«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Мантия и схима имеют то великое значение, что при­нимающему их дается и благодать жить по-монашески, да­ется благодать исполнять монашеские обеты. Здесь мантия и схима похожи на оружие, которое дается воину, когда он идет на брань. Ему есть чем встретить врагов и защищать­ся, и отбиваться от них (преп. Варсонофий, 5, с. 137—138, от 20.12.1909).

Приступая к принятию ангельского образа, иди на свя­тое дело в разуме. Это не есть какое-либо земное отличие и честь, но вящее смирение. Образ истинного монашества есть искреннее смирение, а смирение святой Исаак Сирин называет одеянием Божества. Прочти сама его 53-е Слово. Малый ангельский образ есть обручение Небесному наше­му Жениху, Сладчайшему Иисусу. И потому, как только оденут тебя в сию одежду смирения, ты обязана будешь иметь всегда на языке имя Иисусово, как обрученная неве­ста имеет пред глазами портрет своего жениха (преп. Анатолий, 7, с. 60).

Поздравляю тебя с ангельским образом. Сердечно желаю тебе и по-ангельски жить чисто, свято, во смирении, послушании и молитве непрестанной, в незлобии и любви к ближнему (преп. Анатолий, 7, с. 112).

Один монах, оставшись вне монастыря, начал думать: «Не буду носить четки. Я не молюсь по ним, и, может быть, это мне в грех поставится, что я показываю не то, что есть». Это неправильно. Я хотя и не молюсь по четкам, а на руке держу. Посмотрю на них и подумаю: «Я — монах, должен по обету непрестанно молиться и не молюсь». Укоряю себя, и это — на пользу... Одежду монашескую надо любить (преп. Никон, 8, с. 328).

Хотя ты и не принимала пострига в мантию, но все же ты имела рясофор, а на одеяние рясы читается такая мо­литва: «Благодарим Тя, Господи Боже наш, Иже по мнозей милости Твоей избавил еси рабу Твою от суетныя мирския жизни, и призвал еси ю на честное сие обещание: сподоби убо ю пожити достойно во ангельском сем жительстве: и сохрани ю от сетей диавольских, и чисту ея душу и тело соблюди даже до смерти», и далее: «облецы ю освящения одеждою, целомудрием препояши чресла ея...». Из этого видно, что Святая Церковь Православная на рясофор смот­рит, как на обет Богу. Бойся солгать Богу. Теперь, если к сему приложим еще и то, что соблазняет тебя монах мантийный, то мне страшно подумать, какой на это суд произносит Святая Церковь. Вот что написано в законоправильнике: монах или монахиня, если приидут в общение брака, не считается то брак, но блуд, или лучше сказать, прелюбодейство... (преп. Никон, 6, с. 231—232).

Говорили старцу, что в обители <Оптинской> не скоро дают постриг. На это он ответил: «Внутреннее нужно соблюдать, а о внешнем нечего беспокоиться» (преп. Амв­росий, 1, ч. 2, с. 2).

Не желай рясофора. Меня самого принудили в рясофор и в мантию, а я не хотел и говорил о сем батюшке Макарию — я сам не принял бы (преп. Амвросий, 1, ч. 2, с. 73).

...Прочти жития Симеона Юродивого... и преподоб­ного Алипия Столпника... и обрати внимание, что там го­ворится о пострижении. Хорошо позаботиться о внутрен­нем монашестве, но все-таки оно без внешнего не бывает, хотя внешнее без внутреннего и бывает. — Все таинства Православной Церкви совершаются из сочетания внешнего со внутренним, так как человек состоит не из одной души, но и из тела. Хорошо внутренно приготовить себя к сему и не спешить, пока устроишься. — Но так может рассуждать здоровый, больному же надо позаботиться, чтобы не упустить времени, и если сам не позаботится, то никто навязывать ему не будет. — Монашество принимается по собственному желанию, даже когда бывает представле­ние от начальства, то сперва спросят и подписку возьмут, но потом в церкви опять спрашивают: «вольною ли ты во­лею пришел еси» и т. д. Очень высоко будет дожидаться, пока Сама Царица Небесная тебе предложит, что хочет постричь тебя, а следует, повторяю, тебе самой об этом подумать и позаботиться (преп. Амвросий, 23, ч.2, с.74).

...Пишешь, что ты недостойна! — Хорошо смиряться с толком, и если сознаешь свое недостоинство, то в других случаях и следует, сообразно с этим, вести себя и держать­ся смиренного образа мыслей и действования. — Но по причине недостоинства своего не должно отказываться от принятия монашеского образа. — Святой Иоанн Лествичник пишет: «Никто да не нарицает себя недостойна быти обета иноческого... Где находится велия гнилость, тамо и Велие врачевание потребно есть... Здравии бо врача не требуют и во врачебницу не приходят» (Степ. 1, отд. 19). Если не желаешь принять пострижения, то зачем поступала и в монастырь? Впрочем, вольному воля, а спасенному рай. Но если и в болезни будешь отказываться от монашества, то рассуждение твое весьма ошибочно, и внушение это явно с шуией стороны (преп. Амвросий, 23, ч. 2, с. 75).

Ты удивляешься себе, как ты решилась принять по­стрижение в <схиму>... Как бы ни было, а дело уже сдела­но, переделывать нельзя; остается исполнять по силе и возможности данные обеты, в чем же окажемся неисправ­ными, в том да приносим искреннее и смиренное покая­ние. — Смущаться же ни в каком случае не должно, кольми паче не жалеть и не раскаиваться в том, что принято такое пострижение. — Это великий дар Божий, а даром и невели­ким пренебрегать не должно: а лучше благодарить и ста­раться быть достойным того, что нам даровано по великой милости Божией (преп. Амвросий, 23, ч. 2, с. 90—91).

...По принятии мантии скорбные искушения более по­путаются на человека, чтобы навык брани духовной и со­творился и стал искуснее. Тут уже не должно по-новона­чальному рассуждать, зачем то или другое? а просто терпи, смиряйся и опять терпи, подставляя правую ланиту в ду­ховном смысле, т. е. не оправдываясь, а принимая поно­шение и уничижение: во-первых, за грехи, во-вторых, ради того, что добровольно избрала ты спасительный путь, ко­торый называется тернистым, и тесным, и трудным; особен­но принявшему мантию неприлично входить в чужие дела и подавать человеческие советы, кому где жить, или куда переходить, или еще непристойнее — поступать двуличи­ем — в глаза принимать ласково, а заочно говорить про­тивное. Надобно поверить себя, и душевредного должно удаляться, не давая воли языку и гневу, самооправданию, которые лишают человека пользы душевной... (преп. Амв­росий, 23,ч. 2, с. 101).

И простое стрижение овец бывает полезно и необхо­димо. Весною остригут овцу, а к осени вырастает на ней новая шерсть и более твердая. Постригут монаха в ман­тию. К осени, то есть к старости, расположение души его уже бывает более твердое и благонадежное к получению милости Божией, вечной и нескончаемой. Разумеется, если эта духовная овца не будет подражать козам, без толку лазить по плетням и колокольням и шататься по распутиям. Все знают, что козел, когда не пустят его вперед стада, то идет позади стада один, не хотя смириться (а за такое несмирение не бывает от него ни шерсти, ни молока) и идти наравне с другими, оправдывая собою слово Писа­ния: «тем, якоже прочии человецы» (Лк. 18, 11). Не хочет внять словам псалмопевца: «се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе» (Пс. 132, 1) (преп. Амвросий, 23, ч. 2, с. 167).

...Слышу о тебе, начальственная мать, что ты не пе­рестаешь унывать с тех пор, как начала горевать, получив­ши весть о пострижении. Знай, что горе, как море. Чем более человек в него входит, тем более погружается. Поду­май сама, какой безопаснее воин, вооруженный или не во­оруженный, и какой крепче монах, постриженный или не постриженный. Искуситель имеет обычай все извращать и в настоящее время стал всех обольщать какою-то мнимою свободой. А безвременная свобода, по слову святого Исаака Сирина, приводит к горькому рабству. Враг не хочет, чтобы мы повиновались Богу и по воле Божией служителям Божиим, а добивается чрез мрачные и тонкие внушения того, чтобы хоть не явно и не ясно, а повиноваться ему (пре Амвросий, 23, ч.2, с. 167-168).

Поздравляю тебя с пострижением в рясофор — это первая степень монашеского образа. Сердечно желаю тебе пожить отселе по-монашески, в терпении и смирении, и во страхе Божием, и хранении совести, как требуют запове­ди Божий, начиная с искреннего покаяния пред Богом и духовным отцом. Начало же из начал — терпение нахо­дящих скорбей — терпеть укоризны не только от старших, но и от младших, сознавая свои вины, за которые и нужно потерпеть, со смирением и благодарением, чтобы загладил Господь и простил согрешения наши (преп. Амвросий, 23, ч. 3, с. 37-38).