Это образы; но если читать и перечитывать, мы видим, как книга Исход, молитва Господня, заповеди Блаженства, а в церковном опыте — таинства Крещения, Миропомазания и Приобщения построены одинаково: это путь. Об этом сейчас говорить некогда, но вчитайтесь, посмотрите, сравните и вы увидите, что указан путь, указаны искушения, но указана и цена: раб от своего хозяина получает то, что ему нужно, чтобы прожить; платит он не только трудом, но потерей свободы, человеческого достоинства. Чтобы вырваться на свободу, нам надо войти в пустыню, — и этого мы боимся; и вот здесь и нужна единственная, данная нам, твердая немилосердная заповедь Серафима Саровского: о решимости. О такой решимости, которая пренебрегает собой до конца, которая беспощадна к себе. Как говорит Феофан Затворник: если должен в нас ожить новый человек, то ветхий человек должен умереть: сам он не умрет — мы должны собственной рукой его убить, а для этого нужна решимость, и не на мгновение, а верность до конца...

1975

Доклад о Вере, в Московской Духовной Академии, 1971 (часть 1) Митрополит Сурожский Антоний

О ВЕРЕ

(Доклад в Московской Духовной Академии)

Я уже много раз говорил здесь, что я по образованию не богослов, и поэтому не ожидайте от меня хорошего, строгого, академического богословского доклада. Но я хочу с вами вслух продумать тему, которая, мне кажется, из года в год обновляется и остается современной и своевременной из поколения в поколение; это вопрос о том, что такое вера, как к этой вере приходят, и как вера стоит перед темой сомнения.

Постепенно, за столетия успокоенного христианства, у нас сложилось представление о вере, которое не соответствует ее существу. Вера — не мировоззрение; есть мировоззрение, которое соответствует вере, но самое существо веры это не система понятий. Слово “вера” значит разные вещи; первичное значение слова “вера” это доверие; второе — верность; дальше — то содержание веры, которое мы обыкновенно называем верой и которое является результатом того, что через доверие Богу и верность Ему мы познаём Его и делаемся уже способными о Нем что-то сказать; но начинается это не с понятий, а с лица.

“Отцом верующих” назван Авраам; и когда вчитываешься в его жизнь, поражает, что его вера, прежде всего — можно сказать, исключительно — была совершенным, неограниченным доверием к Богу, и из этого доверия к Богу рождалось с Ним общение, и из этого общения вырастало знание о Боге, Какой Он есть. Вера Авраама заключалась не в том, что он сначала получил какие-то сведения о Боге и в них уверовал, а в том, что он с самого начала, туманно, но вместе с этим с громадной силой, встретился лицом к лицу с Живым Богом. Он верил не во что-то, а в Кого-то, и в этом, может быть, и есть самое существо веры.

Если наша вера есть вера в Кого-то, в Живого Бога, то домыслы, направленные против нее, не могут ее поколебать; если же вся наша вера заключается только в том, что мы верим в те или другие богословские или полу-богословские или просто суеверные предпосылки, они могут быть колебаемы — причем суеверие держится крепче, чем богословские выкладки.

И вот вспомните Авраама, первую его встречу с Богом, как Господь его по имени позвал: Аврам!.. И голос был такой своеобразный — это не был просто один из голосов человеческих, он прозвучал не только в его ухо; это имя “Аврам” ударило его в сердце, и он узнал непосредственным чутьем, что с ним говорит Бог.