Что может быть красивее вида самого солнца, когда оно, прогоняя зарю, в малый промежуток времени озаряет всю землю, все море, все горы, долины, холмы, все небо снопами лучей, когда оно, снимая ночное покрывало с видимого, все обнажает перед нашими глазами? Кто мог бы достаточно выразить восторг при виде его движений, порядка, неизменного и ненарушимого служения в продолжение стольких лет, постоянно цветущей красоты его, блеска и яркости, чистоты, соприкасающейся со столькими телами и никогда не оскверняющейся? При этом оно в высшей степени полезно семенам, растениям, людям, четвероногим, рыбам, птицам, камням, травам, земле, морю, воздуху, – одним словом, всему видимому. Все нуждается в нем и получает пользу, и от его влияния становятся лучше не только растения и тела, но и воды, и озера, и источники, и реки, и самая природа воздуха становится легче, чище и прозрачнее. Поэтому и псалмопевец, желая показать его красоту, его постоянную ясность, не умаляющуюся прелесть, никогда не вянущий цвет, все величие его благообразия, непрестанное служение, сказал так: "Он поставил в них жилище солнцу" (в солнце положи селение Свое) (Пс. 18: 5), то есть, в самых небесах. Называя его селением Божиим, он прибавляет: "и оно выходит, как жених из брачного чертога" (и той яко жених исходяй от чертога своего). Потом, разъясняя пользу его служения, он прибавил: "радуется, как исполин, пробежать поприще" (возрадуется, яко исполин тещи путь). Затем, указывая на его достаточность и пользу для всей вселенной, говорит: "от края небес исход его, и шествие его до края их" (от края небесе исход его и сретение его до края небесе). Затем, показывая его пригодность и полезность для всех, прибавляет: "и ничто не укрыто от теплоты его" (и несть, иже укрыется теплоты его).

Что может быть меньше и безобразнее пчелы? Что непригоднее муравья и стрекозы? А между тем и эти насекомые громогласно свидетельствуют о промышлении, силе и премудрости Божией. Поэтому и пророк, столь сподобившийся Св. Духа, обозревая дела творения и называя лишь некоторые из них, с великим восторгом выразил удивление к ним, восклицая: "Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро" (яко возвеличишася дела Твоя Господи, вся премудростию сотворил ecu) (Пс. 103: 24).

И все это, человек, для тебя. И ветры для тебя (скажем опять, возвращаясь к началу своего рассуждения), чтобы освежать истомленное трудом тело, чтобы прогонять грязь и пыль и избавлять от неприятности, причиняемой дымом, печами и всякими нездоровыми испарениями, умерять теплоту лучей солнца, делать более легким зной, питать семена, давать прозябание растениям, чтобы сопутствовать тебе на море и служить на земле, там – быстрее стрел устремляя корабли и делая, таким образом, плавание легким и быстрым, а здесь –

Они полезны также и для вод, не давая им гнить от застоя, но постоянно двигая, возбуждая и волнуя их, оживляя и делая их более пригодными для пищи обитающих в них животных. Если бы ты захотел полюбопытствовать касательно ночи, то увидишь и здесь великое промышление Творца.

Такова ее пригодность, такова ее полезность, так что часто самый день оказывается потерянным для тех, которые лишены были покоя в течение ее. Если бы кто мысленно устранил это спокойствие, этот покой, это отдохновение во время ночи, которое оживляет все – и истомленную душу, и изможденное тело, дает нам возможность приниматься за дневные труды в лучшем настроении, то увидел бы, что станет бесполезной и самая жизнь. Если бы кто и в течение ночи, как и в течение дня, стал бодрствовать и трудиться, или даже ничего не делать, и это – в продолжение значительного времени, то он скоро умрет; а если и не умрет, то, подвергаясь продолжительной болезни, ничем не воспользуется для себя от собственной деятельности вследствие полного истощения сил.

Если бы мы распространили наше рассуждение и на бесчисленное множество рыб, живущих в прудах, в источниках, в морях, удобных или неудобных для плаванья, или на бесконечные породы птиц, которые летают в воздухе, держатся на земле, живут одинаково и на земле и в воде, – ведь между ними некоторые ведут такую именно двоякую жизнь, – которые ручные или дикие, которые дики по своей натуре, но способны или неспособны делаться ручными, съедобны или несъедобны, и рассмотрели бы красоту перьев и певучий голос каждой; если бы исследовали некоторые различия, представляемые ими нам в отношении пения, пищи, рода жизни, привычек и нравов; если бы обозрели всю пользу, которую мы извлекаем из них, все оказываемые нам ими услуги, если бы поговорили о их величии или малости, о муках их рождения, о всем великом и бесконечном, находимом в них разнообразии; если бы вошли в подробности касательно рыб, если бы отсюда перешли к растениям, произрастающим по всей земле и к приносимым каждым из них плодам, если бы исследовали их употребление, их благовоние, расположение листьев, цвет, форму, великость или малость, их пользу, способы проявления ими своих качеств, различие в их коре, в их стволах, в их ветвях; если бы рассмотрели луга и сады, если бы, наконец, поговорили о всех производящих их местах и способе нахождения, уходе и возделывании, и о том, как служат они нам лекарствами, – и после всего этого если бы опять обратились к горам, столь многочисленным и столь богатым металлами, и обратили свое исследование на все другие предметы, еще более многочисленные, чем какие видим в природе, то какое рассуждение, или сколько времени было бы достаточно для подробного исследования всего этого! И все это, человек, для тебя: и искусство для тебя, и ремесла, города и селения, и сон для тебя, и смерть и жизнь для тебя, и столь многочисленные явления природы, и не только теперешний мир для тебя, но и еще лучший для тебя. А что есть лучший мир и он также для тебя, послушай, что говорит Павел: "и сама тварь освобождена будет от рабства тлению" (яко сама тварь свободится от работы нетления) (Рим. 8: 21), т. е. от тленного бытия. Каким же образом для тебя предназначена и эта честь, поясняя это, он прибавил: "в свободу славы чад Божиих" (там же).

Ведь от этого именно промышления, от этой благости, которая создала все не существовавшее, от нее именно вышел и закон, повелевающий умирать, и иметь такую кончину. Хотя это и различные вещи, однако все происходят от одной и той же благости. И отходящий отсюда не получает вреда, и живущий получает величайшее благо, пожиная пользу в другом теле. Когда человек видит, как тот, который вчера или позавчера ходил рядом с тобой, теперь сделался добычей червей и разрушается в прах, в пыль и в пепел, то хотя бы он имел гордость диавола, он будет страшиться и трепетать, сделается более степенным, научится любомудрствовать и впустит в свою душу смирение, эту мать всех благ. Таким образом, ни отходящий не терпит никакого вреда, потому что он, совлекая с себя это тело, получит тело нетленное и бессмертное, ни находящийся еще в жизни от этого ничего не теряет, а напротив, приобретает величайшую пользу. Не случайным учителем любомудрия вошла смерть в нашу жизнь, воспитывая ум, укрощая страсти души, утишая волны и водворяя тишину. Итак, зная и из сказанного и из многого другого, что промышление Божие просиявает яснее света, не любопытствуй понапрасну, не предавайся тщетной попытке исследовать причины всего. Самое наше бытие Он даровал нам по Своей благости, не имея нужды в нашем служении. И нужно благоговеть перед Ним и преклоняться не только потому, что Он сотворил нас, или даровал нам душу бестелесную и разумную, и не потому, что создал нас лучшими всех других, и не потому, что дал нам господство и предоставил власть над всем видимым, но потому, что сам Он нисколько не нуждается в нас. Чудесность Его благости в том и заключается, что все это Он сделал, нисколько не нуждаясь в нашем служении; прежде чем явились мы, и ангелы, и высшие силы, Он имел уже собственную славу и блаженство, и сотворил нас по одному Своему человеколюбию, и не только все создал для нас, но еще и больше того.

Глава 8. Для этого же Он дал нам и писанные законы, посылал пророков, творил чудеса, и раньше всего этого, создавая человека. Он дал ему особого учителя – врожденный закон, как бы кормчего для корабля, как всадника для коня, поставив его над нашим разумом. Поэтому уже Авель знал его, хотя письмена еще не существовали, не было ни пророков, ни апостолов, ни писанного закона, а был только закон прирожденный. Тоже и Каин, и он также знал этот закон, и оба они знали его, признавали его господство. Хотя не оба они шли одним и тем же путем, но один путем зла, а другой путем добродетели, однако и тогда Бог не оставил Каина, хотел поднять его от падения, и давал возможность наслаждаться попечением, сначала увещевая его и давая ему советы, а потом поучая и назидая его страхом и опасениями. Хотя многие люди отвергали столь великое благодеяние, т. е.

Людей достойнейших и исполненных любомудрия Он с этой целью переводил с места на место. Так Аврааму Он велел переселяться то в Палестину, то в Египет, а Иакову в Сирию; Моисею опять в Египет, трем отрокам в Вавилон, равно как Даниилу и Иезекиилю, а Иеремии – в Египет. Потом Он даровал закон, посылал пророков; Он поражал и опять воздвигал Свой народ, отдавал его в рабство и освобождал его, и от начала до конца все делал и совершал для нашего рода.

Одно Он представлял им уже и здесь, а другое отложил для будущего. Но Его обетования были верны, и подтверждались сотворенными Им чудесами, когда Он был еще на земле, и исполнением всех предсказаний. "Кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы Его?" (Кто возглаголет силы Господни? Слышаны сотворить вся хвалы Его) (Пс. 105: 2). Кто не пришел бы в восторг, кто не поражен бы был неизреченностью Его попечения при мысли о том, как из-за неблагодарных рабов Он предал смерти Своего Единородного Сына, смерти ужасной, позорной, свойственной самым дерзким разбойникам, смерти неправедных? Ведь Он был пригвожден ко кресту, подвергался оплеванию и заушениям, Его били по щеке и издевались над Ним, и вместо благодарности за Его благодеяние Он был погребен и гроб его запечатан; и все это Он потерпел для тебя, ради попечения о тебе, дабы уничтожить тиранию греха, дабы разрушить твердыню диавола, порвать узы смерти, открыть нам врата неба, освободить от тяготевшего на тебе проклятия, отменить первородное осуждение, научить терпению и воспитать в силе, дабы ничто не огорчало тебя в настоящей жизни – ни оскорбления, ни обиды, ни позор, ни бичи, ли нарекания врагов, ни невзгоды, ни нападения, ни клеветы, ни злые подозрения, и ни что другое подобное. Для этого Он и сам претерпел все это, испытал вместе с тобой, и над всем этим Он восторжествовал, поучая и тебя не бояться ничего подобного. Но, не довольствуясь и этим, Он, отошедши на небеса, дал тебе неизреченный дар св. Духа и послал апостолов распространять Свое учение. И видя, как эти проповедники жизни переносили тысячи зол, подвергались бичеванию и оскорблениям, были потопляемы, терпели голод и жажду, ежедневно находились в опасности, ежедневно подвергались смерти, Он все это сносил для тебя, из любви к тебе. Для тебя, человек, Он приготовил и царство, для тебя назначил неизреченное, благо, это наследие на небесах, эти различные и многообразные дары, это блаженство, которого нельзя изъяснить никаким словом.

Итак, не любопытствуй более, ясно видя, что имеешь Господа, Который любвеобильнее отцов, попечительнее матерей, более исполнен любви, чем новобрачный и новобрачная, радуется твоему спасению, и радуется даже более, чем как радовался бы ты, избавившись от опасности смерти (как и показал через Иону), и видя все эти доказательства любви, какую только отец может иметь к детям, или мать – к своим чадам, садовник – к растениям, домостроитель – к своему искусству, новобрачный – к новобрачной, юноша – к девице, и желая удалить от тебя всякое зло, насколько восток удален от запада, насколько небо выше земли (что и показали мы), и не только это, но и гораздо больше того, как мы и показали, касаясь словом всего и приводя различные примеры не только из понятных образов, но и из превосходящих самое разумение. Поистине необъяснимо промышление Божие, непостижимо Его попечение, неизреченна Его благость, и невообразимо Его человеколюбие.

Итак, видя все это, из того ли, что Он возвестил, из того ли, что сделал и что сделает, не любопытствуй и не испытывай, не говори: "Для чего это?" Это было бы неразумно и свидетельствовало бы о крайнем безумии и глупости, так как ведь никогда не спрашивают врача, зачем он режет, прижигает, дает нам горькое лекарство, хотя бы он был просто раб, – и больной, даже будучи его господином, молча переносит все свои боли, даже благодарит его за это прижигание, за это лекарство, и хотя знает, что может не выйти отсюда (а многие врачи, делая это, убивали многих), однако повинуется ему во всем с полной покорностью. То же самое и в отношении мореплавателей, домостроителей, и всех занимающихся другими ремеслами.

Таким образом, не будет ли крайним безумием с самого начала и немедленно подвергать любопытству дела Того, Который хочет и желает всех спасти, не ожидая даже окончания того, что совершается?

Глава 9. Лучше всего было бы не любопытствовать ни сначала, ни после; если же ты слишком любопытен и нетерпелив, то подожди хоть конца и посмотри, к чему все это направляется, а прежде всего не бойся и не волнуйся. Как не знакомый с делом, увидев, что золотых дел мастер сначала расплавляет золото и затем мешает его с пеплом и пылью, не ожидая конца, подумает, что он погубил золото; или человек, родившийся и воспитавшийся на море, будучи сразу перенесен на середину земли, никогда не слышав ранее о том, как обрабатывают ее, вдруг увидел бы, как хлеб, обыкновенно хранимый в житнице, охраняемый дверями и запорами, предохраняемый против сырости, теперь сам владелец всего этого хлеба рассеивает и разбрасывает его по равнине, отдает на попрание всем, кто проходит по его полю, и не только не охраняет против сырости, но даже бросает его в грязь и сырость, не приставляет к нему и сторожей, – не подумал ли бы он, что хлеб этот погублен, и не стал ли бы он порицать земледельца, действующего таким образом? Между тем, это осуждение выходило бы не из сущности дела, а из неопытности и непонимания человека, который слишком скоро произносит свой суд. Пусть он подождет лета, когда явится роскошная жатва, наточены будут серпы, когда окажется, что хлеб, разбросанный там и сям, оставленный без охраны, предоставленный тлению и гниению, повергнутый в грязь, вырос, умножился, сделался еще прекраснее, сбросил с себя ветхость, украсился большей силой, имея как бы копьеносцев и ополчение, поднимает вверх голову, увеселяет зрителя, и доставляет большую пользу, – и тогда он чрезвычайно удивится тому, что после таких превратностей плод получил такое благообразие и такую красоту! Поэтому и ты, человек, не подвергай своему любопытству общего для всех нас Господа; если же ты настолько любопытен и дерзок, чтобы предаваться даже такому безумству, то по крайней мере подожди окончания. Ведь если земледелец ожидает в течение всей зимы, взирая не на то, чему подвергается хлеб во время холода, а на то, чем ему предстоит наслаждаться в будущем, то тем более и Тот, Кто обрабатывает всю вселенную и заботится о наших душах, достоин того, чтобы ты подождал конца; конец же я разумею не только в настоящей жизни (часто бывает и здесь), но и в будущей. Конец обеих этих жизней направляется к одному и тому же домостроительству, именно – к нашему спасению и прославлению. Если по времени они и разъединены, то по цели совпадают между собой; и подобно тому, как в течение года бывает зима и лето, но оба эти времени сводятся к одному и тому же, именно – к созреванию плодов, так то же применимо и к нашим делам. Поэтому, когда ты видишь, что церковь рассеяна и до крайности страдает, что светильники ее подвергаются гонению и бичеванию, настоятели ее сосланы далеко, то не смотри на это только, но и на то, что выйдет отсюда – на венцы, награды, возмездия, предоставляемые победителям: "претерпевший же до конца спасется" (претерпевый до конца, той спасен будет) (Матф. 10: 22), –говорит Писание. В Ветхом Завете, когда еще не известно было учение о воскресении, то и другое совершалось в настоящей жизни; при Новом же Завете не всегда так, но бывает здесь скорбь, а блаженства нужно ожидать в будущей жизни. Хотя блага выпадали (иудеям)