Другое средство помочь усопшему есть милостыня. Тяжело говорить, други мои, а нужно правду сказать. Иной бедняк последнюю корову ведет со двора, чтобы закупить припасов на поминальное угощение, а из этого угощения выходит грех один! Братие мои! Разве Богу нужны эти яства и пития? Разве не оскорбление памяти усопшего это вино, которое в добрые старые времена за грех считали подавать на поминальный стол, а теперь оно льется без меры на всех поминках? Разве не тяжкий грех пить и упиваться, когда, может быть, скорбящая, духами мытарей воздушных утесняемая душа еще близко витает около дома, где идет это грешное пиршество в память почившего, где желают ей Царства Небесного не с молитвой слезной в смиренных очах, а с чашей вина в руках? Не языческий ли это обычай? И чем такие поминки отличаются от богопротивных языческих тризн, которые справлялись во дни древние нашими предками, Бога истинного не ведавшими?

Или вот люди состоятельные ставят над могилами дорогие раззолоченные памятники и думают, что этим они увековечивают память усопших! Увы! Не пройдет и ста лет, как такой памятник рассыплется в прах; да если бы и уцелел этот мрамор и гранит, кто остановится тогда над пышной гробницей, чтобы слезу молитвы за усопшего пролить, чтоб вздохнуть к Богу о упокоении души его, если вы не позаботитесь увековечить имя вашего ближнего каким-либо делом добрым, если вы сами не отрете слезу несчастного от имени усопшего вашего друга, если не запишете его имя на мягких скрижалях благодарных сердец сирот и вдовиц, в память его вами облагодетельствованных?

Возлюбленные о Господе братия! Не грешно поставить и памятник на могиле, если есть у вас на то избыток средств: лишь бы этот памятник был скромен, без излишней роскоши, всего лучше пусть будет это Крест — красота самой Церкви Божией. Не грешно устроить и поминальную трапезу, если позволяют это средства ваши, лишь бы эта трапеза была так же скромна, без вина и роскошных блюд, и всего лучше, если первым гостем на ней будет тот, кто не каждый день обедает досыта, у кого кроме черствой корки хлеба ничего в запасе не водится.

Но если нет у тебя лишних средств на могильные памятники и поминальные трапезы, то вот тебе мой братский совет: вместо поминок помоги ты рублем-другим тому соседу, у которого последняя лошадка пала, или тому несчастному, который лишился всего своего достояния от пожара; привези ты воз-другой дров той вдове беспомощной, у которой давно хата не топлена, а на руках — дети-сироты, купи этим сироткам ботинки, прикрой их от холода овчинкой или куском холста, тобой же сотканного; снеси им мерку-другую крупы, картофеля или пуд-другой муки на помин души усопшего; дай им сколько рука твоя достанет, дай так, чтобы другие люди о том не знали, дай, да так и скажи: "Не я вам даю, не меня благодарите — это дает вам мой усопший отец или мать, брат, сестра или жена. За них молитесь; пусть им Господь вменит мое подаяние!" Вот тогда твоя милостыня будет несравненно выше всяких поминальных трапез в очах Божиих; а как будет благотворна эта милостыня для души-то усопшего! Как возликует, возрадуется эта душа, когда Ангелы, ее сопровождающие по пути мытарств воздушных, вдруг положат на весы правды Божией твое дело доброе, в память почившего тобой сделанное! Дорога милостыня во время скудости, говорит пословица, но никогда живой человек так не нуждается в чужой помощи, как нуждается в ней душа усопшего по исходе из тела!

И верь, друг мой: ты сам в своем сердце тотчас же почувствуешь, что с высоты небесной тебя благословляет десница Самого Христа Господа, Который сказал: «елика аще сотвористе единому сих братий Моих меньших — Мне сотвористе!» И милостыня твоя будет тогда вдвойне приятна Господу: во-первых, как духовная милостыня почившему, во-вторых, как вещественная помощь еще живущему, — и примет эту двойную милостыню твою Сам премилосердный Господь — Владыка живых и мертвых и это дело доброе вменит тебе самому в дело спасительное. Так, помогая усопшему, заслужишь и себе милость Божию!

289. Что украшает молодость

Что служит наилучшим украшением юности? Набожность. Она сохраняет сердца юношей в невинности, она оберегает их от недобрых мыслей, она отгоняет грех, она дает мир душе, и через то крепость телу, и уважение от добрых людей. Вот почему и учит Екклесиаст: «и помни Создателя твоего во дни юности твоей» (Еккл. 12; 1). В чем же обнаруживает себя истинная набожность? В том, что молодой человек не по одной только привычке, не для людских очей, не из страха заслужить упреки от старших молится, идет в церковь, исполняет все христианские обязанности, а находит во всем этом утешение для своей души, чувствует себя в своем сердце счастливым, находит в молитвенном общении с Богом свое высшее наслаждение. Иначе сказать, с юных лет он становится христианином не по принуждению, а от всего сердца — и телом и душой.

В первые времена христианства, когда среди язычников господствовало распутство, а среди евреев — сребролюбие, достойно было удивления, что те самые, которые крестились из язычников и евреев, уже не находили для себя другого высшего наслаждения и счастья, как читать Слово Божие, иметь общение с христианами, жить по-христиански. Сам апостол Павел пишет о себе, что он в одном Ефесе три года день и ночь не переставал учить (Деян. 20; 31), а за поучением всегда следовала молитва. Вот какое наслаждение находили тогда люди в Слове Божием, в духовном поучении, в братской любви; они забывали даже пищу, сон и все свои дела и не могли оторвать себя от духовного утешения, так что в самих муках и смерти видели счастье.

Когда св. Поликарпа, епископа Смирнского, глубокого старца, приговорили к сожжению и, подведя его к приготовленному для него костру, хотели связать ему руки, то он сказал: "К чему это, друзья мои? Тот, Кто удостоивает меня счастья умереть за Него, Он даст мне и столько мужества, что я с великой радостью взойду на костер!" И он снял с себя обувь, и взошел на костер, и радостно смотрел, как пламень обнимал его ноги до колен.

В наше время за веру не подвергают мучениям, не жгут на кострах, но и теперь иногда бывает немало препятствий и затруднений к исполнению христианских обязанностей. И как же бывает приятно видеть, когда наши дети, какой бы ни был жестокий мороз, какие бы ни были метель, грязь или ненастье, когда все говорят: нельзя идти в церковь, как идти в такую погоду! — они идут, идут потому, что их влечет туда невидимая сила, влечет то благодатное утешение, какое ждет их там при Божественной литургии, при слушании Святого Евангелия и песнопений церковных, — а ведь это выше всякого наслаждения! И как приятно, когда они делают это без всякого понуждения, когда никто не требует от них такого труда, — они сами, по доброй воле, в самую жестокую стужу-метель идут, мерзнут и стоят в холодной церкви, ощущая в своих сердцах истинное счастье и блаженство!

Что еще украшает молодость? Любознательность. Юноши должны запасаться в годы своей юности всякими полезными знаниями. В приобретении познаний они должны быть ненасытны, неутомимы. Где бы ни чаяли они научиться чему-нибудь полезному, пусть спешат туда, потому что ученье есть такое сокровище, которое не горит в огне и не тонет в воде, которого злодей не украдет и червь не подточит. Ученье возвышает человека в глазах добрых людей, оно дает ему земные блага, оно ведет и к вечному спасению. Читаем в Евангелии св. апостола Луки: «и Иисус преспеваше премудростию и возрастом и благодатию у Бога и человеков» (Лк. 2; 52).

Так и всякий юноша должен учиться и учиться. Иисус Христос, будучи 12-лет, уже сидел в храме Иерусалимском между ученейшими законниками, предлагал им вопросы, давал ответы, так что они дивились Его знакомству со Св. Писанием. Вот урок нашим юношам: учиться Св. Писанию, становиться в церкви на клирос, петь, читать псалмы, паремии и Апостол, — читать не устами только, но и умом, и сердцем, а чего не понимают, спрашивать у того, кто постарше да поопытнее, и с каждым днем преуспевать в премудрости. Кроме наук духовных, есть много и других полезных наук, — всему такому им надо учиться, ничего полезного не упускать.

Что составляет третье украшение молодости? Степенность и добрые привычки. Нужно ли сказать слово или сделать дело, пусть юноша прежде обдумает, хорошо ли, разумно ли будет его слово или дело, чтобы потом не пришлось ему стыдиться, когда о том узнают другие. Лучше всего для юноши поставить себе за правило раз навсегда: никогда не употреблять нечистых, скверных слов, раз навсегда расстаться с ними и не смотреть на тех глупых людей, которые их употребляют. Слова наши должны быть чисты, ибо мы носим на себе чистейшее имя Господа Иисуса Христа, имя Того, Кто никогда не гневался, а еще и за тех, которые распяли Его, молился. Он и нас учил: «иже аще речет брату своему: рака (пустой человек), повинен есть сонмищу (верховному судилищу), а иже речет: уроде (безумный), повинен есть геенне огненней» (Мф. 5; 22). Самое прекрасное, самое лучшее дело — вовсе не знать никаких скверных слов, а когда нельзя сказать доброго слова — лучше ничего не говорить, молчать.

Одного ученого спросили: как он, будучи в детстве очень слабым мальчиком, дожил до глубокой старости? Он отвечал: "С самого детства у меня никогда не было ни одного недруга, потому что я никогда никого не осуждал, кроме себя самого; себе я всегда был строгий судья. Я никогда никому не сказал пустого слова; и за это меня все любили, и у меня было много друзей, а врагов — ни одного; душа моя была всегда спокойна, а это благотворно действовало и на тело".