Точно так же дух наш исходит от ума и содействует мысли. Потому-то всякая мысль имеет свой дух, всякий образ мыслей имеет свой отдельный дух, всякая книга имеет свой собственный дух.

Не может мысль быть без духа; существование од­ной непременно сопутствуется существованием другого. В существовании того и другого является существова­ние ума.

Что — дух человека? Совокупность сердечных чувств, принадлежащих душе словесной и бессмертной, чуж­дых душам скотов и зверей.

Сердце человека отличается от сердца животных духом своим. Сердца животных имеют ощущения, зави­сящие от крови и нервов, не имеют ощущения духовно­го — этой черты Божественного образа, исключитель­ной принадлежности человека.

Нравственная сила человека — дух его.

Наш ум, слово и дух, по единовременности своего начала и по своим взаимным отношениям, служат об­разом Отца, Сына и Святого Духа, совечных, собезна­чальных, равночестных, единоестественных.

Видевый Мене, виде Отца, возвестил Сын: Аз во Отце, и Отец во Мне есть (Ин.14:9,10). То же можно сказать о уме челове­ческом и мысли его: ум, невидимый сам по себе, являет­ся в мысли; ознакомившийся с мыслью, ознакомился с умом, произведшим эту мысль.

Господь наименовал Духа Святаго Силою свыше (Лк.24:49), Духом Истины (Ин.14:17); Истина — Сын. Свойство силы имеет и дух человеческий; он есть и дух мыслей человека, ис­тинны ли они или ложны. Он проявляется и в тайных движениях сердца, и в образе мыслей, и во всех действи­ях человека. Духом человека вынаруживается и ум его, и образ мыслей; дух каждого поступка вынаруживает мысль, руководившую человека при поступке.

Милосердый Господь украсил Свой образ и подо­бием Своим. Образ Бога — самое существо души; подо­бие — душевные свойства.

Был новосотворенный образ Божий — человек, по­добно Богу, бесконечен, премудр, благ, чист, нетленен, свят, чужд всякой греховной страсти, всякого греховно­го помышления и ощущения.

Искусный художник сперва изображает форму, чер­ты того лица, с которого снимает портрет. Изобразив с точностью эти черты, он дает лицу, самой одежде цвет и краски подлинника, тем усовершает сходство. Бог, сотво­рив Свой образ, украсил его Своим подобием: свойствен­но образу Божию иметь по всему сходство с Богом. Ина­че образ был бы недостаточен, недостоин Бога, не вы­полнял своего назначения, не соответствовал ему.

Увы! увы! Восплачьте небеса! Восплачь солнце, вос­плачьте все светила, восплачь земля, восплачьте все тва­ри небесные и земные! Восплачь вся природа! Вос­плачьте святые Ангелы! Возрыдайте горько, неутешно! Облекитесь, как в одежду, в глубокую печаль! Соверши­лось бедствие, бедствие, вполне достойное назваться бедствием: образ Божий пал.

Почтенный самовластием от Бога, как одним из ярких, живых цветов Богоподобия, обольщенный анге­лом, уже падшим, он сообщился мысли и духу темным отца лжи и всякой злобы. Сообщение это осуществил действием: разъединением с волею Божиею. Этим от­гнал от себя Духа Божия, исказил Божественное подо­бие, сделал самый образ непотребным. Живо и точно изобразил Екклезиаст бедствия паде­ния: развращенное, сказал он, не может исправитися, и лишение не может исчислитися (Еккл.1:15).

Расстройство образа и подобия удобно каждому ус­мотреть в себе. Красота подобия, состоящая из совокуп­ности всех добродетелей, осквернена мрачными и смрадными страстями. Черты образа лишены своей правильности, своего взаимного согласия: мысль и дух борются между собою, выходят из повиновения уму, вос­стают против него. Сам он — в непрестанном недоуме­нии, в омрачении страшном, закрывающем от него Бога и путь к Богу, святой, непогрешительный.