И вот это основное можно видеть, с одной стороны, в телесности человека, т.е. той материи, из которой он создан, которая остается сама собой, которая никогда не меняется, несмотря на то, что организм постоянно обновляется, что клетки вымирают, а другие клетки рождаются. Идентичность, основная идентичность организма остается неизменной. И есть другая сторона этой идентичности в человеке: дух, с точки зрения верующего — и я должен говорить не только как врач, но и как верующий врач. Наука не может доказать или опровергнуть существование этой духовной устойчивости; это область, которую мы знаем через веру и через религиозный опыт. Дух — это нечто, что Бог закладывает в человеке и что является стержнем самого его существования. И вот, между этими двумя полюсами материи и духа мы находим всего человека; в середине — хрупкую психологическую область, на двух пределах — совершенно непоколебимые устои его человечности.

Понятие о материи у нас обманчивое. Или, вернее, с точки зрения материалиста, с точки зрения ученого, материя является инертной. На самом же деле, если только мы верим, что Бог ничего не создал, что было бы неспособно к жизни в Нем, к общению с Ним, то материя должна нам представляться живой, способной иметь общение с Богом, Который ее создал. В этом отношении мы можем сказать, что и через материю и в самой материи, из которой создан человек, человек имеет общение с Богом. Она, таким образом, является не только субстратом какого-то материального его существования, но также и основой всей его жизни в Боге. Дух также — и гораздо больше — очевидно коренится и уходит своими устоями в Господа.

И вот, верующие на опыте, а также в пределах своего мировоззрения, утверждают, что Божественное действие может до них дойти путем материального воздействия. Та материя, которую Господь сотворил, способна быть духоносной — об этом говорит наша вера в Воплощение, об этом говорит наша вера в таинства, т.е. в те действия Божий в пределах нашего тварного мира, которые преображают и изменяют, делают ее богоносной и через нее приобщают нас к области, которая за пределами нашего психологического опыта и нашего воображения. Это бывает не только, когда человек душевно способен наблюдать случающееся с ним, но и тогда, когда человек не способен этого наблюдать и это пережить. И вот здесь мне хотелось бы привести несколько примеров, которые мне кажутся в этом отношении значительными и убедительными.

Первый — пример маленькой девочки, которая была приведена раз к Причастию. Она была страхом общежития, в котором она воспитывалась, своей неспокойностью, непослушанием, в ней ничего не было мистического, потустороннего — она действительно была дитя плоти. И вот, этот ребенок приводится в церковь, приобщается Святых Тайн, стоит около своей учительницы, и вдруг тянет ее за руку и говорит: “Я не знаю, что со мной делается, я люблю всех, я всех люблю, даже самых гадких мальчишек уличных, и червяков..." — т.е. то, что для нее являлось пределом ужаса и отвратительности. Здесь случилось что-то вне душевности этого ребенка, это не был психологический процесс, это было нечто случившееся с этим ребенком через телесное приобщение Тела и Крови Христовых, которое она вдруг душевно, психологически обнаружила и по-детски, но как правдиво, искренне выразила.

Другой пример — человек, которого я знал очень хорошо, выдающийся, творческий художник, попал в сумасшедший дом. В течение некоторого времени он подвергался лечению, и когда он вернулся к сознанию, мы с удивлением увидели, что этот человек, оторванный от нас в течение почти года, созрел духовно. Под кровом душевной помраченности, потемнения рассудка и сознания шла какая-то внутренняя жизнь. Он вырос, он не уничтожился.

И последний пример, который мне хочется дать, это пример одной женщины еврейки. Она долго колебалась, принимать или не принимать христианство. Христа она любила, в учение Его верила, и, однако, многое ее останавливало, многое казалось недоуменным. Были вопросы у нее неразрешимые. Она обратилась ко мне в случайном разговоре с вопросом, что ей делать, потому что она знала, что я верующий и не так давно обрел свою веру. И я ей сказал, что пока она не сделает решительного шага и не примет то, что Бог готов ей дать в таинстве Крещения, она не разрешит своих вопросов; также как человек не может понять сначала красоту картины или музыкального произведения, а затем его слушать с наслаждением — надо сначала пережить, а только потом сознанием охватить. Она поверила моему слову и после Крещения, когда я ее встретил вновь, она мне сказала: “Вы были правы; вопросы не исчезли, но для меня они уже не неразрешимые проблемы, а глубины, которые передо мной разверзаются, и к которым я иду с радостью, в надежде, что я познаю новое и новое”. Тут тоже таинство, т.е. воздействие материи на материю, коснулось духа и отразилось в душевности, которая последней восприняла и пережила случившееся.

И то, что случается с отдельным человеком, случается с целыми группами людей; бывают моменты, когда потухает сознание в человеке, бывают моменты, когда потухает сознание целых человеческих групп; не по признаку какого-то сродства, а по общности исторической судьбы, тех страстей, которые увлекают определенную группу.

Я сейчас сделаю отступление от моей темы, потому что до меня дошло — и я это пережил с большим огорчением — что проповедь, сказанная мною в Великую среду перед Пасхой была кем-то воспринята как нападки на еврейский народ, как призыв к антисемитизму. Это не так. Я не антисемит, я с глубоким вдохновением читаю Ветхий Завет, я с огромным интересом изучаю и, в какой-то мере, знаю не только ветхозаветную, но и позднейшую еврейскую письменность. Но остается безусловным одно, что в те трагические дни, когда решалась судьба мира, какая-то группа людей вокруг Христа, испугавшаяся абсолютности закона любви, который требует предельной и последней жертвы от каждого человека, не в состоянии вынести водворения того Божьего Царства, где нет места себялюбию, алчности, эгоизму, — какая-то группа людей обернулась против Христа и решила Его уничтожить.

Христос был рожден в еврейском народе. Его Мать была Дева из дев Израилевых. Он принадлежал к этому народу всеми корнями Своего человечества, и Он был отдан на смерть теми из евреев, которые потеряли, в тот момент, сознание своего величайшего, не только религиозного, но и человеческого призвания. Они встали на сторону алчности и себялюбия, когда перед ними открылась возможность со всей силой их еврейской одаренности, еврейской страстности и любви ко всему абсолютному, открыть миру любовь, любовь беспредельную, торжествующую, всепобеждающую. Эти люди были евреи по крови, но они не были всем еврейским народом.

И вот в тот трагический момент случилось именно потухание этого самосознания еврейского народа, как бывает потухание человеческой мысли, человеческого самосознания. Здесь душевность играла решающую роль, та хрупкая, неустойчивая душевность, о которой я говорил, и совершенно выключилось истинное самосознание, истинное “я”, тот стержень, благодаря которому в личности каждого человека, так же как в личности целого народа может восстановиться потерянное, вновь исчезнуть и вновь возродиться.

И мы, христиане, к какой бы нации и крови мы ни принадлежали, мы вместе с апостолом Павлом ожидаем, что последнее свершение, последнее завершение в вере придет от Израиля.

1965

Об о. Афанасии (Нечаеве) Митрополит Сурожский Антоний