Creations, Volume 2, Book 1

5. Можно бы рассмотреть и прочие стихии, небо, воздух, землю, море, и показать их несовершенство и то, как каждая из них имеет нужду в другой, а без того гибнет и разрушается. И земля, например, если бы покинули ее источники и влага, наносимая на нее из моря и рек, тотчас погибла бы от засухи. Так и прочие стихии имеют нужду в других, например, воздух в солнце, а солнце в воздухе. Но чтобы не сделать слова слишком продолжительным, удовольствуемся и тем, что в сказанном мы дали желающим достаточные основания для размышления. Ибо, если солнце, более всякого творения удивительное, оказалось так несовершенным и недостаточным, - тем паче прочие части мира таковы. Посему я, как и сказал, дав усердным основание для размышления, сам опять стану беседовать с вами от Писания и доказывать, что не одно солнце, но и весь этот мир тленен. Если стихии взаимно вредят друг другу, если, например, слишком сильный холод ослабляет силу солнца, а усилившаяся теплота опять уничтожает холод и вообще все они производят одна в другой и претерпевают одна от другой противоположные свойства и состояния, - то очевидно, это служит доказательством великой тленности и того, что все видимое есть тело. Но так как это учение превышает нашу простоту, то поведем вас на сладкий источник Писания и успокоим слух ваш. Не о небе и земле, в частности, скажем вам, но укажем на апостола, который обо всей вообще твари внушает нам это же самое и ясно говорит о том, что вся тварь ныне рабствует тлению, (разъясняя также), для чего рабствует, когда освободится от него, и в какое перейдет состояние. Сказав: "нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас", он присовокупил: "ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божьих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде" (Римл, 8:18-20). Смысл слов такой: тварь сделалась тленной; это и значит: "покорилась суете". А сделалась тварь тленной потому, что так повелел Бог; а Бог повелел так для рода нашего. Как она должна была питать человека тленного, то и самой надлежало ей быть такой же; потому что телам тленным не следовало обитать в природе нетленной. Впрочем, говорит апостол, она не останется такой, но "сама тварь освобождена будет от рабства тлению" (Римл. 8:21); потом, желая показать, когда это будет и через кого, присовокупил: "в свободу славы детей Божьих". Когда, говорит, мы воскреснем и получим тела нетленные, тогда и тело неба и земли и всей твари будет нетленным и неразрушимым. Посему, когда увидишь солнце восходящим, подивись Создателю; когда же увидишь его скрывающимся и исчезающим, познай несовершенство природы его, и не покланяйся ему, как Богу. Для этого-то Бог не только положил на природе стихий знак их несовершенства, но и соизволил рабам своим - человекам повелевать ими, чтобы, если по виду их не узнаешь их рабства, то от повелевающих ими ты научился, что все они подобные тебе рабы. И вот Иисус Навин говорит: "стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою" (Иис. Нав. 10:12). Еще и пророк Исаия, при царе Езекии, заставил его идти назад (Ис. 38:8); и Моисей повелевал воздуху, и морю, и земле, и камням; Елисей переменил естество воды (4 Цар. 2:22); три отрока одолели огонь. Видишь, как и в том и другом Бог показал Свое о нас попечение: красотой стихий ведя нас к познанию Его божества, а несовершенством удерживая от поклонения им?

6. За все это прославим Его - Промыслителя нашего, не словами только, но и делами; будем вести себя сколько возможно лучше - как во всем прочем, так и в воздержании от клятв. Не всякий грех несет одинаковое наказание, но, от чего легче воздержаться, за то и наказываемся больше. На это указывает и Соломон, когда говорит: "не спускают вору, если он крадет, чтобы насытить душу свою, когда он голоден. Кто же прелюбодействует, тот губит душу свою" (Притч. Солом. 6:30,32), т. е. тяжко грешит вор, но не так тяжко, как прелюбодей. Тот в защиту свою может привести хоть и неосновательную причину - нужду от бедности; а этот, не влекомый никакой нуждой, от одного безумия, впадает в бездну греха. То же надобно сказать и о клянущихся: и они не могут представить никакого извинения, кроме своей небрежности. Знаю, что кажусь я уже скучным и обременительным, досаждая непрерывным повторением этого увещания: однако не отстаю, чтобы вы, устыдившись хоть моего нестыдения, отстали от дурной привычки к клятвам. Если и судья немилосердный и жестокий (Лук. 18:2 и сл.), устыдясь неотступных просьб вдовицы, переменил нрав свой, - тем более сделаете это вы, особенно когда увещевающий вас делает это не для себя, но для вашего спасения; а по правде сказать, это и для себя я делаю, потому что ваши добродетели считаю моими заслугами. Желал бы я, чтобы, сколько я теперь тружусь и забочусь о вашем спасении, столько же и вы пеклись о своей душе: тогда дело это, без сомнения, пришло бы к концу.

Аминь.

[1] У Элиана в De Animalibus III, 42 упоминается птица Porphyrion, которая отличалась даже большей красотой, чем павлин.

[2] Окружи небо окружением славы - Сир. 43:13.

О СТАТУЯХ

БЕСЕДА ОДИННАДЦАТАЯ.

Благодарение Бога за освобождение от бедствий, ожидаемых вследствие возмущения, и воспоминание о том, что тогда случилось; также против унижающих наше тело, о сотворении человека вообще, и наконец - о воздержании от клятв.

КОГДА подумаю о прошедшей буре и о настоящем спокойствии, то не перестаю говорить: благословен Бог, "творящий и претворяющий" (Амос. 5:8), "сотворивый свет из тьмы" (Иов. 37:15), "низводит в преисподнюю и возводит" (1 Цар. 2:6), "наказывает, но мы не умираем" (2 Кор. 6:9); и хочу, чтобы это же и вы говорили всегда и не переставали (говорить): потому что, если Он облагодетельствовал нас на деле, то заслуживали бы мы какого-нибудь извинения, когда бы не воздали Ему даже словами? Посему, увещеваю вас никогда не переставайте благодарить Его: если мы будем признательны за прежние (благодеяния), то, очевидно, получим и другие большие. Итак, будем непрестанно говорить: благословен Бог, давший и нам безбоязненно предложить вам обычную трапезу, и вам без страха внимать словам нашим. Благословен Бог, что мы стекаемся сюда, уже не избегая внешней опасности, но, желая слушать (поучение); сходимся друг с другом уже не с робостью, трепетом и опасением, но с великой смелостью и отбросив всякую боязнь. А в предшествующие дни мы были ничем не лучше обуреваемых на море и ежеминутно ожидающих кораблекрушения; всякий день были поражаемы, возмущаемы и колеблемы бесчисленными слухами со всех сторон; всякий день разведывали и спрашивали: кто пришел из столицы? Какие принес вести? Правду или ложь говорит он? Мы проводили ночи без сна, и, смотря на город, оплакивали его, как готовый тотчас погибнуть. Поэтому и мы в эти предшествующие дни молчали, оттого, что город наш совсем опустел и все переселились из него в пустыни, а оставшиеся были покрыты облаком печали. Душа, совершенно объятая печалью, бывает вовсе не способна слушать. Поэтому и друзья Иова, пришедши и увидев несчастья этого дома и самого праведника сидящим на гноище и покрытым ранами, разорвали свои одежды, восстенали, и сидели в молчании, показывая тем, что скорбящим сначала более всего приятно спокойствие и молчание: да и страдания (Иова) были выше утешения (Иов. 2:13). Поэтому и иудеи, приставленные к глине и деланию кирпичей, увидев пришедшего Моисея, не могли внимать словам его от малодушия и скорби своей (Исх. 5:21). И что удивительного, если было так с людьми малодушными, когда видим, что и ученики (Христовы) подверглись той же немощи? После Тайной Вечери, когда Христос беседовал с ними наедине, ученики сначала то и дело спрашивали Его: "куда Ты идешь" (Иоан. 13:36); но когда Он сказал им о бедствиях, имевших немного спустя постигнуть их, о бранях, гонениях, о ненависти ото всех, о бичах, темницах, судилищах, ссылках, - тогда душа их, подавляемая, как бы самым тяжким бременем, страхом сказанных бедствий и унынием от угрожающих зол, сделалась наконец безмолвной. Потому Христос, увидев их смущение, укорил их за это и сказал: "иду к Пославшему Меня, и никто из вас не спрашивает Меня: куда идешь? Но от того, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше" (Иоан. 16:5-6).

Так именно и мы сделали.

2. И вот теперь, когда вы прогнали от себя уныние, мы и хотим напомнить вам о прежнем, чтобы слово наше было яснее для вас. Что сказали мы о природе, т. е., что Бог сотворил ее не только прекрасной, удивительной и великой, но вместе и слабой и тленной, и положил на ней многие признаки этого, устраивая то и другое для нашей пользы, именно, красотой твари возбуждая в нас удивление Создателю, а несовершенством предохраняя от обоготворения твари, - то же самое можно видеть и на нашем теле. И о нем многие, как из врагов истины, так и из единомышленных нам, спрашивают: почему оно сотворено тленным и смертным?

Многие из язычников и еретиков говорят даже, что оно и сотворено не Богом: оно не стоит того, чтобы сотворил его Бог, говорят они, указывая на нечистоты, пот, слезы, труды, изнурения, и все прочие несовершенства тела. Но я, если речь уже зашла об этом, скажу, во-первых, вот что: не говори мне об этом падшем, уничтоженном, осужденном человеке; но если хочешь знать, каким Бог сотворил тело наше вначале, то пойдем в рай и посмотрим на человека первосозданного. То тело не было такое смертное и тленное; но как светло блестит золотая статуя, только что вышедшая из горнила, так и тело то было свободно от всякого тления: его ни труд не тяготил, ни пот не изнурял, ни заботы не мучили, ни скорби не осаждали, и никакое подобное страдание не удручало.

Дьявол сказал (первым людям): "будете, как боги" (Быт. 3:5). Чтобы вырвать эту мысль с корнем, Бог сделал тело человека слабым и болезненным, самой природой научая его - никогда не иметь такой мысли. Справедливость этого весьма ясно видна и из того, что случилось с человеком: он осужден на это наказание уже после того пожелания (быть Богом). И заметь, как Бог премудр: Он не дал умереть (Адаму) первым, но попустил претерпеть смерть сыну его, чтобы он, увидев перед глазами у себя тело тлеющее и разрушающееся, получил от этого зрелища великий урок любомудрия, познал, что (с ним) сделалось, и, хорошо вразумленный этим, отошел отсюда.

Итак, это, как я сказал, весьма ясно видно уже из случившегося (с Адамом); но не менее ясно и из того, что сказано будет затем. Если и при всем том, что тело наше связано такой нуждой, что все умирают, истлевают, сгнивают и обращаются в прах перед глазами всех, так что языческие философы сделали одно известное определение породы людей (на вопрос: что такое человек, они сказали: он есть животное разумное, смертное); если, при таком всеобщем признании, некоторые дерзнули обессмертить себя во мнении народа, и тогда как глаза свидетельствуют о смерти, захотели называться богами и почтены были такими: то, до какого нечестия не дошли бы многие из людей, когда бы смерть наперед не убеждала всех в смертности и тленности их природы? Послушай, что говорит пророк об одном иноплеменном царе, который дошел вот до какого неистовства: "выше звезд Божьих вознесу престол мой", сказал он, "буду подобен Всевышнему" (Иса. 14:13-14). Посмеиваясь над ним и указывая на смерть его, (пророк) говорит: "под тобой подстилается червь, и черви - покров твой" (Иса. 14:11), т. е. ты ли, человек, которого ожидает такой конец, дерзнул так мечтать о себе? И о другом царе, именно о тирском, который так же помышлял и хотел называться Богом, сказано: "скажешь ли тогда перед твоим убийцею: "я бог", тогда как в руке поражающего тебя ты будешь человек, а не бог" (Иезек. 28:9). Итак, Бог сотворил таким тело наше для того, чтобы с самого начала и совершенно истребить основание идолослужения. И удивительно ли, что это случилось с телом, когда и в душе можно видеть нечто подобное? Смертной, правда, Бог не сделал ее, а допустил ей быть бессмертной: зато подверг ее забывчивости, неведению, унынию и заботам, и это сделал для того, чтобы она, увидев благородство своей природы, не помыслила о своем достоинстве более надлежащего. Ведь если и при всем этом некоторые дерзнули сказать, что душа имеет сущность божескую, то, до какого безумия не дошли бы они, когда были бы свободны от этих недостатков? Впрочем, что я сказал о природе, то же скажу и о теле, т. е. что одинаково удивляюсь Богу и потому, что Он сделал тело тленным, и потому, что в тленности его обнаружил собственную силу и премудрость. Что мог Он создать его и из лучшего вещества, это показал в теле небесном и солнечном: создавший эти тела мог бы таким же создать и тело (человеческое); но причина, почему оно создано слабым, заключается в вышесказанном основании. И это нисколько не унижает дивного величия Создателя, но еще более возвышает его: несовершенство вещества особенно и показывает великость и совершенство искусства Того, Кто праху и пеплу сообщил такую гармонию и такие чувства, столь различные и разнообразные и способные так любомудрствовать!