ББК 63.3 (2)

Эта «программа» понимания истории вливается в евразийскую концепцию развития Руси и, в дальнейшем, России — концепцию, составляющую наиболее глубокую и плодотворную основу русской историософии. Без понимания изначального единства истории западной и восточной, азиатской частей Евразии невозможно понимание самой судьбы Россия... И С. П. Толстов в целом ряде отношений осуществил выдвинутую им программу преодоления несостоятельного «разрыва» двух регионов, которые в реальной истории пребывают в достаточно тесной взаимосвязи.

К VIII веку Хорезм представлял собой государство с исключительно высокой цивилизацией и культурой. Военное дело и торговля, строительство и разнообразнейшие ремесла, достижения ирригации, которая, помимо прочего, мощно стимулировала развитие естественных наук и многогранное собственно культурное творчество — все это находилось на высшем для тогдашнего мира уровне. Вполне закономерно, например, что родившийся около 783 года в Хорезме, а около 820 года переехавший в столицу Арабского халифата, Багдад, ученый-энциклопедист Мухаммад ал-Хорезми был крупнейшим деятелем тогдашней мировой науки. Правитель Хорезма являлся единственным в регионе носителем высшего титула «шах» («хорезмшах»).

Востоковед П. Г. Булгаков не так давно подвел определенный итог изучения международных связей Хорезма: «Развитию экономики, культуры и науки Хорезма в значительной мере способствовало положение его крупнейших городов на торговом пути, связывавшем Поволжье и другие земли Европы с Хорасаном, Ираном, центральными и южными областями халифата... ...По берегу Амударьи и по самой реке осуществлялась связь Хорезма с Термезом и другими городами юга Средней Азии, которые, в свою очередь, были связаны с Индией и Китаем. Археологические находки свидетельствуют о наличии торговых связей древнего Хорезма с такими дальними землями как Египет и эллинистическое Причерномо-рье»^135в.

Словом, Хорезм был одним из узловых пунктов раннесредневековой Евразии. Хорошо известно, что в ту пору «Европу с Востоком связывала торговля, почти всецело находившаяся в руках еврейских купцов»^136в и, как доказывает виднейший швейцарский востоковед Адам Мец, до Х века евреи господствовали в торговле Запада и Востока, хотя после этого времеии они «уже больше не упоминаются. Подъем мусульманского торгового судоходства вытеснил чужеземных комиссионеров». В труде А. Меца собрано множество фактов о предшествующем господстве евреев в евроазиатской торговле: «...«город евреев» (Иахудийа) в Исфагане был деловым кварталом этой персидской столицы... Один еврей контролировал всю ловлю жемчуга в Персидском заливе... На Востоке их специальностью были также денежные дела... Мы располагаем сведениями о двух евреях-банкирах... Йусуфе ибн Пинхасе и Харуне ибн Имране, у которых в начале Х в. визир (то есть второе, после халифа, лицо в арабском государстве.— В. К.) сделал заем в сумме 10 тыс. динаров. Оба они, по всей вероятности, основали фирму, ибо также смещенный в 918 г. визир Ибн ал-Фурат заявил, что он имеет на счету у обоих этих евреев 700 тыс. динаров». Наконец, «основной товар, поставляемый Европой,— рабы — являлся монополией еврейской торговли»^137в.

Исходя из всего этого, едва ли возможно оспаривать существенную роль евреев и в ранней торговле Хорезма. Один из виднейших русских востоковедов, К. А. Иностранцев, писал^138в: «Название Хорезм применялось в древности как ко всей области по нижнему течению Амударьи, так и к главному городу, называвшемуся — по древним арабским географиям — также Кят. В среднеперсидском списке городов Ирана сообщается предание, по которому город Хорезм был основан «Нарсе, сыном еврейки...» Более того, «парсийские ученые Миночихердж и Моди передают это имя: «глава еврейской общины»...» Это «подтверждается сообщением о Хорезме... восходящем, вероятно, к истории Хорезма Бируни (крупнейший ученый-хорезмиец конца X—XI в.— В. К.)... В этом сообщении говорится, что согласно персидским официальным хроникам сасанидского времени (то есть III-VП вв.— В. К.) этой областью... овладел один из родственников сасанидского царя Бахрам-Гура (правил Ираном в 421—439 гг.— В. К.), главный начальник персидского войска... Этот персидский военачальник, родственник Бахрам-Гура, не может быть никто иной, как только Нарсе, брат этого сасанидского царя, сына Иедеджирда (иначе, Йездегерд; правил в 399—421 гг.— В. К.) и дочери «эксиларха», то есть главы еврейской общины в Персии, и его (Бахрам-Гура.— В. К.) наместник в восточных провинциях Ирана». Перед нами, заключает К. А. Иностранцев, «указание на существование в Хорезме еврейской общины. Добавим, что это мнение допустимо и a priori в виду соседства и тесных связей Хорезма с Хазарией, влиятельное положение в которой еврейской общины является известным историческим фактом»^139в.

Стоит заметить, что Нарсе, имея еврейское происхождение по материнской линии, считался «полноценным» евреем и действительно мог быть главой еврейской общины в основанном им городе Хорезме-Кяте (в особенности потому, что его тесть являлся главой еврейской общины всего Ирана)^140в. К VIII веку эта община, естественно, должна была играть немалую роль в Хорезме.

В самом начале VIII века в Хорезме совершается государствен-ный переворот. Известнейший современный узбекский историк Я. Г. Гулямов говорит о нем следующее: «...в Хорезме, по-видимому, образовалась большая и сильная социальная группировка, возглавляемая Хуразадом (иначе — Хурзад, родственник Чагана — тогдашнего правителя-хорезмшаха.— В. К.) и пользовавшаяся всей полнотой власти, в то время как власть хорезмшаха носила номинальный характер... Вероятно, смысл борьбы хорезмшаха и... Хуразада, опиравшегося на низшие слои дехкан (феодалов.— В. К.) и военнослужилое сословие, заключался в борьбе за власть, которая происходила между отживающим старым дехканством и новой системой». А к этому моменту Арабский халифат уже подчинил себе южную часть Средней Азии и не раз пытался — хотя и тщетно — захватить Хорезм. Крупнейший тогда арабский полководец Кутейба ибн Муслим в 709 г. овладел Бухарой и готовился к походу на Хорезм. Но в это время, оказавшись в безвыходном положении, «хорезмшах Чаган обратился к Кутейбе с жалобой на своего... родственника Хуразада... Кутейба с тысячью конников неожиданно явился к Чагану... Собрав войско, Хуразад принял сражение с Кутейбой, но попал в плен. Убив Хуразада, хорезмшах Чаган обратился к Кутейбе... с просьбой помочь ему расправиться с людьми Хуразада»^141в. В результате Хорезм оказался, наконец, в подчинении у Арабского халифата и, в частности, вынужден был позднее принять мусульманство,— хотя Кутейба поставил у власти (под арабским протекторатом) шаха из хорезмской династии.

Обратимся теперь к концепции С. П. Толстова. Он прежде всего обратил внимание на сообщение великого ученого-хорезмийца Бируни (973—1048), который писал о подавлении переворота в Хорезме, совершенного под руководством Хуразада: «И всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех... ученых, что были среди них»; эти ученые, отметил С. П. Толстов, «фигурируют под именем хабр (множ. ахбар), а это имя и в древнем, и в современном арабском имеет только одно значение — еврейский ученый, ученый раввин»^142в. Ясно, что эти самые «хабры» играли очень существенную роль в перевороте, совершившемся в Хорезме. В другой работе С. П. Толстов говорит: «Расправа Кутейбы с учеными Хорезма, беспрецедентная для этого этапа истории завоевания Средней Азии и особенно странная в связи с союзом завоевателя с местной, остающейся немусульманской династией, позволяет предполагать наличие союза между мятежными общинами и каким-то слоем местной интеллигенции, являвшейся идеологом движения». А поскольку этой «интеллигенцией» были «хабры», то есть еврейские ученые, именно иудаизм (возможно, по мысли С. П. Толстова, «не вполне «ортодоксальный», приближенный к зороастрийским верованиям самих хорезмийцев») стал «идеологией мощного социального движения, возглавленного Хурзадом... и жестоко подавленного призванными хорезмшахом арабами... и не могло ли арабское завоевание привести к массовой эмиграции хорезмийских иудаистов в Хазарию?.. Хазарско-еврейское предание Кембриджского документа^143в, говорящего о воинственных иудеях-изгнанниках, делящих с хазарами боевые труды и, в конце концов, выдвигающих из своей среды царя-реформатора (утверждающего господство иудаизма в Хазарии.— В. К.), гораздо более вяжется с нашей гипотезой о потерпевших поражение в борьбе с арабами иудаизированных хорезмийцах-повстанцах, чем с гипотезой о еврейских купцах-миссионерах из Причерноморья или Закавказья». И далее об этих «повстанцах»-эмигрантах: «Изгнанные из Хорезма, они, опираясь на хазар, создали «новый Хорезм» на Волге в виде Итиля, может быть, на месте какой-нибудь очень старой хорезмийской колонии или фактории, на месте пересечения трех путей (двух сухопутных и одного морского) из хорезмийских владений в Восточную Европу: на волжский водный путь и на Северный Кавказ, Дон и Черноморье»^144в.

Нельзя не сказать еще и о том, что, по убеждению С. П. Толстова, переворот Хурзада в Хорезме был связан с идеологическим наследием знаменитого иранского движения конца V—VI века, вошедшего в историю под названием маздакизма (от имени его вождя — Маздака)^145в. Это было «социалистическое» или «коммунистическое» по своей направленности движение, преследующее цель установления экономического равенства и общности имущества — вплоть до обращения в «коллективную собственность» женщин (поскольку богатая знать владела большими гаремами); в качестве одного из образцов «хилиастического социализма» движение маздакитов характеризуется в известном труде И. Р. Шафаревича^146в.

В глазах С. П. Толстова существенное доказательство связи переворота Хурзада с маздакитской «традицией» состояло в том, что, согласно сообщению арабского историка Табари, Хурзад «расправился с хорезмийской знатью, отнимая у нее имущество, скот, девушек, дочерей, сестер и красивых жен»^147в (именно эта последняя «мера» вызывала особенное возмущение у противников маздакитов). С. П. Толстов усматривает определенное единство в целом ряде восстаний и движений «маздакитского» типа VIII—IX веков в данном регионе: помимо хорезмийских событий 712 года, речь идет о движениях Абу Муслима в Мерве (747 г.) и Сумбад-Мига в восточном Иране (с 775 г.), восстании «краснознаменных» в Горгане (с 778 г.; это едва ли ни первое в истории «обретение» красного знамени!), мятежах Муканны (с 770 гг.) в Бухаре и Бабека (с 816 г.) в Азербайджане и так далее.

Хорошо известно, что в «первоначальном» движении самого Маздака большую и очень активную роль сыграла значительная часть иранских иудеев во главе с эксилархом (главой общины) Мар-Зутрой (этот сюжет освещен в ряде исторических исследований)^148в. После разгрома движения маздакитов многие из них, в том числе и иудеи, бежали в Среднюю Азию и отчасти также на Кавказ; именно в потомках этих эмигрантов видят идеологов перечисленных выше движений VIII века — Абу Муслима, Муканны, «краснознаменных» и других; притом, помимо позднейшего (IX век) восстания Бабека в Азербайджане, дело идет о движениях именно в Средней Азии. И поэтому едва ли прав Л. Н. Гумилев, безоговорочно утверждая, что «уцелевшие маздакиты бежали на Кавказ... Связанные с маздакитским движением евреи тоже удрали на Кавказ... и очутились они на широкой равнине между Тереком и Сулаком»^149в — то есть именно там, где через столетие с лишним сложился иудаистский Хазарский каганат.

Можно, конечно, предположить, что в числе иудеев, которые, в конце концов, возглавили Хазарский каганат, были и потомки участников маздакитского движения, оказавшихся на Кавказе; однако гораздо достовернее версия об их приходе к хазарам из Средней Азии, где последователи маздакизма проявили себя и раньше, и гораздо активнее, нежели в Кавказском регионе. При этом необходимо отметить, что, встав во главе Каганата, иудеи отнюдь не стремились насаждать маздакитский «коммунизм», который был нужен лишь тогда, когда задача состояла в сокрушении наличной государственной власти— как в Иране начала VI века или, позднее, в Хорезме начала VIII века. Так, у хазарского кагана, полностью подвластного иудейскому царю-каганбеку, был обширный гарем, и на него никто не покушался...

Но вернемся к трудам С. П. Толстова. Очевидно, что его мысль о «хорезмийском» происхождении хазарских иудеев в целом ряде отношений гораздо более основательна, нежели та, которая поддержана в трактате М. И. Артамонова (о ней говорилось выше), предполагавшего, что иудеи, жившие на территории Хазарского каганата, как-то само собой, «попросту», оказались у власти.

Еще важнее другое. Правомерность и, в конце концов, истинность какой-либо гипотезы уясняется в том случае, если она, гипотеза, находит подтверждение в целом ряде фактов, в особенности в «новых» фактах, которые в момент создания гипотезы были вообще неизвестны. И именно такие факты обнаружились за те полвека, которые миновали со времени появления первых работ С. П. Толстова.