Мы спустились за ним в тоннель, повернули на перекрестке вправо и вошли в дверку, расположенную в левой стене рядом с той, которая вела в архондарик. Пройдя узкое здание насквозь через помещение, которое использовалось под склад, мы открыли противоположную дверь и, к своему удивлению, очутились в довольно обширной пещере с высокими сводами. Свет в нее проникал сверху через длинную щель между тыльной стеной архондарика и почти вертикальной скалой. Судя по всему пещера была естественного происхождения и первоначально служила нашему схимнику жилищем. Позже он возвел все современные постройки, а пещеру решил использовать как цистерну для питьевой воды. Сейчас почти всё ее пространство занимало озеро. Со всех сторон к нему тянулись черные полипропиленовые трубы, по которым в него стекала дождевая вода с крыш тоннеля и архондарика.

— Вначале, — пояснил отшельник, — в центре пещеры было небольшое углубление, где собиралась дождевая вода, но ее было слишком мало. Когда я построил себе отдельную от пещеры келью, то решил углубить озерцо, а затем поднял его берега цемент­ным раствором. Видите, сколько теперь здесь умещается воды?! Хватает на все нужды до следующей зимы.

Схимник щелкнул выключателем, и над самодельным озером вспыхнула маленькая яркая лампочка, свисающая откуда-то сверху на длинной проволоке. Тени мгновенно спрятались в неровностях стен и в углах пещеры, а самая дальняя ее часть стала похожей на глотку огромного животного. Зато теперь мы смогли хорошо рассмотреть мраморное дно озера, его бетонные берега и ближайшую часть пещеры. Почти вся она была превращена в обычный деревенский сарай, забитый разным хламом, который жалко выбросить, потому что неизвестно, когда он сможет вдруг пригодиться. Здесь стояли запылившиеся ящики из-под продуктов, какие-то мешки, корзина с апельсинами, старый чайник, огромные консервные банки, а у стены, упираясь в потолок, почти вертикально торчали обрезки досок, деревянные бруски и длинные горбыли. Схимник порылся в картонной коробке и вытащил из нее несколько вакуумных упаковок с молотым кофе.

— Вот! Паломники мне приносят кофе, а я его не пью. Хотите взять с собой?

— Нет-нет, спаси Господи, — скромно поблагодарил отец дьякон, — у нас ведь тяжелые рюкзаки, а идти нам еще далеко: вверх, на Катунаки.

— Ну, вы как хотите, — вмешался в разговор Антон, страстный любитель кофе, — а я не откажусь. Своё, знаете ли, не тянет, — и он ловко рассовал пакетики с греческим кофе по многочисленным карманам своей камуфляжной военной формы.

Схимник с любопытством наблюдал за их быстрым исчезновением, а когда в оттопырившихся у колена карманах десантных брюк, хрустнув блестящей фольгой, исчез последний пакетик, он вдруг обратился ко мне:

— Чуть не забыл! Отец! Ты должен еще сфотографировать меня в церкви.

— Прекрасно. В таком случае ведите нас в церковь, — ответил я, — ведь мы ее даже не видели.

Глава 20.

В ЦЕРКВИ У ОТШЕЛЬНИКА

В стене тоннеля открылась еще одна дверь, и мы оказались в крошечном помещении, которое церковью можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Между импровизированным иконостасом и противоположной, т. е. западной стеной едва ли было более полутора метров. Но и это ничтожное пространство было занято аналоем, стоящим посередине таким образом, что протиснуться вглубь можно было только втянув живот и выдохнув воздух. Иконостас поражал обилием пожелтевших бумажных икон. Они покрывали его в полном беспорядке сверху донизу. Некоторые были пришпилены булавками и кнопками, а иные просто торчали друг из-за друга. Между иконами повсюду виднелись проволочные стебли полинявших от времени пыльных бумажных цветов. Вся обстановка церкви производила жалкое впечатление безвкусицы или, скорее, — отражала болезненное состояние души своего хозяина. Глядя на грязь и убожество этого маленького храма, я так расстроился, что у меня защемило сердце от острой жалости к несчастному отшельнику. Захотелось чем-то ободрить и утешить его, но когда я поднял глаза от аналоя, на котором неряшливо громоздились иконы вперемешку с искусственными цветами, то столкнулся с радостным взглядом его ярко-голубых глаз. На лице схимника сияла блаженная улыбка. И мне стало совершенно ясно — утешения ему не требовалось. Он просто не понимал опасности своего положения.

Весело напевая что-то себе под нос, схимник зажигал разноцветные стеариновые свечи в стеклянных подсвечниках на тонких прозрачных ножках. Они стояли на заваленной всяким хламом узкой и высокой подставке поперек прохода, преграждая нам путь к аналою. Впрочем, проходить глубже и не требовалось, поскольку даже широкоугольный объектив моей «мыльницы» на таком небольшом расстоянии почти ничего не мог взять в кадр. Чтобы выбрать удобную позицию для съемки, мне пришлось отступить вплот­ную к двери. Наконец, отшельник, поправив схиму, застыл у иконостаса слева от Царских врат. Но как только я поднял фотоаппарат, он жестами остановил меня, указывая пальцем вверх, на паникадило.