- " Я этого не могу Вам сказать".

- " Да и не надо, я и так их знаю. Я обо всех архиереях знаю, кто что думает... они у меня все как на ладони ",- с улыбкой сказал Митр. Никодим.

-" Может быть, Вы их всех и знаете, они все здешние, но имен я Вам все равно не назову ",- ответил я.

- " Не называйте! - продолжал митр. Никодим, - Я Вам сам скажу. Один из дальней окраины, другой тоже, но несколько ближе, а третий из центральной России".

Я, конечно, догадался, что митрополит Никодим имеет в виду архиепископов Вениамина и Павла, а кого он имел в виду под словами " из центральной России", я не мог тогда догадаться, а узнал значительно позже. Во всяком случае, я не назвал ни одного имени и никак не реагировал на намеки митрополита Никодима. Тот продолжал настаивать, что мое выступление принесет вред Церкви. Конечно, я был поставлен в трудное положение и наносить вреда не хотел никому, а поэтому обратился с вопросом к митрополиту Антонию Сурожскому, который присутствовал при разговоре, но все время молчал.

- " Владыко, какое Ваше мнение?"

- " Я думаю, - ответил митрополит Антоний, - что если мы одни, заграничные, выступим против постановлений 1961 года, а все остальные будут молчать, то это будет воспринято в определенном смысле: вот мы, мол, какие герои, а здешние все трусы и предатели Церкви. Мы нашим выступление можем бросить такое обвинение всем нашим собратьям, которые находятся в несравненно более трудных условиях, а себя выставим героями".

Эта странная аргументация митрополита Антония меня психологически более обезоружила, чем все доводы митрополита Никодима. Лезть в герои я не хотел, и само подозрение, будто я хочу "быть героем" и ради этой только цели хочу выступить - было для меня нравственно тяжким ударом. ( Уже сейчас я вижу, что аргументация митрополита Антония, была неправильна. Время многое определило).

-" Героем быть я не намерен, - ответил я, - а если как вы оба считаете, мое выступление на Соборе будет вредно для Церкви, я готов отказаться и говорить не буду. Более того, я откажусь от слова, но подам письменное заявление, что по- прежнему считаю, постановления 1961 года противоречащими канонам и по совести не могу их принять".

- " Пожалуйста, - ответил митрополит Никодим, - Вы можете сделать такое заявление". Разговор наш окончился.

Было уже поздно. Возвращался я к себе в гостиницу со смешанным чувством, грустным и вместе с тем облегченно- спокойным. Грустным потому, что я уступил, отказался быть последовательным до конца, попался, говоря по-человечески, на уловку - дать немедленный ответ в тот же вечер. Ведь сумел я это сделать с митрополитом Филаретом, когда ответил ему " сейчас уже поздно, не могу дать ответа, дайте подумать до утра...". Но с другой стороны, у меня возникло чувство облегчения, как будто гора свалилась с плеч. Отчасти потому, что я устал бороться один против всех и ведь не нашлось ни одного человека, который был готов поддержать меня открыто на Соборе. Мне было грустно еще и потому, что я обратился к нашему Экзарху с духовным вопрошанием как к старцу, и он дал мне ответ. Может быть, по человеческому разумению слабый и неправильный, но в котором, верилось мне, выразилась воля Божия о мне и о моем участии на Соборе. Словом, я грустно успокоился, но потерял интерес к дальнейшему ходу дел на Соборе. И если все же мне пришлось еще раз выступить, и даже очень остро, то это было совершенно неожиданно для меня самого,... то есть, как я смею думать, по воле Божией. А поступил ли я правильно, решив не выступать на Соборе о постановлениях 1961 года, до сих пор не знаю, но полагаю, что да.

1 июня

Четвертое заседание Собора началось во вторник 1 июня в 10 часов утра. Так как оно должно было быть всецело посвящено прениям по докладам, и могли, несмотря на все предосторожности, возникнуть неожиданные инциденты, то все иностранные гости были накануне вечером благоразумно увезены в Москву, осматривать ее достопримечательности и кататься на катерах по "московскому морю", пока мы заседаем на Соборе. Вернулись они только на следующий день к моменту выбора Патриарха.

Перед началом выступлений ораторов на заседании Собора председатель митрополит Никодим сказал, что записалось 52 оратора, и потому время выступления каждого будет строго ограничено десятью минутами. По истечении этого срока он даст знак звонком, сначала тихо, а если оратор не остановиться, то и более энергично. И вот начались выступления! В них я согласно моему вчерашнему решению не принял участия, и когда дошла очередь до меня и митрополит Никодим назвал мое имя, я встал со своего места и громко сказал: " Я отказываюсь от слова!" Митрополит Никодим, совершенно не прореагировал на это и назвал имя следующего оратора.