Но посмотрим, если угодно, и на слова темничного стража. "Господи, что мне сделать, чтобы спастись"? Что приятнее этих слов? Они заставляют ликовать самих ангелов. Для того, чтобы услышать такие слова, сделался рабом Единородный (Сын) Божий. Эти же слова говорили Петру первые верующие: что нам делать, чтобы спастись? Что же он сказал? "Уверуйте и креститесь" (Деян. 2:33). Из-за желания спасения и послушания иудеев, Павел охотно низринулся бы и в геенну, чтобы услышать от них такие слова. И смотри: ничего не требует себе, а все предоставляет им. Но посмотрим на последующее. Царь не говорить: да спасусь; но сильнее всяких слов то, что он учить (других). Он тотчас же делается проповедником. Не нуждается в оглашении, как темничный страж. Но что? Прославляет Бога и исповедует Его силу. „Я вполне вижу, что Бог ваш есть Бог богов и Господь господ, – что Он послал ангела своего и извлек вас из пещи". И что далее? Не один страж, но многие оглашаются царским посланием, зная совершившееся. Что царь не мог обманывать, это, конечно, очевидно для всякого. Он не захотел бы засвидетельствовать этого о пленниках и тем унизить образ своих действий. Он не захотел бы принять на себя бесславия за такое безумие, – так что если бы истина не была весьма очевидна, он не написал бы такого указа, тем более, что тут так много было свидетелей. Видите ли, какова сила уз? Какова сила песнопения во время скорби? Они от гонения не предались унынию, не упали духом, но тогда-то особенно и были бодры, тогда-то особенно и благодушествовали. И справедливо так поступали они. Остается еще одно: почему в темнице узники были освобождены, а в пещи сожжены служители казни, тогда как надлежало бы потерпеть это царю? Ведь не столько согрешили те, которые их заключали в оковы и ввергали в пещь, сколько тот, кто приказывал это сделать. Итак, почему же они погибли? Здесь нет надобности говорить много (чтобы объяснить дело). (Погибли) потому, что были нечестивы. Для того это так было устроено, чтобы очевидна была сила огня и большее было чудо. Если в самом деле огонь пожрал с такой силою тех, которые были вне пещи, то как он оставил невредимыми тех, которые находились в самой пещи? (Это произошло так для того) чтобы очевиднее была сила Божья. И пусть никто не удивляется, что я сопоставил царя с темничным стражем: он поступил одинаково с последним. Царь не был славнее стража: оба одинаково получили пользу. Но праведники, как я говорил, тогда-то особенно и бывают бодры духом, когда находятся в скорби, когда бывают в оковах, потому что страдать за Христа – приятнее всякого удовольствия. Хотите ли я напомню вам еще о другой темнице? Нам необходимо от этих уз перейти к другой темнице. К какой же вы хотите? К той ли, в которую заключен был Иеремия? Или к темнице Иосифа? Или – Иоанна? Благодарение узам Павленым: как много они указали нам темниц! Хотите ли слышать о темнице, в которую был заключен Иоанн? И он был некогда в узах за Христа и за (Тожественный закон. Что же он? Оставался ли в заключении праздным? Не отсюда ли из этого заключения, он послал учеников своих, сказав им: пойдите, скажите Христу: "Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого?" (Μф. 11:3). И находясь там, он поучал других, не был нерадив. А Иеремия, исполняя свой долг, не предрек ли (в темнице) о вавилонском пленении? А Иосиф? Не был ли в заключении тринадцать лет? Однако ж, и тут (в темнице) не забыл о добродетели. Скажем еще об одних узах и окончим наше слово. Был в узах и Владыка наш, разрешивший вселенную от грехов; были связаны руки, сделавшия бесчисленное множество добра: связавше, сказано, – "отвели Его к Каиафе" (Μф. 26:57). Был в узах Тот, Кто совершил столько чудесь. Размышляя об этом, не будем никогда скорбеть, но и в узах будем радоваться. Мы, и без оков, все же как бы связаны. Видишь ли, какое благо – узы? Зная все это, вознесем за все благодарение Богу, во Христе Иисусе, Господе нашем.

БЕСЕДА 9

"Итак я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранять единство духа в союзе мира" (Еф. 4:1 – 4).

1. В этих словах открыта для нас великая и более (всяких) отличий блистательная сила Павловых уз. И (Павел) не напрасно, как кажется, и не без цели показывает эту силу, но чтобы ею более пристыдить их. Что он говорить? "Итак, я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны". Как (ходить)? "Со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг к другу любовью". Значит, хорошо быть узником, но не просто, а ради Христа; потому он и сказал: "узник в Господе", т. е. ради Христа. С этим ничто не может сравниться! Но узы (Павла), отвлекая нас от настоящего предмета речи, привлекают (к себе), и, будучи не в силах противиться этому влечению, мы говорим о них как бы невольно, а вернее – и с охотой и с молитвой. О, если бы всегда можно было беседовать об этих узах! Но будьте терпеливы: я хочу сказать еще о том, что бывает предметом внимания у многих, и о чем говорят так: если скорби благое дело, то как же он, защищаясь пред Агриппою, сказал: "молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме этих уз" (Деян. 26: 29)? Он так говорил не потому, что считал скорби унизительным для себя делом, – нет; если бы это было так, если бы в самом деле они были унизительны, то он не похвалился бы ни узами, ни заключением под стражу, ни другими бедствиями, и не сказал бы: "я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами" (2 Кор. 12:9). Что же это значить? То, что он считал великим делом узничество. Но как к Коринфянам писал: "Я питал вас молоком, а не твердой пищей, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах" (1 Кор. 3: 2), так и здесь (случилось, что) не могли слушать его учения о красоте, величии и пользе узничества: потому он и сказал: "кроме этих уз". Напротив к Евреям он писал не так, а советовал им разделять узы с узниками. Поэтому и сам радовался за узы, отдавался в оковы и с узниками был отводим под стражу. Велика сила Павловых уз! Вместо всех зрелищ довольно одного этого – видеть Павла связанным и ведомым из темницы. Что может быть выше удовольствия видеть его в узах и сидящим в темнице? Как оценить мне это удовольствие?

Не видите ли вы царей и консулов, едущих на колесницах, убранных в золото, и их телохранителей, также имеющих на себе все золотое, – золотые копья, золотые щиты, золотом убранную одежду, в золотых попонах коней? Но сколько первое зрелище приятнее последнего! Я бы желал лучше однажды взглянуть на Павла, с узниками выходящего из темницы, нежели тысячи раз видеть этих людей в сопровождении их копьеносцев. Сколько ангелов, думаете вы, предшествовало (Павлу), когда таким образом выводили его? Что я не лгу, это может подтвердить вам пример из древней истории. Елисей пророк, которого вы, быть может, знаете, во время войны сирийского царя с израильским, сидя дома, открывал придворные совещания царя сирийского со своими советниками и делал безуспешными его действия, наперед высказывая его тайные намерения, и таким образом не допускал (израильтян) впадать в те сети, которые расставлял им этот царь. Это беспокоило и устрашало последнего, и он был в большом недоумении оттого, что не знал, кто обнаруживает все его мысли, следить за ним и делает безуспешными его замыслы. Но когда царь находился в этом неведении и старался узнать причину (неуспешности своих предприятий), один из телохранителей сказал ему, что в Самарии живет пророк, по имени Елисей, и что он-то и разрушает планы царя тем, что открывает их. Царь думал, что он все узнал, но на самом деле ничто не могло быть печальнее его положения. Смотри в самом деле: вместо того, чтобы почтить этого человека, удивляться ему и устрашиться той силы, по которой он, находясь на таком большом расстоянии, знает, без чьей бы то пи было передачи, все тайные планы царя, – вместо этого он приходить в раздражение и, увлекаясь только гневом, собирает всадников и воинов и посылает их схватить пророка. У Елисея был ученик, который находился еще, так сказать, в преддверии пророчества и не удостоился таких откровений (какие получал его учитель). Явились воины царя, чтобы связать пророка. Опять встречаемся с узами! Что мне делать? Отовсюду они вплетаются в нашу речь. Увидев множество войска, ученик испугался и, дрожа от страха, прибежал к учителю с известием об этом, по его мнению, несчастии и говорил, что им угрожает неизбежная опасность. Пророк усмехнулся тому, что (ученик его) устрашился того, что не было страшно, и советовал ему ободриться; но последний, как еще несовершенный, не убедился его словами и пораженный тем, что видел, все еще трепетал. Что же пророк? "Господи!" – говорит он, – "открой ему глаза, чтоб он увидел", что на нашей стороне больше, чем на их. И вдруг видит он: вся гора, на которой жил пророк, наполнена огненными конями и колесницами (4 Цар. 6:17). А это было не что иное, как воинство ангельское.

2. Если Елисея, для такого только случая, окружало воинство ангельское, то что сказать о Павле? Пророк Давид говорит: "Ангел Господень ополчается вокруг боящихся Его" (Пс. 33:8), и еще: "На руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногой твоей" (Пс. 90:12). Но что я говорю об ангелах? Сам Владыка был с ним, когда он выходил (из темницы). Его не видал и Авраам. Он не был и с Авраамом; но (теперь) Он сам дал обетование: "Я с вами во все дни до скончания века" (Μф. 28:20). Явившись Павлу, сказал: "Не бойся, но говори и не умолкай, ибо Я с тобою, и никто не сделает тебе зла" (Деян. 18:9,10). И во сне Он явился ему и сказал: "Поспеши и выйди скорее из Иерусалима, потому что здесь не примут твоего свидетельства обо Мне" (Деян. 22:11). Так дивные святые и всегда исполнены великой благодати, а особенно тогда, когда подвергаются опасности за Христа, когда делаются узниками (за Него). Как на доблестного воина приятно смотреть и во всякое время, а особенно, когда он стоить и сражается подле самого царя, так представляй себе и Павла, которого можно было видеть учащим и в узах. Здесь расскажу то, что, между прочим, пришло теперь мне на мысль. И блаженный мученик Вавила был в узах за то же, за что и Иоанн, – за обличение царя в беззаконии, и, умирая, приказал положить эти узы вместе со своим телом, похоронить себя в узах, и теперь оковы лежат вместе с прахом: такова была любовь его к узам ради Христа! "в железо вошла душа его" (Пс. 104:18), сказал пророк об Иосифе. Да и женщинам случалось испытать узничество. А мы не хотим связать самих себя! Я советую принять не это (узничество Павлово), – так как теперь не такое время, – но ты, не связывая рук, свяжи свой ум. Есть и еще узы, и кто не носить одних, понесет другие. Слушай, что говорить Христос: "Связав ему руки и ноги" (Мф. 22:13). Чтобы не подвергнуться этому узничеству, возложим на себя те узы. Потому (Павел) и сказал: "Итак, я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны". И опять: глава у нас Христос. Он совоскресил и спосадил нас на небесных, несмотря на то, что мы так враждебны Ему и сделали столько зла. Велико это звание и к великому (направлено оно)! Велико не потому только, что (Он призвал нас) из такого состояния, но и потому, что призвал на такие дела и таким образом.

Как же достойно ходить (этого звания)? "Со всяким смиренномудрием". Кто таков, тот достойно проходить (это звание): смиренномудрие есть основание всякой добродетели. Если ты имеешь смирение и помнишь, кто ты и как спасен, то воспоминание об этом служите для тебя побуждением к добродетели. Ты не станешь гордиться ни узами, ни даже тем, что я сказал; но, зная, что все у тебя есть дар благодати, будешь смиряться. Смиренный человек может быть слугой, помнящим благодеяния и признательным за них. "Что ты имеешь", – говорит, – "чего бы не получил?" (1 Кор. 4:7)? Послушай и еще, что он говорит: "но я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божья, которая со мною" (1 Кор. 15:10). "Со всяким", – говорит, – "смиренномудрием", – т. е. не в словах и не в делах только, но и в наружных приемах и в тоне речи. Не обращайся с одним смиренно, а с другим дерзко; сохраняй смирение со всяким, друг ли он твой, или враг, знатный, или ничтожный человек: в этом состоит смирение. Также и в других делах наблюдай смирение, потому что Христос говорит: "Блаженны нищие духом", – и это (блаженство) ставить прежде других, Потому-то (апостол) и скапали: "со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением". В ином есть смирение, но он горяч и раздражителен: тогда смирение не приносит ему пользы; часто, под влиянием гнева, он все теряет. "Снисходя", – говорит, – "друг ко другу любовью". Как можно терпеть тому, кто раздражителен и клеветник? (Апостол) указал способ: "любовью", – говорит он. Если у тебя нет терпения по отношению к твоему ближнему, то как будет терпеть тебя Бог? Если ты нетерпелив пред своим сорабом, то как потерпит тебя Владыка? Где есть любовь, там все можно перенести. "Стараясь", – говорит, – "сохранять единство духа в союзе мира". Свяжи свои руки узами кротости. Так светлое слово – узы – опять нас озарило; мы оставили его, а оно опять пришло к нам. Хороши и те узы, хороши и эти; но первые – плод последних. Соедини себя с братом: все легко для людей, связанных между собою узами любви. Привяжи себя к нему и его к себе: тогда ты будешь господином не над собою только, но и над другим, сможешь сделать другом своим всякого, кого захочешь. Благодушно "стараясь": дает разуметь, что это дело не простое и не случайное. "Стараясь", – говорит, – "сохранять единство духа".

3. What is the unity of the spirit? Just as in the body the soul embraces everything and imparts a certain unity in a diverse way, proceeding from the difference of the bodily members, so it is here. But the soul is also given in order to unite (people) who are not the same with each other in origin and in way of life. An old man and a young man, a poor man and a rich man, a lad and an adult, a husband and a wife, and every creature endowed with a soul, is something one, and it is a unity greater than the unity of the body. The first affinity is higher than the last, the (spiritual) unity is more perfect. The spiritual union is the more perfect the simpler and more monotonous. And how is it preserved? "In the Union of Peace". It does not exist where there is enmity and division. "For if there be envy among you, contention, and dissension, are you not carnal? and do you not act according to human custom?" (1 Cor. 3:3)? As fire, falling on dry trees, turns them into one burning fire, but over wet trees it has no effect and does not unite them with each other, so it is here: coldness of the soul does not contribute to unity, but for the most part warmth. Hence the warmth of love. (The Apostle) wants to unite us all in the bonds of love. "Just as," he says, "if you wish to bind yourself to another person, you can do so only by binding him to yourself, and if you wish to make this union mutual, his affection for you is necessary, so here he wants us to be bound together not by one world, but by one love, but that we all have one soul. These are beautiful bonds: by these bonds we are united both with each other and with God. These bonds do not burden or constrain the hands bound by them, on the contrary, they give them greater freedom, open up more space for them to act, and make the prisoners more cheerful than those who are not bound. The strong, being in alliance with the weak, strengthens him and does not allow him to perdition, but he excites the careless to activity. "Brother from brother we help," says (the Most Wise), "as the city is strong." This union cannot be broken by distance, nor heaven, nor earth, nor death, nor anything else; it is higher and stronger than anything else. Proceeding from the unity of the soul, it can at the same time embrace many. Listen to what Paul says: "You are not cramped in us; but your hearts are cramped. For equal recompense," I say, as to children, "spread ye also" (2 Cor. 6:12,13). What destroys this union? Love of money, lust for power, ambition, and many other things weaken and divide the members of this union. How can this gap be bridged? If there are no these (passions), there will be no obstacles to love. This is what Christ says: when iniquity abounds, "the love of many will grow cold" (Μt. 24:12). Nothing is so opposed to love as sin – I mean not only love for God, but also for one's neighbor. How, it will be asked, do robbers live peacefully among themselves? But, tell me, when? At least when they don't lead a life of robbery. But if they do not observe justice in the division of the spoils, and do not give each of them the rightful portion, then they also are seen in enmity and war among themselves. Thus, it is impossible to find peace where there is an evil deed; but it is always to be found where they live justly and virtuously. What's more? Do rivals live peacefully among themselves? Not at all! Whom do you want me to point out? A miser with a miser can never have peaceful relations. If they had been just and accommodating, and had not done injustice to one another, there would have been no such people. As two wild hungry beasts, for want of prey, devour each other, so it happens in the society of (people) miserly and evil. Thus, without virtue there can be no peace. Let us form, if you will, a whole society of covetous people, let them all enjoy equality of honor, no one will offend them, and they themselves will be unjust to each other: can such a society exist? Not at all! Do fornicators live peacefully? You will not find two concordants with each other. And the reason is again the same – cooling, and the cooling of love is a consequence of the increase of iniquity. It leads to self-love, it tears and dissects the body, weakens and destroys it. On the contrary, from virtue proceed completely contrary actions. A virtuous person is above money. If an innumerable multitude (of people) lived in poverty, they could remain at peace with each other. And misers, even if only two have come together, they can never maintain peaceful relations with each other.

4. Therefore, if virtue is in us, then love will not perish, because virtue comes from love, and love comes from virtue. Let me explain how. A virtuous person does not prefer money to friendship, he does not remember evil, he does not do injustice to his neighbor, he does not offend him, and he himself endures everything generously. This is what love consists of. Again, he who loves has all these (qualities). In this way, one is created by the other. From this it is evident that love is from virtue, as (the Lord) pointed out when He said: "When iniquity abounds, "the love of many will grow cold." And what virtue comes from love, (the Apostle) says: "He who loves another has fulfilled the law" (Romans 13:8). Therefore, it is necessary to be one of two things: either to love intensely and be loved, or to be highly virtuous. Whoever has the one must have the other; On the other hand, he who has no love does evil, and he who does evil does not know love. Let us strive to acquire love: it will protect us from evil. Let us bind ourselves (with the bonds of love). Let us have neither deceit nor guile. None of this exists where there is friendship. A certain wise man said about this: "If you have drawn a sword against a friend, do not despair, for the return of friendship is possible. If you have opened your mouth against a friend, do not be afraid, for reconciliation is possible. Only reproach, pride, the discovery of a secret, and deceitful wickedness can drive away every friend" (Sir. 22:23-25). The disclosure of the secret, he says, removes him. However, if we all live amicably with each other, then there will be no need for mysteries. Just as no one has a secret from himself and cannot hide anything from himself, so also from his friends. And when there are no secrets, there will be no possible rupture because of them. Our mysteries are a consequence of the fact that we cannot rely on the faithfulness of everyone; secrets are the fruit of the cooling of love. Indeed, what secret can you have? Do you want to do injustice to your neighbor? Or to prevent him from receiving some good, and therefore you hide from him? Or is it nothing, but you are ashamed (to speak out)? Isn't that a sign that you don't trust him? With love, there will be no betrayal of the secret, nor reproach of it. Indeed, tell me, who and when blasphemes himself? And if this happens, it is for the good. We also reprimand children in order to correct them. And when Christ rebuked the cities (Chorazin and Bethsaida), saying: "Woe to you, Chorazin! woe to thee, Bethsaido!" – he (did this in order to) deliver them from disgrace. For nothing has such an influence on the soul, nothing is so capable of restoring it and correcting its inconstancy (as reproof). And it is not without intent that we rebuke each other. In fact, why will you reproach your neighbor? For money? You won't if you consider your own to be common property. For sins? But this is not a reproach, but rather a correction. "Insidious villainy," it is said. What, then, will anyone destroy and kill himself? No one. So, let us strive for love. It is not simply said: we will love, but we will pursue (love), i.e. we must make great efforts. (Love) soon disappears, quickly leaves us: so many obstacles it encounters for itself in this life. If we pursue her, she will not leave us so hastily, and we will soon attract her. The love of God has united heaven with earth; the love of God has placed man on the royal throne; the love of God has revealed God on earth; the love of God made the Lord a slave; the love of God has betrayed the Beloved for the enemies, the Son for the haters, the Lord for the slaves, God for the people, the Free for the slaves. But she did not limit herself to this, but called on us to do more. Not only has it freed us from our former evils, but it has also promised us a much greater blessing. Thanking God for all this, let us strive to acquire every virtue, and above all let us increase in love, so that we may be worthy of the promised blessings through the grace and love of mankind of our Lord Jesus Christ, with Whom to the Father with the Holy Spirit be glory, dominion, and honor, now and ever, and unto the ages of ages. Amen.

DISCOURSE 10

"There is one body and one spirit, even as you were called to one hope of your calling" (Ephesians 4:4).

1. When Blessed Paul wishes to dispose (Christians) to something especially lofty, then, being full of wisdom and spirituality, he urges them to do so by heavenly things – by the example of the Lord Himself. Thus, in one place he says: "And live in love, even as Christ also loved us, and gave Himself up for us" (Ephesians 5:2), and again: "For you must have the same feelings that were in Christ Jesus: He, being in the form of God, did not consider it a robbery to be equal with God" (Phil. 2:5, 6). He does the same here. When great examples are pointed out, a strong zeal and desire (to imitate them) are born in a person. So, what does he say, urging us to unity? "One body and one spirit, as ye were called to one hope of your calling; one Lord, one faith, one baptism" (v. 4, 5). What is "one body"? Faithful to all the vengeance of the universe, living, living and having live. Those who pleased (God) before the coming of Christ also constitute one body. Why? Because they, too, have come to know Christ. Where does this come from? "Abraham your father," it is said, "rejoiced to see my day; and he saw and rejoiced" (John 8:56); again: "For if you had believed Moses, you would have believed Me also, because he wrote about Me" (5:46). Indeed, they would not write about someone about whom they did not know what to say. If they knew, then without a doubt they revered it. That is why they also constitute one body. The body is not separated from the spirit, otherwise it would not be a body, because we usually say about objects that are united with each other and have a great connection: one body. In the same way, we ourselves in union constitute one body, with one head. With the unity of the two, although the body consists of different members, important and unimportant, yet neither the best of them is armed against the insignificant member, nor is the former subject to the envy of the latter. And although not all (members) have the same function, but each is subject to a certain requirement of necessity, nevertheless, for the very reason that everything is done by them out of necessity, or according to the demand of different needs, they are all equally worthy of respect. However, there are some higher and other lower among them, such as the head dominating the whole body, in it are contained all the senses and the very dominion of the soul, as a result of which no one can live without a head, while after the cutting off of the legs, many remain alive for a long time. Thus, the head is better than the others (members) not only in its position, but also in its activity and importance. But why do I say this? And in the Church there are many who have reached the same height as the head, who contemplate the heavenly things like the eyes in the head, who are very far from the earth and have nothing to do with it. Others take the place of their feet, trampling on the ground, which are healthy feet, however. For it is not that they trample down the earth, but that they deviate into the path of wickedness, that "their feet," as it is said, "run to evil" (Isaiah 59:7). Therefore, neither the eyes should despise the feet, nor the feet envy the eyes. Otherwise, each member loses its own dignity, and its proper use is difficult. And it is true: he who plots against his neighbor thereby first of all plots against himself. Thus, if the legs do not want to carry their heads when it is necessary to move from one place to another, then by their inactivity and immobility they harm themselves. In the same way, if the head did not want to have any care for the feet, it would first of all injure itself. But it (i.e., the head and legs), as it should be, are not hostile to each other, because they are so arranged by nature. How can a person not rebel against a person? No one (you will say) rebels against the angels, just as they do not rebel against the archangels; nor can animals get the better of me; And where is the nature of the same dignity, where there are the same gifts, and no one has more than the other, why should not one rebel against the other? But this very thing does not give you the right to rebel against your neighbor. If everything is common, and no one has anything greater against the other, then on what basis can one be exalted over another? We are endowed with the same nature, we are similar in soul and body, we breathe the same air and eat the same food: why then should we rebel (against each other)? True, the possibility of rising above the bodiless forces through a virtuous life can lead to a high opinion of oneself; But that would not be arrogance. After all, I rightly place myself high and very high in comparison with the demon. See how Paul also placed himself above the demon. When the demon said many wonderful things about him, he forced him to be silent, not yielding to the deceiver. Thus, when the maiden, who had an inquisitive spirit, said: "These men are servants of the Most High God, who declare to us the way of salvation" (Acts 16:17), he, after a strict rebuke, bound his shameless tongue to him. And in another place he writes the following words: "But the God of peace will crush Satan under your feet quickly" (Romans 16:19). Is this not a consequence of the difference of nature?

2. Do you not see that it is not the difference of nature that matters, but free will? Therefore, in free will, they (demons) are the worst of all. But against the angel, you say, I do not rebel, because there is a great distance between me and him.

But neither should you rebel against a man, nor against an angel. Just as an angel is different from you by nature, which, however, should serve him neither as praise nor as a blasphemy, so a person differs from another person not by nature, but by his inner mood, and becomes an angel among people. Therefore, if you do not arm yourself against angels, how much more (you should not arm yourself) against people, who in human nature become angels. In the presence of that man, he who is as virtuous as an angel is much better for you than an angel. Why? Because he has corrected his own nature by his own will, and also because the angel is far from you and dwells in heaven, and he lives with you and arouses competition in you. However, he is also far from you, even more than he: "Our dwelling," he says, "is in heaven" (Phil. 3:20). And (to convince you) that he is indeed far from you, listen to where his head dwells: on the royal throne, he says. But the farther this throne is from us, the farther it is from us. But you say: I see that he enjoys honor and this produces envy in me. Envy was the cause of innumerable disorders in all creation, both above and below, and not only on earth, but also in the Church itself. As a stormy and contrary wind, rushing to a calm harbor, makes it more dangerous than any rock and any navigation on the sea, so the love of glory, taking possession (of a person), destroys and throws everything into disorder. You have often been to the fire of large houses. We have seen how smoke rises to the sky, and how fire, little by little, destroys everything, because no one cares about how to put an end to misery, but everyone thinks only about himself. Often a whole city gathers, a multitude of people gather to look at the disaster; But there is no protection and help from anyone. At the same time, one can see how those gathered do nothing; each of them only stretches out your hand to point out to the newcomer either how the flames are constantly bursting out of the windows, or how the ceilings are collapsing, and whole walls fall from their foundations to the ground. There are, however, many people who are bold and fearful of danger, who are not afraid to come closer to burning buildings, not in order to help put an end to the calamity, but in order to enjoy the spectacle more, and to examine closely everything that is often not seen from a distance. If this calamity befell a famous and magnificent house, then it seems that the sight is worthy of special pity and great tears. For it is a sad sight to see the heads of the column reduced to ashes, and many of them shattered, some by the action of the fire, and others by the own hands of their builders (who do this in order not to give more food to the fire); (a sad sight) – to see the statues that served, under the protection of the roof, as a decoration of the building, after the fall of the roof, without protection, standing in the open air, in an extremely ugly appearance. What else? Who can count the riches contained in these buildings, the golden garments and the silver vessels? And where only one gentleman and his wife entered, where there was a storehouse for the many, clothes and perfumes, where there was a storehouse for precious stones, everywhere, as soon as the fire began, bath-attendants, garbage collectors, vagabonds, and all others like them entered. And then everything that was inside turned into water, fire, dirt, dust and burnt logs. But why did I spread this picture so wide before you? It is not just a house fire that I want to describe, but what need am I for it? – but I want to present to your eyes, as far as possible, the calamities of the Church. In fact, as if some kind of fire, or lightning, rushing from a height, rushed to the very roof of the Church, and yet it does not touch anyone! When our father's house is burning, we sleep a deep and unawakened sleep. Who has not been touched by this flame? What images that stood in the Church did he not touch? And truly, the Church is nothing but a house built for our souls. However, not everything that is included in this building is equal in its merit: of its constituent stones, some are brilliant and magnificent, while others are worse and darker, although still much better than the rest. Many of them can be seen here, and those that take the place of gold, the gold that adorns the roof: some, as we see, serve as much decoration as statues in houses; and many stand like columns. After all, it is customary to call people columns not only for their strength, but also because, the name of the golden headdress, they decorate (their place) with their beautiful appearance. And in the multitude of the people one can see, as it were, a large and extensive extension of the walls: a multitude of people takes the place of the stones from which the walls are built.