, которых стали называть татарами. В дальнейшем я буду стремиться доказать, что героический эпос Руси, воплотившийся в основном фонде былин, порожден именно борьбой с Хазарским каганатом, которая определяла ход русской истории более полутора столетий,— примерно с начала второй четверти IX века до последней трети Х века.

Забегая вперед, отмечу, что и древнейшие литературные, письменные произведения Руси, которые на первых порах имели, за немногими исключениями, богословский характер, в большинстве своем заострены против иудаизма — государственной религии Хазарского каганата. Речь идет о произведениях XI — первой половины XII века, хотя не все они получили бесспорную датировку (некоторые из них те или иные исследователи стремились отнести к более позднему времени). Именно противоиудаистская направленность определяет содержание таких творений, как «Слово о законе и Благодати» митрополита Илариона, «Речь философа», составляющая очень важную часть «Повести временных лет» (XI в.), «Словеса святых пророков» (по-видимому, конец XI — начало XII века), «Палея толковая на иудея» (наиболее монументальное из древнерусских произведений, отнесенное М. Н. Тихомировым ко времени не позже XII века); есть противоиудаистская тема и в «Житии Феодосия Печерского» преп. Нестора, и у св. Кирилла Туровского, и в «Киево-Печерском Патерике» и т. д. Значительных произведений XI — первой половины XII века, в которых нет этой темы, намного меньше, нежели тех, в которых она присутствует или даже господствует. М. Н. Тихомиров на страницах своего труда «Философия в Древней Руси» с полным основанием утверждал, что XI — первая половина XII века — это время, когда создаются прежде всего «противоиудейские философско-религиозные трактаты»^36в.

При этом не менее важно отметить, что позднее — с середины XII и до конца XV века (когда распространилась «ересь жидовствующих»), то есть на три с лишним столетия,— противоиудаистская проблематика как раз почти полностью исчезает из русской литературы. Ибо духовное противоборство с Хазарским каганатом уже совершено, исполнено, и литература переходит к другим целям и предметам. Своего рода господство противоиудаистской темы на начальном этапе истории русской литературы (XI — середина XII века) — это очень существенный аргумент в пользу того, что в IX—Х веках главной целью Руси было противостояние Хазарскому каганату.

Таким образом, литература, создававшаяся в XI — первой половине XII века, непосредственно после создания героических былин, по своему продолжала их дело, а с середины XII века наступает уже совсем иная эпоха в истории русского Слова.

В частности, немалое место в литературе заняла тема взаимоотношений с половцами. Как уже было отмечено, едва ли не в большинстве работ о былинах с давних пор выражалось представление, согласно которому былины-де и «отразили» главным образом борьбу с половцами. В частности, так называемая историческая школа в изучении русского эпоса обычно занималась сопоставлением образов и сюжетов былин с летописными сведениями именно о половцах. Правда, это делалось нередко, в сущности, только потому, что в летописях было «легче» искать прообразы былин, нежели в истории Руси в целом (то есть и в «темных» ее местах); летописи являли собой -- о сей шутке уже шла речь — своего рода «фонарь», в свете которого проще было нечто «найти»... Но все же нельзя не коснуться проблемы «Русь и половцы».

Выше я стремился доказать, что русский эпос сложился не позднее начала XI века, то есть еще до появления половцев (они оказались у границ Руси лишь в середине XI века). Но дело не только в этом. Вполне можно допустить, что в мир былинного эпоса вошли и те или иные (в том числе, не исключено, и весьма значительные) элементы, запечатлевшие столкновения Руси с половцами. Но есть все основания утверждать, что и масштабы, и самый характер этих столкновений не могли бы породить героический эпос. Борьба Руси и половцев, как это убедительно показано в ряде работ авторитетных исследователей, отнюдь не являла собой борьбу, как говорится, не на жизнь, а на смерть. Это было, скорее, воинское соперничество, состязание, «охота» друг на друга, которая — и это глубоко показательно — в любой момент могла обернуться союзом, совместными действиями и даже прямой дружбой.

В этом отношении очень выразительно одно из сообщений в «Поучении» Владимира Мономаха (1053—1125), который являл собой, несомненно, главного героя всей полуторавековой борьбы с половцами. Тем не менее, поведав о своих многочисленных столкновениях с половцами, он не без гордости писал в заключение: «И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать... раздаривал много скота и много одежды своей. И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шаруканевых двух братьев, Багубарсовых трех, Осеневых братьев четырех, а всего других лучших князей сто» (перевод Д. С. Лихачева). К. этому уместно еще добавить, что Владимир Мономах женил своих сыновей Юрия Долгорукого и князя Переяславского Андрея на половчанках.

Разумеется, отношения с половцами — это все же боевое соперничество, нередко приводившее к тяжким жертвам и бедам. Однако в противоборстве с половцами никогда не было даже и намека на, скажем, потерю Русью независимости, не говоря уже об ее гибели. Известный историк В. Т. Пашуто подчеркивал: «В целом половецкие набеги охватывали (как отметил уже Д. Расовский^37в) около 1/15, главным образом степной части страны... ни Галич, ни Полоцк, ни Смоленск, ни Новгород, ни Суздаль не были для них досягаемы, а в Клев, Чернигов и Персяславль они вступали лишь в качестве княжеских наемников»^38в.

Последнее замечание особенно существенно: русские князья (это, конечно, весьма безотрадный факт) нередко нанимали половцев для нападений на своих единоплеменных соперников... Но из этого следует сделать вывод (который будет еще подкреплен ниже), что отношения с половцами в определенной степени были аналогичны отношениям отдельных соперничавших между собой княжеств Руси конца XI — начала XIII века. И не будет натяжкой утверждение, что половцы воспринимались тогда как некое «приложение» к Руси (изначально многоэтнической), как ее — пусть и «внешняя» — часть.

Поэтому редколлегия содержательного коллективного труда о составных частях Древней Руси — «Древнерусские княжества X—XIII вв.» (1975) — поступила, без сомнения, совершенно правильно, включив в труд, наряду с главами «Киевская земля», «Черниговское княжество» и т. д., и главу «Половецкая земля». Ее автор С. А. Пле-тнева говорит, что с 1055 года «началась сложная, полная браков и битв, набегов и военных союзов совместная двухсотлетняя история двух народов». Уже с 1070-х годов (а появились половцы в 1050-х годах) «половцы начали участвовать в войнах, которые вели русские князья с соседями»^39в.