2. Честию здесь называет попечение, доставление всего необходимого. Это видно из слов: "не заграждай рта у вола молотящего"; и: "трудящийся достоин награды своей" Следовательно, и в том случае, когда говорит: "вдовиц почитай" (1 Тим.5:3), говорит это о необходимой для них пище; "чтобы она могла довольствовать истинных вдовиц", – говорит он; и опять: "почитай, истинных вдовиц", т. е. бедных, потому что чем беднее, которая из них, тем она больше вдовица. Здесь приводит и постановление закона, и заповедь Христову, – и то и другое согласны между собою. Закон именно говорит: "не заграждай рта у вола молотящего". Видишь ли, каких трудов требует он от учителя? Нет, воистину нет другого труда, равного его труду. Но это – постановление закона. Какую же приводит он заповедь Христову? "Трудящийся", – говорит, – "достоин награды своей". Поэтому не на одну только награду мы должны обращать внимание, но и на то, как повелено; а он говорит: "трудящийся достоин" пищи "своей" Следовательно, тот, кто предается удовольствиям и успокоению, не достоин ее. Кто не вол молотящий, кто не несет терпеливо ярма, не обращая внимания на жар и терние, и не прежде оставляет его, как по собрании плодов в житницу, тот не достоин ее. Поэтому надобно, чтобы учителям все необходимое было доставляемо в изобилии, чтобы они не трудились (для этого сами), не изнемогали и, занимаясь маловажным, не лишались великого, чтобы они упражнялись в духовных подвигах, нисколько не заботясь о житейских делах. Таковы были левиты: у них не было никакой заботы о житейском, потому что попечение о них имели миряне и законом определены были их доходы, как-то: десятины, известное количество златниц, начатки, молитвы, и многое другое. Но им естественно назначалось это по закону, так как они искали настоящего; а я говорю, что предстоятели не должны иметь ничего больше, кроме пищи и одежды, чтобы они не развлекались этим. Что же значит: "сугубую честь"? Сугубой по отношению к вдовицам, или по отношению к диаконам, или просто – сугубой чести, то есть, великой. Поэтому мы должны обращать внимание не только на то, что (апостол) удостаивает их сугубой чести, но и на то, что он говорит дальше: "Достойно начальствующим". Что же значит: "Достойно начальствующим"? Послушаем, что говорит Христос: "пастырь добрый душу свою полагает за овцы" (Ин.10:11). Следовательно, в том состоит хорошее предстоятельство, чтобы ради попечения о них не щадить ничего. "Особенно тем", – говорит, – "которые трудятся в слове и учении". Где теперь те, которые утверждают, что ненужно слова и учения? Между тем и Тимофею он дает столько увещаний, говоря: "О сем заботься, в сем пребывай" (1 Тим.4:15); и опять: "занимайся чтением, наставлением; так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя" (1 Тим.4:13,16). Равным образом он хочет, чтобы таких почитали больше, нежели всех других. И приводит причину: они, говорит, подъемлют великий труд. И справедливо. Тогда как другой и не бодрствует, и не печется, но остается без заботы и печали, тот трудится, печется, и поучается, – особенно когда бывает неопытен во внешних науках. Как же не должен он пользоваться большею честию, нежели все прочие, когда он предается столь великим трудам? При том он служит предметом бесчисленных разговоров. Один укоряет его, другой хвалит, иной насмехается, тот оскорбляет его память и намерения, – и нужна ему большая крепость духа, чтобы переносить это. Это важно и много содействует благоустроению Церкви и великую приносит пользу, когда предстоятели ее люди ученые. А когда этого нет, то в Церквах многое погибает. Вот почему к прочим (свойствам предстоятеля), к страннолюбию, к кротости, к непорочности (апостол) причисляет и это, говоря: "учителен". При том, почему он называется учителем? Конечно, потому, скажешь, что он своей жизнью должен научать других любомудрию. Следовательно, это становится излишним, и для преуспеяния не нужно словесного наставления. Но как же Павел говорит: "особенно тем, которые трудятся в слове и учении"! Ведь когда речь идет о догматах, тогда какую силу имеет жизнь? Впрочем, о каком слове говорит он? Не о хвастливом, не о том, какое отличается внешнею утонченностию, но о том, которое проникнуто великою силою духа, исполнено разума и мудрости. Поэтому ему нужны не искусство и изящные выражения, а мысли, – не изложение, а смысл. "Обвинение на пресвитера не иначе принимай, как при двух или трех свидетелях" (ст. 19). Следовательно, ужели нужно принимать обвинение (взводимое) на молодого без свидетелей? Или вообще на всякого? И ужели вообще должно без исследования произносить приговоры? Что же значит сказанное им? Он говорит – ни на других, но особенно на пресвитера, потому что под именем пресвитера, он разумеет здесь не сан, а возраст, так как юноши легче погрешают, нежели старцы. Отсюда явным становится то, что Тимофею уже вверена была Церковь, или и весь народ Азии. Поэтому (апостол) и беседует с ним о пресвитерах. "Согрешающих обличай перед всеми, чтобы и прочие страх имели" (ст. 20). То есть, не тотчас отсекай, но все исследуй с великою точностью. Когда же ясно узнаешь, строго взыскивай, чтобы и другие вразумлялись. Как вредно бывает необдуманно осуждать, так и не наказывать явно согрешивших значит давать дорогу другим к тому, чтобы и они то же самое делали и на то же покушались. Обличай, говорит, показывая (что нужно действовать) не кое-как, но со строгостью, потому что таким образом и другие будут бояться. Как же Христос говорит: "пойди и обличи его между тобою и им одним" (Me.18:15), если он согрешил против тебя? Однакож (Христос) позволяет обличать его и в церкви.

3. Что же? Разве не больше будет соблазна, когда пред всеми станешь обличать? Каким образом? Когда грех узнают, а наказания видеть не будут, то больше станут соблазняться. Как оттого, что согрешившие остаются ненаказанными, многие согрешают, так и оттого, что они бывают наказываемы, многие исправляются. Так поступал и Бог. Он привел фараона на средину (моря) и наказал; видим также, что получили наказание и Навуходоносор, и многие другие люди и города. Следовательно, он хочет, чтобы все имели страх пред епископом, и поставляет его над всеми. Но так как многие подвергались осуждению по подозрению, то он говорит, что надобно, чтобы были свидетели, которые обличили бы его, согласно предписанию древнего закона: "при словах двух свидетелей, или при словах трех свидетелей состоится дело" (Втор.19:15). "На пресвитера", – говорит, – "обвинение не иначе принимай". Не сказал: не осуждай, но: даже не принимай обвинения и вовсе не призывай его на суд. Но что, если и двое свидетелей солгут? Это редко случается, при том же по расследованию на суде и это может обнаружиться. Для (обличения) грехов довольно и двух свидетелей, в виду того, что они совершаются тайно и скрытно, – так что это служит признаком строгого исследования. Но что, если грехи будут явны, а свидетелей не будет, но только подозрение в дурном? Выше я сказал, говорит он: "Надлежит ему также иметь доброе свидетельство от внешних" (1 Тим.3:7). Будем же любить Бога со страхом, потому что хотя "закон положен не для праведника" (1Тим.1:9), однако многие, упражняясь в добродетели по необходимости, а не вследствие свободного расположения воли, от страха получают много пользы, часто отсекая свои пожелания. Для того послушаем о геенне, чтобы эта угроза и этот страх доставили нам нечто важное. Если бы Тот, Кто намеревается ввергнуть в нее грешников, не высказал наперед этой угрозы, то многие попали бы в нее. В самом деле, если даже теперь, когда страх потрясает наши души, есть люди, которые так легко согрешают, как будто она и не существует, то какого зла мы не сделали бы, если бы ничего такого не говорили нам и ничем таким не угрожали? Следовательно, как всегда я говорю, геенна не менее царствия показывает попечение Божие о нас. Геенна содействует царствию (Божию), страхом подвигая людей к нему. Итак, не будем считать этого признаком излишней строгости и жестокости, но милосердия, великого человеколюбия, попечения и любви к нам. Если бы во времена Ионы не угрожала погибель, то не была бы предотвращена погибель. Если бы Бог не сказал, что "Ниневия будет разрушена" (Ион.3:4), то не устояла бы Ниневия. Если бы Он не угрожал нам геенною, все мы попали бы в геенну. Если бы не грозил нам огонь, никто не избежал бы огня. Он говорит, что сделает то, что несогласно с Его желанием, чтобы сделать то, чего желает. Он не хочет смерти грешника, но говорит о смерти грешника, чтобы не предать его смерти. Не только словом выражает это, но показывает и на деле, чтобы мы избежали ее. А чтобы кто-нибудь не подумал, что это только одна угроза, а не что-либо действительное, Он сделал это ясным чрез события, которые прежде здесь совершались. Не кажется ли тебе, что потоп есть образ геенны, истребление посредством дождя есть образ такого же истребления посредством огня? "Как было ", – говорит, – "во дни Ноя, женились и выходили замуж" (Mф.24:37,38), так и теперь. Задолго предсказывал Он тогда, предсказывает лет за четыреста, или более, но никто не внимает. Все полагают, что это басни, все смеются, никто не чувствует страха, никто не плачет, никто не бьет себя в грудь. Река огня кипит, пламень разгорается, а мы смеемся, предаемся удовольствиям и грешим безбоязненно. Никто никогда не приводит себе на память этого дня; никто не помышляет, что настоящее преходит, что все это временно, несмотря на то, что события ежедневно говорят о том. Преждевременная смерть, перемены обстоятельств, совершающиеся, когда мы еще и живем, не вразумляют нас, равно как и недуги, и прочие немощи. И не в наших только телах, но и в самых стихиях можно видеть эти перемены; и (перемены), замечаемые в возрастах, ежедневно приводят нас к размышлению о смерти; и везде во всем отпечатлевается непостоянство вещей. Никогда не продолжается неизменно ни зима, ни лето, ни весна, ни осень, но все бежит, летит и течет.

Мы много печемся о том, что изменчиво, считая его постоянно пребывающим; а на то, что постоянно пребывает, на душу, как будто на нечто скоропреходящее, мы не обращаем никакого внимания. Положим, что иной имеет великую силу. Но только до завтра, а после этого она погибает; это видно из того, что бывали люди, одаренные великим могуществом, и теперь их нигде не видно. Жизнь походит на сцену и сновидение. Подобно тому, как на сцене, по снятии покровов, исчезает разнообразие изображений, и как, с появлением солнечного луча, все сновидения улетают, – так и теперь, после того как последует кончина и общая, и каждого порознь, все разрушается и исчезает. И дерево, которое ты посадил, остается; и дом, который ты построил, тоже остается; между тем художник и земледелец удаляются и погибают. И когда все это происходит, мы, несмотря даже на это, не вразумляемся, и как будто бессмертные все это устрояем, предаваясь удовольствиям и наслаждению.

4. Послушай, что говорит Соломон, который на деле испытал значение настоящих вещей. "Построил себе домы", – говорит он, – "посадил себе виноградники, устроил себе сады и рощи, сделал себе водоемы, собрал себе серебра и золота, завел у себя певцов и певиц, также крупного и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех" (Еккл.2:4-8). Никто не был столько предан наслаждению, никто не был так славен, никто так мудр, никто так могуществен, никто не видел, чтобы все так шло по его желанию. Что же? Ничто из этого не принесло ему пользы: но что говорит он после всего этого? "Суета сует", – говорит,– "все суета" (Еккл.1:2). Не просто суета, но суета по преимуществу. Последуем ему, умоляю вас, ему, изведавшему все на опыте; последуем ему, и обратимся к тому, в чем нет суеты, где истина, где все постоянно и неизменно, где все создано на камне, где нет ни старости, ни изменяемости, где все цветет, где все исполнено силы, где ничто не ветшает и не стареет и не приближается к разрушению. Возлюбим, умоляю вас, преискренне Бога – не из страха геенны, а из желания приобресть царствие. В самом деле, скажи мне, что может равняться с созерцанием Христа? Нет ничего такого. Что может равняться с наслаждением теми благами? Тоже нет ничего такого. И справедливо, потому что "не видел того глаз", – говорится, – "не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор.2:9).

Постараемся же получить эти блага и презрим земные. Разве не до бесконечности мы уничижаем эти последние, (говоря): человеческая жизнь ничто? Зачем же заботишься о ничем? Зачем подъемлешь труды для ничего? Но ты взираешь на блестящие здания, и созерцание их прельщает тебя? Тогда взгляни тотчас на небо, обрати свой взор от камней и столпов к этой красоте, – и увидишь, что все это – дела муравьев и комаров. Почерпай мудрость из этого зрелища, восходи к небесному. Оттуда рассмотри блестящия здания, – и увидишь, что они не иное что, как игрушки малых детей. Разве не видишь, насколько тоньше, насколько легче, насколько чище, насколько светлее становится воздух, по мере того, как восходишь на высоту? Творящие милостыню там имеют домы и местопребывание. А эти (земные домы) при воскресении разрушатся, или, правильнее говоря, прежде воскресения самое время разрушит, уничтожит и истребит их; даже прежде времени, часто в полной силе и красоте, или ниспровергает их землетрясение, или всецело истребляет пожар. Не только ведь в отношении человеческого возраста, но и в отношении к зданиям бывает преждевременная смерть. Часто те здания, которые от времени соделались ветхими, при колебании земли оставались невредимыми; между тем блестящие, прочные и недавно построенные одним ударом грома были потрясаемы и разрушаемы. И это происходит, думаю, по устроению Божию, чтобы мы не гордились нашими зданиями. Хочешь ли другим образом сохранить бодрость духа? Ступай к общественным зданиям, которыми наравне с другими и ты владеешь. Ведь нет, поистине нет дома, который, как бы блистателен ни был, превосходил бы блеском общественные здания. Пребывай там, сколько хочешь времени. Эти здания – твои, они твои столько же, как и всех прочих; они общие, а не частные. Но ты скажешь, что они не нравятся тебе. Не нравятся, во-первых, вследствие привычки, во-вторых, вследствие любостяжания. Следовательно, то, что нравится, есть любостяжание, а не красота. Следовательно, наслаждение состоит в любостяжании и в желании присвоить себе все. До каких же пор будем прилепляться к этому? До каких пор будем прикованы к земле и, как черви, будем пресмыкаться в грязи? Бог дал нам тело из земли для того, чтобы мы и его возвели на небо, а не для того, чтобы чрез него и душу низвели в землю. Оно – земное; но если я захочу, будет небесным. Смотри, какой честью Он нас почтил, предоставив нам такое дело. Я сотворил, говорит Он, землю и небо; даю и тебе творческую власть, – сотвори землю небом, ты можешь сделать это. О Боге сказано: "Кто сотворил [всё] и претворяет"(Амос.5:8). Но такую же власть Он дал и людям, подобно тому, как чадолюбивый отец, занимаясь живописью, не только сам (упражняется в этом), но и сына хочет довести до одинакового с ним совершенства. Я сотворил, говорит Он, прекрасное тело; даю тебе власть создать нечто лучшее, – соделай прекрасною душу. Я сказал: "да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя дерево плодовитое" (Быт.1:11). Скажи и ты: да произрастит та же земля собственный плод и произойдет то, что по Твоему желанию должно произойти. Я творю лето и мглу, утверждаю гром и созидаю дух; Я создал змия, что бы ругаться над ним, то есть диавола. Не позавидовал Я тебе и этой власти. Ругайся над ним и ты, если хочешь; можешь связать его, как птичку. Я воссияваю солнце на злых и благих; подражай и ты, – раздавай свои стяжания и добрым, и злым. Я, будучи оскорбляем, терплю, и благотворю оскорбляющим Меня; подражай и ты, – ты можешь сделать это. Я благодетельствую не ради воздаяния; подражай и ты, и делай добро не ради воздаяния и не ради награды. Я возжег светила на небе; зажги и ты светила блистательнее этих, ты можешь сделать это, – просвети заблудших. Дать познать Меня – большее благодеяние, нежели доставить возможность видеть солнце. Ты не можешь сотворить человека, но можешь сделать его праведным и благоугодным Богу. Я сотворил существо; ты укрась намерение. Смотри, как Я люблю тебя, и что Я дал тебе силу даже в более важных делах. Видите, возлюбленные, как мы почтены, и между тем некоторые несмысленные и неблагодарные говорят: для чего мы одарены свободною волею? Если бы у нас не было свободной воли, то все, о чем мы говорили, и в чем можем подражать Богу, не могло бы составлять для нас предмета подражания. Я управляю, говорит Он, ангелами; и ты – чрез Начаток. Я восседаю на царском престоле; и ты совосседаешь Мне – чрез Начаток. "И воскресил с Ним", – говорит (апостол), – "и посадил на небесах во Христе Иисусе" (Ефес.2:6). Тебе покланяются херувимы и серафимы и все ангельские силы, начала, власти, престолы, господства – чрез Начаток. Не порицай тела, которое сподобилось такой чести, пред которым трепещут даже беплотные силы. Но что скажу еще? Не этим только изъявляю Я свою любовь, но и страданиями Моими. Для тебя Я подвергся оплеванию, заушению, истощил славу, оставил Отца и пришел к тебе, ненавидящему Меня, отвращающемуся от Меня и не желающему даже слышать Мое имя. Я шел вслед за тобоио и догонял, чтобы удержать тебя; Я соединил и сочетал тебя с Собою; "ешь Меня", – сказал Я, – "и пей Меня". И горе держу тебя, и долу соединяюсь с тобою. Разве не довольно для тебя того, что начаток твой я держу горе? Разве это не удовлетворяет твоей любви? И опять Я сошел на землю, – не просто смешиваюсь с тобою, а соединяюсь, снедаюсь, раздробляюсь на малые части, чтобы произошло великое растворение и смешение и соединение, – потому что соединяемое пребывает в своих пределах, а Я воедино слился с тобою. Я не хочу, чтобы уже было что-то среднее; хочу, чтобы мы оба были одно. Итак, зная это и великое Его о нас попечение, будем все делать, чтобы мы могли явить себя не недостойными великих Его даров, которые да сподобимся все мы получить благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 16

"Пред Богом и Господом Иисусом Христом и избранными Ангелами заклинаю тебя сохранить сие без предубеждения, ничего не делая по пристрастию. Рук ни на кого не возлагай поспешно, и не делайся участником в чужих грехах. Храни себя чистым. Впредь пей не [одну] воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов" (1 Тим.5:21-23).

1. Сказав о епископах, о диаконах, мужах, женах, о вдовицах, о пресвитерах и о всех прочих, и показав, над кем простирается власть епископа, (апостол) когда стал говорить о суде, присовокупил: "Пред Богом и Господом Иисусом Христом и избранными Ангелами заклинаю тебя сохранить сие без предубеждения, ничего не делая по пристрастию". Вот, наконец (он изрекает) страшное увещание, потому что не посовестился (сказать это) даже из уважения к тому, что Тимофей был его возлюбленное чадо. Тот, кто не постыдился сказать о себе: "дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным" (1 Кор.9:27), тем более не устыдился и не посовестился (сказать так) и Тимофею. Впрочем, он хорошо (поступает), призывая в свидетели Отца и Сына; но для чего еще – избранных ангелов? Вследствие великого снисхождения, потому что и Моисей говорит таким же образом: "то свидетельствуюсь вам сегодня небом и землею" (Втор.4:26), – вследствие великого снисхождения Господня. И опять: "слышите дебри, основания земли; Слушайте, горы, суд Господень, и вы, твердые основы земли: ибо у Господа суд с народом Своим, и с Израилем Он состязуется" (Мих.6:2). А призывает он Отца и Сына в Свидетели сказанного им для того, чтобы в грядущий день, если бы что совершилось вопреки долга, остаться правым пред Ними, то есть, как бы снимая с себя всякую (ответственность). "Заклинаю тебя сохранить сие", – говорит он, – " без предубеждения, ничего не делая по пристрастию". То есть, ты должен быть дружелюбным и справедливым к судящимся и ожидающим от тебя приговора и никто не должен предрасполагать тебя в свою пользу и склонять на свою сторону. Но кто это избранные ангелы? Некоторые, следовательно, как будто не были таковы. Потому-то и Иаков берет себе в свидетели Бога и холм. Равным образом и мы часто берем в свидетели и важных, и незначительных лиц. Столь великое значение имеет свидетельство. Он как будто так сказал: призываю в свидетели Бога, и Сына Его, и слуг Его, что я заповедал тебе; вот пред ними заповедую тебе. Он устрашает Тимофея. Потом, сказав это, он присовокупил то, что было всего более благовременно, что преимущественно содействует устроению Церкви, – именно о рукоположениях. "Рук", – говорит, – "ни на кого не возлагай поспешно, и не делайся участником в чужих грехах". Что значить: "поспешно"? Не по первом, не по втором, не по третьем испытании, но неоднократно рассмотрев и тщательно исследовав, так как это дело не безопасное. За соделанные им грехи, как прежние, так и будущие, подвергнешься наказанию и ты, доставивший ему власть, потому что, неблаговременно отпустив ему прежние грехи, ты станешь виновным и в тех, которые он совершит впоследствии времени; именно – будешь причиною этих последних потому, что вверил ему начальство, а прежних потому, что не дал ему оплакать их и придти в состояние сокрушения. Ты становишься соучастииком как добрых его дел, так и грехов. "Храни себя чистым". Здесь говорит о воздержании. "Впредь пей не [одну] воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов". Если же мужу, который до такой степени соблюдал посты и столько времени употреблял воду, что стал даже подвергаться болезням и частым недугам, (апостол) заповедует воздержание, и тот не огорчается, то тем более мы не должны огорчаться, когда слушаем чьи-нибудь наставления. Почему же он не исцелил его желудка? Не потому, что не мог, а потому, что хотел и отсюда извлечь какое-либо важное наставление; а тот, чья одежда воскрешала мертвых, без сомнения, мог сделать и это. Итак, зачем же не сделал он этого? Затем, чтобы мы, когда и теперь видим людей великих и добродетельных подверженными недугам, не соблазнялись этим. Таким образом, и это служило на пользу. Если ему самому дан был ангел сатанин, чтобы он не возгордился, то тем более Тимофею, – потому что знамения легко могли привести его к гордости. Поэтому (апостол) предоставил ему пользоваться правилами врачебной науки, чтобы и он сам меньше думал о себе, и другие не соблазнялись, и уразумели, что и те святые мужи, будучи одинаковой с нами природы, совершали то, что совершали. Кроме того, мне кажется, что он подвержен был недугам и от других причин; на это указывает (апостол), говоря: "ради частых твоих недугов", и от желудка и от других частей тела. Впрочем, он не позволил ему неумеренно напиваться вином, но, сколько нужно для здоровья, а не для удовольствия. "Грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению, а некоторых [открываются] впоследствии" (ст. 24). Так как он говорил о рукоположениях, то и сказал: "и не делайся участником в чужих грехах". Но что, если я не знаю, скажешь ты? "Грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению, а некоторых [открываются] впоследствии" У некоторых, говорит, они явны потому, что предшествуют; а у других нет, и те следуют за ними. "Равным образом и добрые дела явны; а если и не таковы, скрыться не могут" (ст. 25). "Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение" (6:1). "Всякой чести", – говорит, – "достойными". Не думай, что если ты верный, то и свободен: свобода эта состоит в том, чтобы еще больше быть рабом. Неверный, если увидит, что чрез веру люди впадают в самомнение, часто будет поносить ее, как учение, располагающее к возмущению, а если заметит, что они покорны, то тем скорее сам покорится, тем внимательнее будет к тому, что говорится. Таким образом, если верные не будут покорны, то и Бог и проповедь подвергнутся поношению. Но что, спросишь ты, если господа будут неверные? И в таком случае надобно подчиниться ради имени Божия. "Те, которые имеют господами верных", – говорит, – "не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья; но тем более должны служить им, что они верные и возлюбленные и благодетельствуют [им]" (ст. 2).

2. Он как будто так говорил: если вы удостоились такой чести, что имеете братий господами, то должны поэтому особенно повиноваться им. "Прямо", – говорит, – "ведут к осуждению", – то есть, из худых дел здесь одни скрываются, другие нет; а там не могут скрыться ни худые, ни хорошие. Что значит: "Прямо ведут к осуждению"! То, что когда кто грешит, – грехи уже осуждают его, если он не исправляется, или если и надеется исправиться, но не делает этого. Но для чего, и почему это сказано было? Для того, что хотя здесь некоторые и скрываются, но там не скроются: там все открыто. Между тем для праведных это служит величайшим утешением. Потом, так как он сказал: "ничего не делая по пристрастию", то для необходимого объяснения прибавил: "Рабы, под игом находящиеся". Но какое это имеет отношение к епископу, спросишь ты? Очень (близкое), – чтобы он увещевал, чтобы учил пх. Касательно них (рабов) он и здесь делает правильные наставления. Мы видим, что он везде больше заповедует рабам, нежели господам, и, показывая им, как должно повиноваться, и много об них рассуждая. Именно – он увещевает первых покоряться с великой кротостью, а последним внушает уменьшать страх, говоря: "умеряя строгость" (Еф.6:9). Но для чего заповедует он это? По отношению к неверным справедливо, потому что нет причины беседовать с такими, которые не внимают. А по отношению к верным для чего? Для того, что господа больше доставляют рабам, чем рабы господам; первые и золото тратят на них, и заботятся о снабжении их необходимыми вещами, одеждою и всем прочим. Таким образом, господа оказывают им больше услуг, на что и здесь указывает (апостол), говоря: "что они верные и возлюбленные и благодетельствуют [им]". Они беспокоятся и трудятся ради вашего спокойствия, – и ужели не должны пользоваться великою честью от своих слуг? Если же рабам заповедал он пребывать в таком послушании, то подумайте, в какой степени мы должны быть расположены к Владыке, который привел нас из небытия в бытие, который и питает нас, и одевает. Поэтому потщимся послужить ему – если не как-нибудь иначе, то, по крайней мере, столько, сколько служат нам наши рабы. Разве не на то они посвятили всю жизнь, чтобы доставлять спокойствие своим господам? Разве не в том состоит их занятие, разве не в том их жизнь, чтобы заботиться о делах своих господ? Не заботятся ли они целый день о делах господина, между тем как для исправления своих дел у них нередко остается малая часть вечера? А мы, напротив: своими делами занимаемся постоянно, а для того, что относится к Владыке, нет у нас и малой части времени, и при том мы поступаем так тогда, когда Он не только не нуждается в наших услугах, подобно тому, как господа (нуждаются в услуте) рабов, но и самые эти услуги обращает к нашей же пользе. Там служение раба приносит пользу господину; а здесь служение раба ничего не значит для Владыки, но полезно самому же рабу. "Блага", – говорится, – "мои Тебе не нужны" (Пс. 15:2). В самом деле, скажи мне, какая будет польза Богу, если я буду праведен, и какой вред, если я буду неправеден? Разве природа Его не есть без примеси? Разве она не свободна от повреждения? Разве она не выше всякого страдания? Рабы не имеют ничего собственного, все у них господское, хотя бы они до бесконечности были богаты. Напротив, мы имеем много собственного, и не без причины мы получили такую честь от Царя всяческих. Какой господин отдал за раба своего сына? Никакой. Напротив, все предпочли бы скорее отдать рабов за сыновей. А здесь, напротив: Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас – за врагов, ненавидящих Его. Рабы, хотя бы им приказано было нечто тягостное, не досадуют, – особенно если они благонравны; а мы тысячекратно унываем. Рабам ничего такого не обещает господин, что обещал нам Бог. Но что? Освобождение от рабства в здешнем мире, что часто бывает тяжелее рабства, потому что часто случается голод, и тогда эта свобода становится хуже рабства; между тем она составляет величайший дар. А у Бога нет ничего временного, ничего тленного, – но что? Хочешь знать? Послушай. "Я уже", – говорит (Господь), – "не называю вас рабами. Вы друзья Мои" (Ин.15:15,14).

Устыдимся, возлюбленные, убоимся; ужели не послужим Владыке, по крайней мере, столько, сколько служат нам рабы, или, правильнее говоря, ужели мы даже в самой малой части не обнаружим нашего служения? Они любомудрствуют вследствие необходимости, – имея только кров и пищу; а мы, отчасти уже получив, отчасти ожидая бесчисленных благ, чрезмерною роскошью оскорбляем Благодетеля. Если не из какого-либо другого источника, то, по крайней мере, от них примем правила любомудрия. Писание обыкновенно отсылает людей не к рабам, но даже к бессловесным животным, например – когда повелевает подражать то пчеле, то муравьям. А я убеждаю вас подражать, по крайней мере, рабам. Что они делают из страха к нам, то и мы будем делать, по крайней мере, из страха к Богу; а мы не находим, чтобы вы делали это. Они из страха к нам тысячекратно подвергаются оскорблениям и невозмутимее всякого философа стоят в молчании; они получают оскорбления справедливо и несправедливо, и не противоречат, но просят прощения, нередко даже не сделав ничего худого. Не получая ничего, кроме необходимого, а часто и менее того, они довольствуются этим. Засыпая на соломенной постели, питаясь только хлебом и проводя жизнь во всех отношениях скудную, они не жалуются и не огорчаются по причине страха, который мы им внушаем. Когда вверяются им деньги, они их полностью возвращают (не указывай мне на лукавых рабов, а на тех, которые не очень злы); когда мы погрозим им, они тотчас смиряются. Разве не в этом состоит любомудрие? Не говори мне, что это бывает вследствие необходимости, потому что и тебе предстоит необходимость впасть в геенну, и, несмотря на то ты не вразумляешься и не воздаешь Богу такой чести, какой пользуешься от рабов. Каждый слуга имеет свое определенное жилище, и не нападает на жилище ближнего, не бывает снедаем желанием приобресть больше. И всякий видит, что рабы соблюдают это из-за страха пред господами; и редко увидишь, чтобы один раб что-нибудь унес или испортил у другого. А у людей свободных происходит противное этому. Мы грызем, пожираем друг друга, не боимся Владыки; и в Его глазах грабим, окрадываем, бьем сорабов своих. Между тем раб не сделал бы этого, а если бы даже он и ударил кого-либо, то не в глазах господина; если бы и побранил кого-либо, то так, чтобы господин не слышал. А мы дерзаем делать это пред Богом, Который все видит и слышит. У них всегда пред глазами страх к господину; а у нас его никогда не бывает. Оттого-то у нас все расстроилось, все слилось и развратилось; и самим нам даже в ум не приходят наши преступления, а когда согрешают наши рабы, мы с точностию исследуем все, до малейшей подробности. Это говорю я не с тою целью, чтобы хотел сделать рабов ленивыми, но чтобы истребить нашу леность и пробудить нас самих от беспечности, чтобы мы служили Богу хотя бы так, как служат нам рабы, (служили) Сотворившему нас так, как служат нам единосущные нам и не получившие от нас ничего такого. По природе свободны и они: "и владычествуйте над рыбами" (Быт. I:26), сказано было и к ним. Это рабство не от природы, но произошло от случая и обстоятельств и, несмотря на то, они оказывают нам великую честь. Между тем мы, требуя себе от них услуги, устремляемся на них со всею строгостью, и в то же время Богу не уделяем ни малейшей части служения, несмотря на то, что польза от этого обращается опять к нам же. Ведь чем усерднее мы будем служить Богу, тем больше получим себе пользы, тем больше будет выгоды для нас самих. Не будем же лишать самих себя столь великого приобретения. Бог самодоволен и ни в чем не нуждается; воздаяние же и польза возвращается опять к нам. Итак, умоляю вас, постараемся приобресть такое расположение, как будто мы служим не Богу, а себе самим, и поработаем ему со страхом и трепетом, чтобы сподобиться обетованных благ во Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 17

"Кто учит иному и не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии, тот горд, ничего не знает, но заражен [страстью] к состязаниям и словопрениям, от которых происходят зависть, распри, злоречия, лукавые подозрения. Пустые споры между людьми поврежденного ума, чуждыми истины, которые думают, будто благочестие служит для прибытка. Удаляйся от таких. Великое приобретение - быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести [из него]" (1 Тим.6:3-7).

1. Учителю нужно употреблять не только власть, но и великую кротость, и с другой стороны не только кротость, но и власть. И всему этому научает блаженный Павел, иногда говоря: "Проповедуй сие и учи" (1 Тим.4:11), а иногда: cему учи и моли. Если врачи делают увещания больным не с тою целью, чтобы им самим сделаться здоровыми, но чтобы этих последних избавить от недуга и лежащих поднять, то тем более мы, при увещании учеников, должны следовать такому обычаю. Блаженный Павел не отрицает даже того, что он их раб, говоря: "не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа; а мы - рабы ваши для Иисуса" (2 Кор.4:5); и опять: "Павел ли, или Аполлос, все ваше" (1 Кор.3:28). И он с готовностью принимает на себя это рабство, потому что это не рабство, а лучше свободы. Тот есть, говорит (Господь), "делающий грех, есть раб" (Ин.8:34). "Кто учит иному и не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии, тот горд, ничего не знает". Следовательно, нам случается воспаляться гордостию не от знания, а от незнания. Тот, кто знает учение, согласное с благочестием, более всех умеет смиряться; тот, кто наставлен в здравом учении, не бывает одержим болезнию. Действительно, гордость в душах есть то же самое, что воспаление в телах. Как там место, подверженное воспалению, мы не называем здоровым, так и здесь – гордых. Следовательно, можно знающему что-нибудь не знать ничего, потому что незнающий того, что должно знать, ничего не знает. А что от незнания рождается чрезмерная гордость, видно из следующего: Христос истощил Себя; поэтому тот, кто знает это, никогда не будет много думать о себе; человек не имеет ничего, чего не получил бы от Бога, и вследствие того не будет много о себе думать. "Что ты имеешь, чего бы ни получил"? (1Кор.4:7)? Он умыл ноги ученикам. Кто знает это, как станет превозноситься? С этою целью (Господь) сказал: "когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие" (Лук.17:10). Мытарь одним смиренномудрием стяжал благоволение; фарисей от гордости погиб. Следовательно, кто гордится, тот ничего этого не знает. Опять сам Христос говорит: "если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня"? (Ин.18:23)? "Заражен [страстью]", – говорит, – "к состязаниям". Следовательно, состязание есть недуг. "И словопрениям". И справедливо. Когда душа разжигается помыслами, когда они обуревают ее, тогда она занимается исследованием, а когда она находится в здоровом состоянии, тогда не исследует, но принимает на веру. Посредством исследования и споров ничего нельзя найти. Когда исследование приступает к разъяснению того, что возвещается одною верою, тогда оно и не открывает этого и не дает его уразуметь, потому что, если бы кто-нибудь, смежив глаза, хотел найти что-нибудь такое, чего бы он искал, то не мог бы (успеть в этом); равно как если бы он, открыв глаза, но, закопав себя в землю и отвратившись от солнечных лучей, стал искать на том месте, то опять не мог бы ничего найти. Так без веры ничего нельзя отыскать, а только неизбежно должны рождаться споры. "От которых происходят зависть, распри, злоречия, лукавые подозрения" – то есть, от исследований рождаются вредные мнения и учения. Мы начинаем о Боге думать то, чего не следует, когда приступаем к исследованию. "Пустые споры" – то есть праздные занятия или пустые рассуждения. Или следующим образом он понимает "пустые споры": подобно тому, как овцы, будучи заражены чесоткою, когда приходят в соприкосновение со здоровыми, и им сообщают свой недуг, так и эти злые люди. "И чуждыми", – говорит, – "истины, которые думают, будто благочестие служит для прибытка". Видишь ли, что, по его словам, рождают споры? Постыдную корысть, невежество, гордость; да, и гордость рождается от невежества. "Удаляйся", – говорит, – "от таких". Не сказал: приходи туда, но: отступай, то есть, отвращайся. "Еретика", – говорит, – "после первого и второго вразумления, отвращайся" (Тит.3:10). Показывает, что они таковы не столько от невежества, сколько от лености, которая приводит их к невежеству. В самом деле, каким образом можешь ты убедить людей, спорящих из-за денег? Иначе таковых ты не убедишь, как если не дашь опять; но и этим не насытишь их жажды приобретения. "Глаза любостяжательного", – говорится, – "не насыщаются какою-либо частью" (Сир.14:9). Поэтому от них, как от неисправимых, надобно отвращаться. Если же он тому, кому предстояла крайняя необходимость вступать в борьбу, заповедует не приходить туда и не связываться с ними, то тем более (он заповедует это) нам, которые учимся и находимся в ряду учеников. Впрочем, сказав, что они полагают, что благочестие есть приобретение, он прибавил: "Великое приобретение - быть благочестивым и довольным", – не тогда, когда имеет деньги, а когда не имеет их, чтобы (Тимофей) вследствие бедности не впал в уныние, он ободряет и утешает его. Думают, говорит он, что благочестие есть приобретение; конечно – есть, но не в такой степени (как думают), а в гораздо большей. То есть, отвергнув сначала первую мысль, вслед затем превозносит последнюю. А что первого рода приобретение ничего не значит, видно из того, что оно остается здесь и не переселяется вместе с нами (в другой мир) и не сопутствует нам. Откуда это видно? Из того, что мы пришли в этот мир, не имея ничего; следовательно, и оставим его, тоже ничего не имея; нагим рождается творение, нагим и отходит. Итак, нам не нужно ничего лишнего, если мы ничего не принесли с собою и отойдем, ничего не имея. "Имея пропитание и одежду, будем довольны тем" (ст. 8). Надобно питаться тем и в такой мере, сколько нужно для насыщения; надобно надевать на себя то, что в состоянии только защитить нас от непогоды и прикрыть наготу, лишнего ничего не должно быть. Это может выполнить и простая одежда. Затем он побуждает указанием на то, что бывает здесь – на земле: "А желающие", – говорит, – "обогащаться" (ст. 9).

2. Не сказал просто: богатые, а "желающие", потому что и имея деньги можно хорошо распоряжаться ими, если человек будет презирать их и раздавать бедным. Следовательно, не таковых обличает он, а жаждущих приобретения. "А желающие обогащаться", – говорит, – " впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей" (ст. 9). Хорошо сказал: "погружают" так что и подняться наверх становится невозможным. "В бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям" (ст. 9,10). Вот он упоминает о двух вредных следствиях, но то, которое казалось для них более тяжким, он ставит здесь на последнем месте; то есть – "многим скорбям". И этого нельзя узнать иначе, как только живя близ богатых, сколько они плачут, сколько рыдают. " Ты же, человек Божий" (ст. 11). Великое достоинство! Правда, все люди Божии, но преимущественно праведные, – не, по той причине только, что они создания Божии, но и по причине своей близости к Богу. Если ты – человек Божий, говорит он, то не ищи излишнего и не ведущего к Богу, а напротив – "убегай сего, а преуспевай в правде". При том и то, и другое (исполняй) с усердием. Не сказал: отступи и приступи, но: "убегай сего, а преуспевай в правде", чтобы не сделаться корыстолюбивым. "Благочестии" – касательно догматов; "вере", которая противопоставляется исследованию; "любви, терпении, кротости". "Подвизайся добрым подвигом веры, держись вечной жизни", – вот и награда – "к которой ты и призван, и исповедал доброе исповедание перед многими свидетелями" (ст.11,12). То есть, не посрамляй того дерзновения: отчего без успеха трудишься? В какое же искушение и сеть, говорит он, впадают те, которые желают обогатиться? Это, удаляя их от веры, приводит на путь заблуждения, окружает опасностями и лишает дерзновения. "И в похоти", – говорит, – "безрассудные". Действительно, как (не назвать) бессмысленною страстью, когда люди держать у себя дурачков и карликов не из человеколюбия, а для удовольствия, когда в своих дворцах запирают рыб, когда выкармливают диких зверей, когда занимаются собаками, когда украшают коней и заботятся о них не меньше, чем о детях? Все это бессмысленно и излишне, совершенно ненужно и бесполезно. "В похоти", – говорит, – "безрассудные и вредные". Какие (страсти) бывают вредны? Когда люди разжигаются беспутною любовью, когда ищут имущества своих ближних, когда стремятся к роскоши, когда предаются пьянству, когда жаждут убийства и погибели других. Многие также вследствие привязанности к подобным вещам домогались и незаконной власти, и погибали. Воистину таковой вотще трудится или даже к вреду. И хорошо он сказал: "уклонились от веры", – потому что сребролюбие, привлекая к себе их глаза и понемногу закрывая их, не позволяет им видеть (истинного) пути. Как человек, который идет прямою дорогою, устремив мысль на что-нибудь другое, хотя и подвигается вперед, однако, не замечая этого, проходит мимо того города, в который спешил, потому что незаметно и бессознательного увлекают ноги, – так нечто подобное этому представляет и сребролюбие. "И сами себя подвергли многим скорбям". Видишь ли, на что он намекает (говоря): "подвергли"? То, что хочет он выразить этим оборотом речи, имеет такой смысл. Страсти – это терние, и подобно тому, как о терние, с какой бы стороны ни прикоснуться, всякий кровянит себе руки и причиняет на них раны, так и от страстей будет терпеть то же самое всякий, кто подчинится их власти, и душу свою подвергнет страданию. Скажи мне, сколько имеют забот, сколько огорчений те, которые бывают ими уязвлены? Того даже сказать нельзя. Поэтому говорит: "убегай сего, а преуспевай в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости", – потому что кротость происходит от любви. Подвизайся добрым подвигом. Здесь он хвалит его дерзновение и мужество: ты, говорит он, с дерзновением на все изъявил согласие. Приводит ему на память и наставление в вере: "держись", – говорит, – "вечной жизни". Следовательно, требуется, не только исповедание, но и терпение, чтобы таким образом постоянно пребывать в исповедании, равно как по всей справедливости великие подвиги и бесконечные труды, чтобы таким образом избежать совращения, потому что много предстоит соблазнов, много препятствий. Вот почему тесен и прискорбен этот путь. Поэтому надобно отовсюду оградить себя, надобно со всех сторон надлежащим образом вооружить себя. Отвсюду появляются бесчисленные наслаждения, которые привлекают к себе душевные очи, именно – наслаждения, которые доставляют нам наши тела, деньги, пресыщение, леность, слава, гордость, власть, любоначалие, – и они являются со светлым и приятным лицом, способным привлечь к себе тех, которые подчиняются их влиянию и не очень любят истину, так как она жестка и не содержит в себе ничего приятного. Почему именно? Потому, что она все удовольствия обещает только в будущем, между тем как эти предметы уже теперь обещают почести, удовольствия, успокоение, конечно, не истинное, но имеющее только его наружный вид. Поэтому всякий сластолюбивый и изнеженный и слабодушный станет к ним прилепляться, освободив себя от трудов, сопряженных с добродетелью. Так и на языческих играх тот, кто не очень желает приобресть венцы, позволяет себе с начала предаваться пиршествам и пьянству; так именно и поступают робкие и слабодушные борцы; напротив те, которые имеют в виду стяжать венец, принимают бесчисленные удары, потому что питают и воодушевляют себя надеждою на будущие (награды).