Пасха Красная

— А я всякую работу люблю. Хлеб пекла, телят пасла, за коровками ходила, а за курами нет.

Почему-то решили, что ей будут интересны куры, и определили мать Нину на курятник.

Всем до боли не хватало в эти дни о. Трофима, но у матери были те же огромные голубые глаза и та же ласковая улыбка для всех. “Я как на свадьбе была тогда, — говорила она о тех днях. — Все плачут, меня утешают, а мне чудится — свадьба идет. Народу много, цветов много. А я улыбаюсь и не понимаю совсем ничего. Может, от сильных лекарств это было? Мне же горстями давали всего”. Было в этих днях, действительно, нечто от свадьбы. Сразу после погребения в Оптину приехала женщина, потерявшая сына. Он был шофер, и на узкой дороге, где не разминуться, навстречу ему вылетел автобус с детьми. Кто-то должен был погибнуть — он или дети. И шофер погиб, спасая детей. Мать хранила для свадьбы сына три нарядных расшитых рушника-полотенца, чтобы сделать свадебную перевязь друзьям жениха. Когда она услышала об убийстве трех оптинских братьев, то пало ей на сердце, что три свадебных полотенца предназначены им. Приехав в Оптину пустынь к могилам новомучеников, мать сделала свадебные перевязи на их крестах, будто кресты — друзья жениха.

Долго стояли кресты в этих свадебных перевязях, рождая воспоминания о брачном пире: “Радуйся, Кана Галилейская, начало чудесам положившая; радуйся, пустынь Оптинская, наследие чудотворства приявшая”. А чудотворения действительно, совершались. Мать Нина хотела остаться в Оптиной навсегда, но после сорокового дня ее благословили: “Иди, мать, в мир и приведи к вере детей”. В дорогу ей надавали столько сумок с подарками, что выгрузившись с ними на вокзале, мать Нина спохватилась, что забыла в машине рюкзак с молитвословом сына, а машина уже уехала. Уж как она расстроилась из-за молитвослова, взывая: “Трофим, сынок, я рюкзак забыла!”

Рассказывает игумен Михаил (Семенов), в ту пору оптинский шофер Сергий:

“Отвезли мы мать Нину на вокзал, возвращаемся, а мотор вдруг заглох. Не заводится машина — и все! Стали искать, кто бы дотащил нас на буксире до Оптиной. Полез я за буксировочным тросом и увидел, что мать Нина забыла рюкзак. “Да это же Трофим, — говорю, — нас остановил. Скорей на вокзал!” Машина тут же завелась, и мы успели приехать на вокзал до отхода поезда, отдав маме о. Трофима рюкзак”.

Мать Нина рассказывает о жизни в Братске: “Вернулась я домой, а в храм не иду. Сижу дома и плачу: “Убили сыночка!” В Оптиной я почему-то этого не чувствовала, а тут сомлела от горя и исхожу в слезах. Вдруг стук в дверь. Входит батюшка о. Андрей и говорит от порога: “Мать Нина, ты что же в храм не идешь? Там Трофим тебя ждет не дождется”. Я подхватилась и скорей в храм бежать. Зашла в церковь и обомлела от радости: тут Трофимушка, чувствую, тут. “Батюшка, — говорю я о. Андрею, — я ведь теперь из храма не уйду. Дайте мне хоть закуточек при храме. Трофим правда тут, и я хочу быть с ним”. Дали мне келью и послушание — храм убирать. Храм у нас в Братске огромный, а уборщица я одна. Все меня жалеют и помочь предлагают, а я отказываюсь и говорю: “Да разве я одна убираюсь? Мне Трофим помогает, сынок”. Не все мне верили, но это правда. Я воды приготовлю, возьму швабру и говорю: “Сынок, пойдем убирать”. Я не убираюсь, а летаю по храму и ни капельки не устаю”. Раньше самой большой болью инока Трофима было неверие его семьи. Сестры Наталья и Елена были даже некрещеными. А теперь этим горем терзалась мать. Но как привести к вере уже взрослых детей, она не знала и лишь молилась, взывая: “Трофимушка, сынок, спаси их!” “Лена, а ты как к вере пришла?” — спросили младшую сестру о. Трофима, когда она приехала в Оптину. А Лена заплакала: “Думаете, просто потерять любимого брата? Через боль и пришла”. Елена была самой младшей в семье, и Трофим вынянчил ее на своих руках. “Лет десять ему было, — вспоминает мать Нина. — Взял Лену на руки, подошел с ней к зеркалу и говорит: “Мама, смотри, Лена — это копия я. Вот вырасту большой, сперва Лену выдам замуж, а потом уже сам женюсь”. А малышка так благоговела перед старшим братом, что без него, как шутили, не смела дышать.

После убийства Лена от нервного потрясения тяжело заболела. Она таяла в больнице на глазах у врачей, а Трофим часто являлся ей во сне. Когда Лена была уже, думали, при смерти, Трофим сказал, тревожась, что надо строить ей домик. “Какой домик? — недоумевала Лена. — Он про что, про гроб говорит?” Ярче всего Лена запомнила два сна. Сразу после убийства она увидела Трофима стоящим в святом углу у икон в пурпурной мантии из неизвестной богатой ткани. Лена пала в слезах к его ногам, а Трофим укрыл сестру своей мантией, и ей стало радостно и тепло. Но чаще она чувствовала во сне, что брат сердится на нее. Как-то Лена увидела его во сне измученным и с такой скорбью в глазах, что она вздрогнула, услышав как наяву его голос: “Устал я уже молиться за вас. Все нутро изорвал ради вас, а вы все не идете в храм”. И однажды Елена, уверовав, вошла в храм. Муж Елены Андрей, шофер-дальнобойщик, не препятствовал Лене ходить в церковь, однако смысла в этом не видел. Но когда мать Нина дала ему иконку преподобного Серафима Саровского из кельи о. Трофима, он из уважения к родственнику повесил ее у себя в кабине и ушел с этой иконой в дальний опасный рейс. Водители шли с грузом плотной колонной, держа наготове монтировки, чтобы в случае нападения защитить свою жизнь и груз. Вдруг машина у Андрея сломалась. Замыкающий колонну остался его прикрывать, а колонна ушла вперед. Когда, починившись, они нагнали колонну, им сказали: “Счастливые вы! Пока вы чинились, на нас напали и разграбили груз”. Водитель, замыкавший колонну, теперь следовал везде за Андреем, решив: “он счастливчик” и шоферское счастье везет.

А дальше было вот что — на лесной дороге, по которой только что прошла колонна, перед машиной Андрея упало дерево. Пока он и следовавший за ним водитель искали объезд, на колонну снова напали грабители. Из всей колонны довезли груз целым только Андрей и шофер, следовавший за ним. “Счастливых совпадений”" в том рейсе было так много, что Андрей остановил машину у церкви и спросил батюшку: “Какой святой шоферу помогает?” “Святитель Николай”,- был ответ. Так появилась в кабине Андрея вторая икона — святителя Николая-Чудотворца, подаренная ему, кстати, в день возвращения из рейса мамой о. Трофима. И все-таки это была еще не вера, а скорее борьба за выживание, заставляющая шофера опытно искать, а что “помогает?” Но однажды произошел такой случай. Андрей с напарником остановились заправиться у бензоколонки на пустынной дороге среди леса. Они уже собирались отъезжать, как путь им преградила легковая машина, и вооруженные, люди предложили следовать за ними, чтобы отвезти некий груз. У Андрея захолонуло сердце — он сразу понял, кто они такие. Милиция предупреждала по радио, что в этом районе действует банда: шофера приглашают отвезти груз, в дороге убивают, а машину затем продают. Андрей отказался ехать и, надеясь откупиться, предложил им деньги. Но вооруженные люди уже сели к нему в кабину, вытолкнув оттуда напарника, и сказали с усмешкой: “Не хочешь — заставим. Езжай!” Смерть коснулась души Андрея, и он впервые взглянул на иконы в кабине не как на дорожный талисман, но взмолился с жаром, крикнув в душе в отчаянии: “Трофим, выручай!” И тут, неожидано, как в кино, к машине Андрея на большой скорости подъехала милицейская машина. Бандиты бросились бежать, но к бензоколонке уже мчались машины на перехват, не давая им уйти. Оказывается, милиция выслеживала банду, настигнув ее в страшный для Андрея миг. Бандитов связали и бросили к ногам водителей. “Бейте их за всех убитых — большая кровь на них. Они ведь и вас хотели убить”. Но Андрею было уже не до них. В потрясении он молча сел в машину, а дома сказал: “Бог есть”.

В Сибири долго запрягают да быстро едут. И однажды, как рассказывала мать Нина, крестилось сразу четырнадцать человек Трофимовой родни. Правда, сестры утверждают, что их было больше: “Вспомни, мама, нас же полхрама стояло, а храм у нас вон какой большой”. В общем, для крещения Трофимова рода настоятель храма о. Андрей выделил специальный день. После того, как дети пришли к вере, мать Нина вернулась в Оптину пустынь и стала работать здесь на послушании пекаря. А новомученик Трофим Оптинский, как и при жизни, не оставлял попечением свою семью.

Рассказывает сестра о. Трофима Елена: