ББК 63.3 (2)

В какую же сторону, по мнению В. Я. Петрухина, меняется теперь «ситуация» в историографии? А вот в какую: «Можно считать провидческим,— возглашает В. Я. Петрухин,— взгляд В. О. Ключевского на «хазарское иго», как на отношения, способствовавшие развитию экономики славян... ныне исследователи в целом согласны с В. О. Ключевским, что «хазарское иго» способствовало расцвету славянской культуры в Среднем Поднепровье, так как славяне были избавлены от набегов степняков» (с. 86,87—88).

Если согласиться с последним «тезисом» В. Я. Петрухина, придется считать, что после разгрома Каганата, при Владимире Святом и Ярославе Мудром, культура Среднего Поднепровья, то есть прежде всего Киева, была уже менее способна к «расцвету»...

Впрочем, пойдем по порядку, ибо буквально все приведенные положения В. Я. Петрухина искажают реальное положение вещей.

В «период борьбы с космополитизмом» Б. А. Рыбаков действительно определял Хазарский каганат как «небольшое паразитарное государство», жившее только «за счет транзитной торговли». Но он вовсе не утверждал, что для его разгрома нужен был «богатырский народ» (хотя и считал народ Руси именно таковым); Б. А. Рыбаков даже обвинял автора «Повести временных лет» Нестора в своего рода фальсификации: «Нестор, создавая литературный образ Вещего Олега... должен был создать для него и подвиги, достойные той роли, которую придумал для него. Олег под пером Нестора... освобождает славянские племена от хазарской зависимости». И необходимо «очень осторожно отнестись к рассказу русской летописи начала XII в. об уплате дани хазарам». Б. А. Рыбаков пытался доказать, что-де «Хазария в 1Х--Х вв. была в силах лишь укреплять свою северо-западную границу по Дону и не помышляла (даже! —В. К.) о выходе в степи севернее Саркела»^231в,— то есть хазарской крепости, расположенной почти в 1000 км (!) от Киева...

Поэтому по меньшей мере странно только что приведенное высказывание В. Я. Петрухина, согласно которому представление о Каганате как о «носителе «ига», более страшного, чем татарское», будто бы возросло на основе «традиции», заложенной «в период борьбы с космополитизмом»,— «традиции», выразившейся «особенно в работах Б. А. Рыбакова». Дело обстоит как раз прямо противоположным образом. Ибо именно в позднейший «период», через десять лет после появления процитированных работ Б. А. Рыбакова, в 1962 году, был издан объемистый трактат видного историка и археолога М. И. Артамонова «История хазар» (имя его, кстати сказать, неоднократно упоминается — и во вполне «позитивном» плане — в книге В. Я. Петрухина), в котором решительно пересматривался взгляд Б. А. Рыбакова.

М. И. Артамонов писал, в частности: «Б. А. Рыбаков, больше всего озабоченный тем, чтобы представить Хазарию незначительным ханством... особенно возмущен теми размерами хазарских владений, которые очерчены в письме царя (хазарского.—В. К.) Иосифа... Однако вышеизложенные данные из истории хазар со всей убедительностью свидетельствуют, что Хазарский каганат был действительно огромной империей, обнимавшей почти всю южную половину Восточной Европы»^232в.

Вместе с тем, писал далее М. И. Артамонов, «принятие иудейской религии было... роковым шагом. С этого времени... наступила эпоха посреднической торговли и паразитического обогащения правящей верхушки. Новое правительство справедливо не верило своему народу и держалось на копьях мусульманской гвардии. Талмудическая образованность не затрагивала массы, оставаясь привилегией немногих. С этого времени роль Хазарского каганата стала резко отрицательной... Самым могучим врагом иудейской Хазарин,— заключает М. И. Артамонов,— стала Киевская Русь, на пути экономического и политического развития которой она оказалась. Последствием столкновения было полное и окончательное уничтожение Хазарии... Впрочем, так же относились к воинствующему хазарскому иудаизму и другие связанные с хазарами народы... Необходимость бороться с эксплуататорами из Итиля стимулировала объединение... вокруг золотого стола Киевского, а это объединение, в свою очередь, создало возможность и перспективу для бурного роста не только русской государственности, но и древнерусской культуры» (с. 457— 458),— в том числе богатырского эпоса; М. И. Артамонов отмечает: «В русском эпосе память о хазарах сохранилась в былинах о Козарине и Жидовине, необыкновенном великане, с которым сражаются Добрыня и Илья Муромец» (с. 446).

Итак, если для В. Я. Петрухина неприемлема определенная «традиция» в понимании Хазарского каганата, он должен был бы видеть ее истоки не в кратких статьях Б. А. Рыбакова, написанных «в период борьбы с космополитизмом», но в обширнейшем (около 40 авт. листов!) трактате М. И. Артамонова, изданном в период так называемой «оттепели» (трактат был подписан в печать в 1961 году).

Не исключено, впрочем, что В. Я. Петрухин «отвергает» и трактат М. И. Артамонова (хотя и упоминает не раз имя этого ученого — в отличие от имени Б. А. Рыбакова — без каких-либо нападок); в частности, для В. Я. Петрухина явно неприемлемо то определение Каганата как «паразитического» государства, которое дано М. И. Артамоновым (как и ранее Б. А. Рыбаковым). Но тут уж ничего не поделаешь. С. А. Плетнева, о работах которой вполне «положительно» упоминает В. Я. Петрухин, в своей изданной в 1986 году книге «Хазары» утверждает, что Каганат являл собой «типичное паразитирующее государство». В нем «большую роль играла... спекулятивная перепродажа... судя по археологическим данным, изменился даже характер ремесла... изготовлялись вещи, предназначенные для массовой продажи, сделанные небрежно; наспех»^233в.

Чтобы убедиться в «паразитирующем» характере Каганата, достаточно, скажем, ознакомиться с тщательным исследованием (возможно, неизвестном В. Я. Петрухину) виднейшего знатока восточной нумизматики А. А. Быкова «Из истории денежного обращения в Хазарии в VIII-IX вв.»^234в. В этом исследовании доказано, что в Каганате изготовлялись арабские монеты —диргемы, которые, притом, чеканились весьма небрежно; точности в исполнении, как пишет А. А. Быков, «не придавали значения, лишь бы на первый взгляд северо-западных (то есть прежде всего русских.—В.К.) и северных (булгар и других волжских народов.—В. К.) соседей хазар монета походила на привычные им арабские дирхемы, что служило для них первой гарантией качества». Вместе с тем, «на монетах был знак... который напоминал понимающим (то есть правящему в Каганате слою.— В. К.) о происхождении монет» (с. 67).

А. А. Быков показывает, что эти «монеты чеканились в Итиле, резиденции кагана и административном центре Каганата» (с. 68), и, значит, в этом государстве существовали, так сказать, фальшивомонетчики на высшем государственном уровне, хотя их продукция предназначалась не для выброса на «мировой рынок», а для использования среди населения, не обладающего знаниями, дающими возможность отличить подлинный диргем от поддельного (в частности, знанием арабского языка).

Еврейский путешественник второй половины IX века Эльдад га-Данид, посетивший Северный Кавказ — то есть южную часть Хазарского каганата,— писал о своих живущих там одноплеменниках: «Они не имеют хлебопашцев и все покупают за деньги»^235в,— то есть, надо полагать и за те же фальшивые диргемы...

Впрочем, наиболее странно и даже нелепо выглядит суждение В. Я. Петрухина о том, что-де «ныне исследователи в целом согласны с В. О. Ключевским», считавшим «хазарское иго» по сути дела благом для экономики и культуры Руси.

Наш выдающийся историк в самом деле столетие назад в нескольких фразах выразил именно такое мнение. Однако сам он «хазарской проблемой» никогда не занимался и исходил из давних сочинений, в которых были сделаны только самые первые шаги в изучении этой проблемы.