нежели дельным советам неискусного мужа.

Ныне правду скрывают в словесном потоке,

Выдавая видимость за вероятное, –

Так говорит трагедия.121 (2) Так поступают и эти охотники до споров, не важно, говорят ли они от имени какой-либо школы, или же просто упражняются в диалектике. «Они, – сказано в Писании, – снимают ткань с ткацкого станка, но не они ткань ту ткали».122 Они занимаются пустым делом, которое апостол называет обманом людей и лукавством по искусству обольщения123. «Ибо есть, – говорит он, – много непокорных, пустословов и обманщиков».124 Итак, не ко всем обращено слово: «Вы есть соль земли».125 (4) Даже среди сведущих в божественном учении есть люди, которые, наподобие морских рыб, требуют приправы солью, хотя они с рождения жили в соленой воде. (5) Поэтому я вполне согласен со словами трагического поэта:

Мой сын! Обманчивы красивые слова,

Прикрасами стремятся одержать

Над истиной победу. Но тщета

Все это. Им не одолеть

Природы праведность. Ведь дел своих

Красивым трепом не заглушишь.126

(6) Не следует заигрывать с толпой. Наши дела не обязаны никого ублажать или потакать чьим-то вкусам. «Не будем, – говорит апостол, – тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать».127 (42, 1) Поэтому и правдолюбивый Платон, как бы по божественному внушению, изрек: «Что касается меня, то я признаю только те аргументы, которые после их должного исследования оказываются наиболее убедительными».128 (2) Этими словами он осуждает всех тех, которые, не ознакомившись прежде с обстоятельствами дела и не рассмотрев самостоятельно аргументы, верят первому случайно дошедшему до них лживому мнению. Нельзя оставлять учение здравое и истинное ради лживого пустословия. Совращаться с верного пути – дело дурное, а говорить только истину и излагать вещи доподлинно существующие – дело доброе. (3) Никто не желает лишиться благ по своей воле, однако такое случается с теми, кто становится обольстителям под влиянием обмана, или уступив лести, или не сумев противостоять наглости, или по маловерию своему.129 (4) Дающие себя убедить по своей воле введены в заблуждение. И чрезмерно легковерный или просто забывчивый сам виноват в том, что его обокрали. Лживыми словами или по давности130 его лишают имущества, а он даже не осознает этого. Случается это и в минуты досады или опасения, спора или гнева. Люди часто становятся жертвами заблуждения или увлекаемые сладострастием, или одолеваемые страхом. Все эти уловки играют на человеческом безволии. Истинное же знание ни одной из этих превратностей не подвержено.

IX

(43, 1) Некоторые полагают, что они достаточно разумны от природы, и поэтому предпочитают ни с философией, ни с диалектикой дела не иметь, ни даже естественных наук не изучать, довольствуясь лишь простой и чистой верой. Но это все равно, как если бы они утверждали, что никакого ухода за виноградной лозой не нужно, но достаточно лишь посадить ее, чтобы иметь потом виноград. (2) Виноградная лоза – это аллегория Господа.131 С нее, при должном уходе и искусстве, то есть, следуя Слову, мы получаем плоды. Уход же этот заключается в обрезке, окапывании, подвязывании и других работах, поэтому нам приходится пользоваться ножом, заступом и другими земледельческими орудиями. (3) И в земледелии, как и в медицине, искусен лишь изучивший относящиеся к ним науки о том, как лучше обрабатывать землю и как удачнее лечить. (4) Точно так же, свести разнообразные знания к истинному учению может лишь человек основательно ученый. И для защиты веры от посягательств на нее он пользуется различными знаниями, почерпнутыми из геометрии, музыки, грамматики и конечно же из философии. Ибо кому нужен даже сильный атлет, не подготовленный к состязанию предварительными упражнениями?

(44, 1) Мы уважаем многоопытного лоцмана, «видевшего городов много и людей»132, и имя врача, имеющего большую практику, за что и называют таких врачей эмпириками.133 (2) А кто во всех частных проявлениях добродетели видит идеал одной и той же правой жизни, приводя в свидетельство тому примеры из истории философии как эллинской, так и чужеземной, тот весьма толковый исследователь истины и, в самом деле, «муж многоумный»134. Подобно пробному камню (так называли Лидийский камень, с помощью которого якобы можно было отличить настоящее золото от поддельного135), наш многоопытный муж и гностик, способен отличить софистику от философии, искусственную красоту тела от достигнутой упражнениями, еду от приправ, риторику от диалектики и, в варварской философии, ереси от истинного учения.