(Гейне)

Однако так и умерли, не разрешив «загадки» жизни...4 Теперь перейду к вопросу в его научно-теоретической постановке.

Откровение, да и сама наука, не признающая его, согласно свидетельствуют, что вопросы о бытии мира и человека и их цели и назначении, в какой бы форме они ни выражались, исторически присущи были всякой эпохе и всякому народу. Начиная с так называемого «доисторического» человека5 и кончая утонченно образованным европейцем XX столетия, все так или иначе пытались разрешить вопрос о личном счастье или вообще о смысле жизни. Но с различной остротой эти вопросы ставились и переживались, и не с одинаковой определенностью они решались. Ответ на них зависел и зависит, с одной стороны, от самого человека, а с другой — от причин, вне его стоящих.

-15-

Во всяком случае, пока человечество находилось во тьме язычества, пока не видело света христианства, оно, как это ни странно, ближе было к разрешению «проклятых» вопросов, чем теперь, как-то целомудреннее, если можно так

выразиться, относилось к ним. По крайней мере, не изрыгало такой хулы на Бога,

как это оно делает в настоящее время .

Но древний мир и мир классический не могли прийти к прямому истинному ответу на все «недоуменные» вопросы высшего порядка, несмотря на всю остроту и глубину ума его лучших представителей. Даже ветхозаветный мудрец, обладавший совершенной мудростью, — разумею Соломона — не мог сказать и при конце своей жизни, в чем же истинный ее смысл. Он только видел, что «все —

суета и томление духа и нет пользы — ‘[ПГР (итрон) — под солнцем» (Еккл. 2, 11). Абсолютного, истинного, постоянно пребывающего блага («итрон») нет здесь, на земле, — вот все, к чему он пришел в конце концов. Это и понятно. В то время только лишь предугадывалась возможность решения в будущем вопроса о сущности всех сущностей.

С появлением христианства все стало ясно и понятно. Сняты были покровы со всех тайн. Христос освятил все Своим пришествием и явлением Креста Своего. Аз есмъ свет миру, — сказал Он одни и те же слова в двух разных случаях (Ин. 8, 12; 9, 5). Но, к сожалению, «люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы. А поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге со деланы» (Ин. 3, 19-21). Господни слова стали сбываться тут же, как были сказаны, и будут сбываться до общего для всех конца. Одни люди, жаждущие узреть свет истинный, несмотря ни на что, отреклись прежде всего от своего «я», от собственного суждения, мудрствования, вменили себя в ничто, в отребье, возненавидели все, чем гордится окружающий мир, и получили взамен видение своих грехов, а после этого и тайн Божиих. Другие же, думавшие, что они владеют каким-то глубоким и великим знанием, что они нечто значат в глазах своих собственных или чужих, что они в состоянии без Божественной помощи управиться,

-16-

— погибли, объюродели, погрузились во тьму и, умирая, признавали, что они так ничего и не узнали. Обращаясь к примерам и к самой жизни, видим, что вопросы, с которыми связано спасение человека и его положение в мире, решались одинаково усердно людьми обеих указанных сторон, но решены были как должно только представителями первой. Не присяжные философы и мудрецы объюродевшего мира сего познали истину и сущность христианства, а простецы и делатели настоящей «философии», высшего любомудрия — подвижники, пустынники, освятившиеся и очистившие себя от всех страстей исполнением евангельских заповедей?