Необходимо подвижнику и каждому христианину отличить то, что предоставлено его пониманию, от того, что предоставлено лишь его созерцанию. Уму ограниченному не естественно понимать со всею удовлетворительностию действия ума неограниченного, ума Божия; тщетное усилие к пониманию и объяснению того, что превыше понимания, ведет единственно к заблуждениям, к богохульству, к ересям и безбожию.

196. Ловец диких зверей пустыни пришел для ловли в гору аввы Антония. Увидев, что Авва утешает братию, он соблазнился этим. Старец, желая успокоить его и показать, что нужно иногда предоставлять братии некоторое послабление, сказал ему: «Вложи стрелу в лук твой и натяни его». Охотник сделал это. Старец сказал: «Еще натяни». Охотник натянул лук туже. Старец опять говорит ему: «Натяни еще более». Охотник отвечал: «Если сверх меры натянуть лук, то он переломится». На это авва Антоний сказал: «Так бывает и в деле Божием. Если будешь сверх меры напрягать силы братии, то они скоро отпадут от дела Божия; необходимо по временам давать им послабление». Ловец, услышав это, выразил свое согласие и пошел от старца с большою пользою, а братия, утвердившись в правильном воззрении на свой подвиг, разошлись по келлиям [178].

Повесть необыкновенной важности! Все подвиги, предпринятые несоответственно силам, оставляются. Так вредно впечатление, производимое несоразмерным, оставленным подвигом, что подвижники, оставившие неумеренный подвиг, обыкновенно оставляют всякий подвиг и переходят к нерадивой жизни, к душевному расстройству. «Безмерному деланию, — говорит святой Исаак Сирский, — последует уныние; унынию — исступление», т. е. расстройство! [179] — Здесь не лишним будет заметить, что утешением называется некоторое послабление братии, вне обычного порядка и правила для их жительства, преимущественно в пище. Когда на трапезу подадут или рыбу, или вино, или плоды — это называется утешением; когда в великий праздник все это предложится на трапезе, тогда утешение называется велиим, великим. Когда больному или старцу дадут одежду более спокойную, нежели какую носят вообще братия, — это называется утешением. Никак не должно думать, чтоб послабление состояло в празднословии, шутках и смехе, воспрещенных заповедями Господа и преданием Апостольским. Всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный: от словес твоих оправдишися, и от словес твоих осудишися [180]. Горе вам, смеющимся ныне: яко возрыдаете и восплачете [181]. Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших: но еже есть благо к созиданию веры, да даст благодать слышащим [182]. Ниже именуется в вас сквернословие и буесловие, или кощуны (смехословие, шутки), яже неподобная [183]. Плач — жизнь монаха: рождает его мысль сознания своей греховности, мысль покаяния. По этой причине празднословие и смехословие, как истребляющие плач в самом корне его — в святых мыслях покаяния, как уничтожающие сущность и весь плод монашеского жительства, строго преследовались и преследуются во всех благоустроенных монастырях.

197. Говорят об авве Антонии, что он сказал: «Я видел Духа Божия нисходящим на трех человеков: на авву Афанасия, — и дано ему патриаршество; на авву Пахомия, — и дано ему начальство над общежитиями; на авву Макария, — и дана ему благодать исцеления недугов» [184].

Замечательное видение! Вот какими орудиями поддерживалась Церковь Божия! Вот какими орудиями установлялись учреждения ее! Основал Бог Церковь Свою действием Слова и Духа Своего, — и поддерживает Он Церковь этим действием. Сами Апостолы из себя  единственно не могли сделать ничего. Господь заповедал им пребывать неисходно во Иерусалиме, доколе они не облекутся силою Свыше, то есть доколе не низойдет на них Святой Дух. Облеченные силою Свыше, не прежде, они вышли на проповедь, насадили во вселенной истинное Богопознание. Деятели в Церкви — Слово Божие и Дух Божий; благодатные человеки — только орудия. Человек, чуждый благодати, не может быть орудием. Ошибаются, тяжко ошибаются те, которые хотят действовать в деле Божием силою и средствами своего падшего естества. Падшее естество заражено враждою к Богу, находится в общении и сродстве с падшими духами; как же может оно действовать в пользу дела Божия? Это — противоестественно ему! это — невозможно для него! Опыты согласно показали, что человеки, вздумавшие действовать из себя в пользу дела Божия, действовали во вред его, в пользу дела демонов.

198. Однажды пришли старцы к авве Антонию; между ними был и монах Иосиф. Старец, желая искусить их, завел речь от Писания и стал спрашивать объяснение у каждого, начиная с младших. Каждый давал объяснение по своему разумению, а старец находил объяснение каждого неудовлетворительным; потом, обратясь к монаху Иосифу, сказал ему: «Ты как объяснишь это слово Писания?» Иосиф отвечал: «Я не знаю». Тогда авва Антоний сказал: «Однако монах Иосиф нашел тот путь, на котором говорят не знаю» [185].

Святые наставники иноков, желая, чтоб Священное Писание служило всецелым руководством в монашеском жительстве, вместе с тем желали, чтоб иноки, зная его по букве, наиболее изучали делами [186], особливо смирением. Это видно в житии преподобного Досифея [187], Иоанна Дамаскина [188] и других.

199. Однажды блаженный Антоний молился в келлии своей, — и был к нему глас: «Антоний! ты еще не пришел в меру кожевника, живущего в Александрии». Услышав это, старец встал рано утром и, взяв посох, поспешно пошел в Александрию. Когда он пришел к указанному ему мужу, муж этот крайне удивился, увидев у себя Антония. Старец сказал кожевнику:  «Поведай мне дела твои, потому что для тебя пришел я сюда, оставив пустыню». Кожевник отвечал: «Не знаю за собою, что б я сделал когда-либо и что-либо доброе; но этой причине, вставая рано с постели моей, прежде нежели выйду на работу, говорю сам себе: все жители этого города, от большого до малого, войдут в Царство Божие за добродетели свои, а я один пойду в вечную муку за грехи мои. Эти же слова повторяю в сердце моем прежде, нежели лягу спать». Услышав это, блаженный Антоний отвечал: «Поистине, сын мой, ты, как искусный ювелир [189], сидя спокойно в доме твоем, стяжал Царство Божие; я, хотя всю жизнь мою провожу в пустыне, но не стяжал духовного разума, не достиг в меру сознания, которое ты, выражаешь словами твоими» [190].

Глубина смирения есть вместе и высота преуспеяния. Нисходя в бездну смирения, восходим на небо. Покушающийся взойти на небо без посредства смирения низвергается в бездну самомнения и погибели.

200. Однажды некоторые ученики божественного аввы Антония, видя в пустынях бесчисленное множество монахов, прилежащих с великою ревностию по Боге и с соревнованием друг другу всем добродетелям и святым подвигам, спросили его: «Отец!

Находясь посреди мира, они не устыдятся неправильно присваивать себе имя монахов и пустынников. Не престанут они величаться, говоря: аз есмь Павлов, аз же Аполлосов [191], — как будто вся сущность благочестия заключается в значении предшественников, как будто позволительно и справедлива хвалиться отцами, как хвалились иудеи предком своим, Авраамом! Однако между монахами тех времен некоторые будут далеко лучше и совершеннее нас, потому что блаженнее тот, кто могл преступити и не преступи, и зло сотворити, и не сотвори [192], нежели тот, который увлекается к добру примером многих добрых. Так Ной, Авраам и Лот, проводившие святую жизнь посреди нечестивых, справедливо прославляются Писанием» [193].

201. По кончине Великого Антония некоторый духовный старец, упрошенный монахами, сделал объяснение на изречения Великого [194]. Так например, на изречение: поди, живи в пустыне, и изучи брани демонов, дано упомянутым старцем следующее истолкование: совершенство монаха проистекает от духовного делания, а духовное делание приобретается чистотою сердца, чистота же сердца — умною молитвою. Преуспеянием в умной молитве доставляется непрестанная молитва. Но демоны производят борьбу посредством помышлений и мечтаний, так же при посредстве привидений, и эта борьба возбуждается сильнее в пустыне и безмолвии [195].

202. Поведал о себе авва Антоний: «Я видел все сети диавола распростертыми поверх земли; увидев это, я вздохнул и сказал: "Горе роду человеческому! кто возможет освободиться от этих сетей?" На это сказано мне: "Смиренномудрие спасается от них и они не могут даже прикоснуться к нему"». — Извлечение из объяснения, сделанного старцем: авва Макарий старший, египтянин, ученик аввы Антония, также видел во внутренней пустыне скита все сети страстей, которые видел в своё время авва Антоний. Макарий видел диаволов в подобии двух человеков; это видение было чувственное; он видел телесными очами, но авва Антоний видел очами духа по закону видений, и проч. [196]