«Я понимал яснее, чем когда-либо, насколько условия среды мешали успеху моих стараний. Мне приходилось бороться с подобострастием прислуги и нелепым преклонением некоторых из окружающих. И я был даже очень удивлен, видя, как природная простота Алексея Николаевича устояла перед этими неумеренными восхвалениями.

Я помню, как депутация крестьян одной из центральных губерний России пришла однажды поднести подарки наследнику цесаревичу. Трое мужчин, из которых она состояла, по приказу, отданному шепотом боцманом Деревенко, опустились на колени перед Алексеем Николаевичем, чтобы вручить ему свои подношения. Я заметил смущение ребенка, который багрово покраснел. Как только мы остались одни, я спросил его, приятно ли ему было видеть этих людей перед собою на коленях. “Ах нет! Но Деревенко говорит, что так полагается!”

Я переговорил тогда с боцманом, и ребенок был в восторге, что его освободили от того, что было для него настоящей неприятностью».

И. Степанов вспоминает: «В последних числах января 1917 года я был в царском Александровском дворце у гувернера наследника Жильяра, и мы вместе с ним прошли к цесаревичу. Алексей Николаевич с каким-то кадетом оживленно вел игру у большой игрушечной крепости. Они расставляли солдатиков, палили из пушек, и весь их бойкий разговор пестрел современными военными терминами: пулемет, аэроплан, тяжелая артиллерия, окопы и прочее. Впрочем, игра скоро кончилась, и наследник с кадетом стали рассматривать какие-то книги. Затем вошла великая княжна Анастасия Николаевна... Вся эта обстановка детских двух комнат наследника была проста и нисколько не давала представления о том, что тут живет и получает первоначальное воспитание и образование будущий русский царь. На стенах висели карты, стояли шкафы с книгами, было несколько столов, стульев, но все это просто, скромно до чрезвычайности.

Алексей Николаевич, говоря со мной, вспоминал нашу с ним беседу, когда он был в поезде с государем осенью 1915 года на юге России: “Помните, вы мне сказали, что в Новороссии Екатерина Великая, Потемкин и Суворов крепким узлом завязывали русское влияние и турецкий султан навсегда потерял значение в Крыму и южных степях. Мне это выражение понравилось, и я тогда же сказал об этом папе. Я всегда ему говорю, что мне нравится”.

Затем наследник стал вспоминать Ставку.

Все это наследник оживленно говорил и бодро и весело глядел своими большими выразительными глазами. Да и вообще Алексей Николаевич имел здоровый и красивый вид. Он постоянно перебегал с одного места на другое».

Особенно ярко проявилось то, что мальчик много заботился о России, но мало — о себе, в эпизоде, рассказанном Жильяром. Императрица поручила наставнику царевича поведать тому об отречении государя Николая от престола: «Я вхожу к Алексею Николаевичу и говорю ему, что государь возвратится из Могилева и туда больше уже не поедет.

— Отчего?

— Потому что ваш отец больше не хочет быть Верховным главнокомандующим.

Эта весть его очень огорчает, так как он любил ездить в Ставку. Через некоторое время я добавляю:

— Вы знаете, Алексей Николаевич, ваш отец больше не хочет быть императором.

Он смотрит на меня испуганно, стараясь прочесть на моем лице, что произошло.

— Как? Почему?