когда, эта многогранная полифоническая книга нужна новой, возрождающейся России.

-5-

В XIX веке в России трудились выдающиеся аскетические писатели, святители Игнатий (Брянчанинов) и Феофан Затворник, но их книги были посвящены отдельным аскетическим темам, не давая систематического изложения принципов аскетики. Лишь в начале XX столетия ректор Московской духовной академии епископ Феодор (Позде-евский) создает курс лекций, представляющих собой, по сути, введение в Аскетику как науку о духовной антропологии. «Основы искусства святости» и являются изложением самой этой науки.

У истоков издаваемой книги стоит благословение старца Алексея (Соловьева) (того самого, кто наитием свыше вытянул в Семнадцатом году жребий патриаршества, указавший па св. Тихона).

Книга не смогла бы выйти в свет без самоотверженной помощи тех, кто ее хранил, прятал, переписывал. Особая заслуга в ее сохранении принадлежит инокине Серафиме (Ловзанской). Приношу благодарность за многолетние труды по подготовке рукописи к изданию Дьяковой И. 3., а также Чапковскому И. М. за организационную помощь, и, конечно же, нижегородскому православному Братству во имя святого благоверного князя Александра Невского, которое взяло на себя труды по ее изданию.

-6-

К читателю. О цели христианской жизни.

С чего начать?

Передо мной «неисчерпаемое чудес море», как поется в Акафисте святителю Николаю Чудотворцу... Это не то море, которое я видел плещущимся лазурными волнами у берегов его митрополии — Мир Ликийских, и не то, холодное и угрюмое, которое расстилалось подо мною свинцовой скатертью чуть не на сотни верст, когда я смотрел на него с вершины Секирной горы на Соловках...

Это даже не то житейское море, которое грешник, зря (видя) воздвизаемое бурею напастей, стремится переплыть безбедно, о чем молится Спасу умиленными словами:

Возведи от тли живот мой, МногомилостивеIі

А может быть, и оно, когда по обильной слезной молитве сего грешника вдруг услышит страшный, всемогущий глас: Молчи, престани... и претворяется тишина велия (Мк. 4, 39). Тучи страстей тогда отходят с умного неба плачущего о грехах, и на горизонте сердца впервые появляются ослепительные лучи восходящего Солнца-Правды, Христа. Свирепое море грешной жизни обращается в благодатное море святого жития...

Но кто в силах исчерпать его бездонную глубину? И стоит перед ним человек зачарованный, смотрится в чистое зеркало его хрустальных вод (Откр. 4, 6), и

вот.....оно все делается пламенным, как бы из растопленного золота, и одной из

брызг его достаточно было бы, чтобы человеку любоваться ею всю свою жизнь.

Я невольно отдаюсь во власть воспоминаний.

С давних пор, со дней отрочества, занимали меня чудеса и дивности Божий. Благоговение и изумление пред тайнами природы и жизни смутно и радостно волновали мое сердце, заставляя его изнывать в сладостной любви к Создателю. Хотелось всегда у Него, а не у кого другого, почерпнуть ответ, в чем моя и чужая жизнь и как мир стоит. Но я, впрочем, везде искал разгадки.

-9-

Помню, как юным гимназистом я один — всегда один, хотя бы и среди вынужденных встреч и знакомых, — бродил по полям, по лугам, по лесам, по озерам. У каждой шелестящей травки и былинки, у певчей пташки и стрекочущего кузнечика, у рокочущего родника и тихого ветерка, не исключая людей, пыльных городов и даже скучных гостиных, спрашивал я у всех, как невеста в «Песни песней» Соломона:

Не видали лъ вы Того,