В иудейской среде книга всегда толковалась аллегорически. Основным моментом в толковании был следующий: книга описывает любовь Господа к избранному народу и соединяет Израиль и Бога в мистическом браке. По мнению знаменитого раввина Акибы Песнь Песней – это победная песнь Израиля над древними и новыми врагами и хвала Господу, возлюбившему Израиль более всех народов. Основной мотив дополнялся такими же аллегорическими толкованиями подробностей. В качестве примера можно привести объяснение сокровенного смысла, находящегося, по мнению иудейских экзегетов, в перечислении украшений невесты. Так, например, под Ниткой жемчуга они понимали Пятокнижие, под шнурком из драгоценных камней – пророков, под золотыми подвесками – Кетубим, под серебряными подвесками – саму Песнь Песней.

Первым христианским толкователем книги был святой Ипполит Римский. Он первый дал христианское понимание Песни Песней как символического образа взаимоотношений Христа и Его Церкви. Труд святого Ипполита остался малоизвестным. От его толкования сохранились фрагменты на греческом языке. Полностью труд святого Ипполита сохранился лишь в грузинском переводе.

Основой для всех святоотеческих толкований книги Песнь Песней стал труд Оригена. Он углубил иудейское толкование и дал христианскую интерпретацию книги. Под образом жениха он понимал Христа. А под образом невесты - Его Церковь, а также душу человеческую. Блаженный Иероним перевел на латинский язык две беседы Оригена на Песнь Песней. В предисловии к своему переводу он, в частности, писал: «Тогда как в толковании прочих книг Писания Ориген превзошел всех, в изъяснении Песни Песней он превзошел самого себя». К сожалению, труд Оригена не сохранился полностью. Вслед за Оригеном подобным образом книгу толковали святители Афанасий Великий, Кирилл Иерусалимский, Григорий Нисский, Епифаний Кипрский, ученик святителя Иоанна Златоуста Авва Нил, блаженный Феодорит Кирский, преподобный Иоанн Дамаскин. Толкования на отдельные места Песни Песней встречаются у святителя Василия Великого и преподобного Максима Исповедника. Афанасий Великий дополнил толкование Оригена, высказав мнение, что Песнь Песней изображает также взаимоотношения Христа и всего человечества. Наиболее полными святоотеческими толкованиями книги являются толкования святителя Григория Нисского (изъяснены первые шесть глав) и блаженного Феодорита. Последний оставил толкование на всю книгу. В своих толкованиях оба святых отца следуют за Оригеном. Их особенностью является полная бесстрастность. Ни о какой чувственной любви нет и речи. Эстетизм также отсутствует. Так, в сравнениях какой-то части тела невесты или жениха с животным или растением, они обращают внимание не на красоту тела и природы, а на физиологическое назначение телесного члена, повадки животного или ботанические особенности растения. Во всем этом они находят таинственные указания на догматы Церкви и явления духовной жизни. Святитель Григорий и блаженный Феодорит толкуют по порядку каждое слово. Таких последовательных толкований этой книги в святоотеческой литературе больше не имеется. Прокопий Газский составил «цепь» (катена) толкований на Песнь Песней, в которой привел толкования следующих экзегетов: Филона Александрийского, Оригена, Евсевия Кесарийского, Дидима Слепца, Григория Нисского, Аввы Нила, Феофила Александрийского, Кирилла Александрийского, блаженного Феодорита и других. Труд Прокопия Газского обширен и не систематичен. Он представляет собой набор цитат, не связанных общей мыслью. Известный византийский богослов, философ и государственный деятель Михаил Пселл также составил толкование на Песнь Песней, причем в стихотворной форме. Свое толкование он помещает после толкования «Трех отцов», составленного по св. Григорию Нисскому, св. Нилу и св. Максиму Исповеднику. Однако в своем толковании Михаил Пселл полностью самостоятелен, иногда совершенно расходясь с толкованиями «Трех отцов». Прокомментировал он книгу только до 8 стиха 6 главы, как и святитель Григорий Нисский. Михаил Пселл почти до конца своего толкования проводит мысль, что в книге выражено откровение любви Христовой к спасающейся душе, и этой души – к своему Спасителю. Затем он начинает высказывать несколько иные мысли, понимая под образом Невесты Церковь, как наставницу человеческих душ.

Святые отцы-аскеты не составили толкований на Песнь Песней. Однако, раскрывая в своих творениях учение о человеке и борьбе с греховными страстями, они нередко использовали образы и выражения из этой книги. Среди отцов-аскетов, обращавшихся в своих творениях к книге Песнь Песней можно назвать преподобных Макария Великого, Нила Синайского, Иоанна Кассиана, Иоанна Лествичника.

Святой отец третьего века Мефодий Патарский в своем творении «Пир десяти дев» дал несколько неожиданное толкование книги. Он увидел в Песне Песней гимн девству. В таком же значении употреблял книгу святитель Амвросий Медиоланский в ряде своих творений о девстве. В этих толкованиях девственная душа, Невеста Христова, изображается устремленной к Небесному Жениху Христу. Эти творения пронизаны эсхатологическим ожиданием всецелого воссоединения с Ним. При этом в них отсутствует чувственная страстность и мечтательность, характерная для позднейших католических «святых».

На Западе книгу толковали святой Григорий Великий (Двоеслов) и Беда Достопочтенный, составивший комментарий на Песнь Песней в семи книгах. Оба они понимали ее как аллегорическое изображение Христа и Его Церкви. Так же понимал эту книгу и святитель Амвросий Медиоланский. Вместе с тем, святитель Амвросий является одновременно основоположником мариологической традиции толкования книги. В своем творении «О воспитании девы и Приснодевстве святой Марии» он рассматривает образ невесты как прообраз Пресвятой Богородицы. В средние века мариологическая традиция получает на Западе дальнейшее развитие. Эта традиция нашла, в частности, отображение в католическом богослужении. У католиков паримии из книги Песнь Песней читаются в богородичные праздники, а также в день святых жен, в день святой Марии Магдалины и в день святого Иосифа Обручника. В православной Церкви книга Песнь Песней за богослужением не читается. Однако образы из нее используются в богородичных песнопениях («Запечатленный Источник», «вся добра Еси и порока несть в Тебе») применительно к Пресвятой Богородице. Образ из этой же книги используется и в акафисте Пресвятой Богородице: «радуйся, Невесто Неневестная». Из восточных экзегетов мариологического толкования придерживается император Матфей Кантакузен. Им составлено толкование на Песнь Песней, почти полностью основанное на понимании этой книги как откровения о любви Господа Иисуса Христа к Своей Пречистой Матери и Божией Матери - к Своему Божественному Сыну. След мариологического толкования Песни Песней присутствует у Михаила Пселла в конце его комментариев, когда он говорит, что под «Единой избранной и Голубицей» следует понимать Матерь Божию. Еще некоторые отцы, как, например, преп. Ефрем Сирин, свят. Епифаний Кипрский, Николай Кавасила, отдельные выражения из Песни Песней, которые относятся к Невесте, относят к Божией Матери.

Наконец, следует отметить еще одно направление в толковании Песни Песней. Его можно назвать историческим. Это толкование находится в стороне от общего христианского восприятия книги. Однако нельзя сказать, что оно является абсолютно неприемлемым. Заключается оно в том, что в книге видят аллегорическое изображение исторических событий. При этом часто ссылаются на творение блаженного Августина «О граде Божием». Якобы, этот святой отец высказал мысль, что Песнь Песней отображает историю еврейского народа, вернувшись, таким образом, к традиционному иудейскому толкованию. Однако скорее всего мы имеем дело с неправильным пониманием соответствующих мест книги. Итальянский философ Николай де Лира увидел в 1 – 6 главах книги изображение истории еврейского народа, а в 7 – 8 главах – историю христианства до времен императора Константина Великого. Другой толкователь, Апоний, считал, что Песнь Песней является откровением обо всей истории мира от творения до Страшного Суда. Некоторые авторы делали попытки подвести отдельные тексты книги к конкретным историческим событиям. Например, в Песни Песней видели прообразовательное аллегорическое изображение истории Реформации в Европе. При этом мы порой можем встретиться с совершенно произвольным аллегоризмом в толковании книги некоторыми авторами.

Рационалистические толкования.

Буквальное понимание Песни Песней как брачной песни, воспевающей только земную любовь, чуждо для христианства. Единственным в эпоху Древней Церкви толкователем, который таким буквальным образом толковал эту книгу, был Феодор Мопсуэстский, осужденный посмертно на Пятом Вселенском Соборе в 553 году. Среди заблуждений Феодора Мопсуэстского, на Соборе, было указано и буквальное понимание им книги Песнь Песней. Он считал ее сборником свадебных песен.

Взгляд на книгу Песнь Песней как на сборник любовных песен стал постепенно возрождается с появлением протестантизма. Однако, первоначально он не имел много сторонников. В 1544 году в Женеве гуманист Себастиан Кастеллио стал учить, что в Песни Песней мы имеем простой разговор Соломона со своей любимой подругой. Церковный взгляд на книгу он публ ично осмеивал. Например, он заявлял, что «когда Соломон писал седьмую главу Песни Песней, он был в ослеплении похоти и руководился мирской суетой, а не Святым Духом». Кастеллио требовал исключить книгу из канона. За такое отношение к священной книге он был изгнан Кальвином из Женевы.

Позже получила распространение гипотеза о том, что книга является описанием взаимоотношений царя Соломона с конкретной женщиной – с Ависагой Сунамитянкой или с египетской царевной. Это мнение было известно и в древности. В научной литературе 18-19 веков оно получило название гипотезы типистов. Типисты считали, вместе с тем, что эта брачная песнь является прообразом (типом) духовного брака Господа и Израиля, Христа и Церкви. Нельзя не заметить слабых сторон этой гипотезы. Об Ависаге Сунамитянке известно, что она прислуживала царю Давиду в его старости и согревала его в постели, оставшись девицей. После смерти царя Давида ее безуспешно просил себе в жены брат и соперник Соломона Адония. Соломон усмотрел в этой просьбе претендента на престол тайное намерение заполучить еще один козырь в политической борьбе. Адония поплатился за это жизнью. Что затем стало с Ависагой, неизвестно. В Библии нет никакого указания на то, что она стала женой Соломона. Можно отметить также, что имя Ависага происходит от еврейского слова «абисаг», что означает «отец заблуждения, легкомыслия». Было бы странно, если девица с таким именем стала прообразом еврейского народа или Церкви Христовой. То же самое можно сказать и о дочери фараона. Израильтянам запрещалось брать в жены иноплеменниц, чтобы те не совратили их в идолопоклонство. Поэтому брак Соломона с ней вряд ли можно считать законным и благочестивым. Еще следует отметить, что среди отцов Церкви никто не придерживался взгляда, высказанного затем типистами. Более того, блаженный Феодорит в начале своего толкования на Песнь Песней счел долгом опровергнуть подобные заблуждения. «Говорят некоторые..., что премудрый Соломон сам о себе и о дочери фараоновой оную написал; а другие, подобные первым, утверждают, что вместо дочери фараоновой разуметь здесь должно Ависагу Сунамитяныню..., то я долгом поставляю, при начале истолкования моего ложные оные и душевредные мнения прежде опровергнуть», - писал святой отец.

Однако, встречались вольнодумцы, которые видели в Песни Песней лишь эротическую поэму. Разумеется, они отрицали каноническое достоинство книги. В России такого взгляда придерживался известный государственный деятель и историк, сподвижник Петра Первого, В.Н.Татищев. Помимо всего прочего он был известен и своим вольнодумством в религиозной сфере. С апологией традиционного воззрения на Песнь Песней выступил другой известный сподвижник Петра архиепископ Феофан (Прокопович). Его перу принадлежит сочинение «О книге Соломоновой, нарицаемой Песни Песней». В заглавии сказано, что это рассуждение написано «против неискусных и малорассудных мудрецов, легко о книге сей помышляющих» (Чист. С.614). Поводом к написанию книги стал один из разговоров архиеп. Феофана с Татищевым. О его содержании рассказывается в предисловии к книге. «В недавнопрошедшее время в прилучившейся нам негде беседе дружеской, когда были рассуждения о Христовой церкви, между многими Священного Писания словесы к делу тому приведенными, произнеслось нечто и от книги Соломоновой, глаголемой Песни Песней. Некто от слышащих (г. Василий Никитич Татищев, тайный советник и астраханский губернатор) по внешнему виду, казалось, человек не грубый, поворотя лице свое в сторону, ругательне усмехнулся, а когда и дале еще, поникнув очи в землю с молчанием и перстами в стол долбя, претворный вид на себе показывал. Вопросили мы его с почтением: что ему на мысль пришло? И тотчас нечаянный ответ получили: «давно, рече, удивлялся я, чем понужденные не токмо простые невежи, но и сильно ученые мужи, возмечтали, что Песнь Песней, есть книга Священного Писания и Слова Божия? А по всему видно, что Соломон, разжизаяся похотию к невесте своей, царевне египетской, сия писал, как то у прочих, любовию жжимых, обычай есть; понеже любовь есть страсть многоречивая и молчания не терпящая, чего ради во всяком народе ни о чем ином так многия песни не слышатся, как о плотских любезностях». Сим ответом так пораженное содрогнулось в нас сердце, что не могли мы придумать, что сказать. А понеже он и еще повторял тожде свое злоречие, мы ему с кротостию предложили, что надеемся так доказательне честь и силу книги сея, яко сущаго Слова Божия, объяснить, что он, если совести своей не воспротивится, о нынешнем смехе своем восплачется. Он, то слышав, с прилежанием просил нас, дабы мы обещаваемого дела исполнить не забыли. Знать то ни мало не надеялся, чтоб мы нечто важное и сильное произнести о сем могли. Того ради мы обещанием оным одолжены, тщимся то уже совершить» (Чистович И. Феофан Прокопович и его время. – СПб: изд. Имп. АН, 1868. –752с.)