Так рыдала благоверная княгиня, и едва могли отнять ее от гроба. Обремененная скорбями, она решила покинуть мир и переменить княжеские чертоги на убогую келью монахини. И действительно, она скоро приняла пострижение в Тверском Софийском монастыре с именем Евфросинии. Она нашла в обители тихое пристанище своей скорбной душе и начала подвизаться в посте и молитве.

Впрочем, недолго пришлось ей пожить в Софийской обители: младший сын ее Василий Михайлович, живший в Кашине, слезно умолял благоверную мать свою перейти к нему на постоянное жительство. С горестью простились жители Твери с княгиней-монахиней и с великой радостью встретили ее жители города Кашина. Здесь князь Василий для матери своей устроил монастырь близ Успенской церкви (что ныне при соборе), и там княгиня продолжала свои молитвенные подвиги, изнурив себя до того, что едва могла ходить в церковь Божию.

Казалось, должны бы теперь кончиться ее тяжкие скорби: она была уже вдали от мира. Но в миру остались ее дети, о которых она часто получала нерадостные вести. Ее первенец Димитрий отправился в Орду, встретил здесь Георгия и, не сдержав своего гнева, вонзил меч в сердце убийцы своего отца. .За то и сам был казнен ханом татарским. Прошло два года, и ее второй сын князь Александр Михайлович, защищая веру православную от ханова брата Щелкана, истребил множество татар и сжег самого Щелкана в отцовском дворце. В наказание за это хан кинул на Русь 50 000 татар. Александр бежал во Псков, Тверская область была вся опустошена. Десять лет Александр не мог возвратиться в родную Тверь, наконец ему удалось умилостивить хана, и мать увидела сына. Но ненадолго. По клевете московского князя его вызвали в Орду вместе с сыном Феодором и там обоим отсекли головы.

Так в тяжких сердечных скорбях и среди суровых подвигов иноческих текли последние годы жизни княгини-инокини. Уже старицей, на шестьдесят пятом году от роду, она приняла святую схиму с прежним именем Анны и скончалась мирно в Кашинской обители.

(Память благоверной княгини Анны местно чтится 2 октября)

593. Небесные споручники брачного союза

«Как Церковь повинуется Христу, такожде и жены повинуйтеся своим мужем во всем. А вы, мужья, любите своя жены, как и Христос возлюби Церковь» (Еф. 5; 24, 25). Обращайтесь благоразумно с женами, как с немощным сосудом, оказывая им честь, как наследницам благодатной жизни (1 Пет. 3; 7). Так поучают христианских супругов святые первоверховные апостолы Павел и Петр. И воистину счастлива та Богом благословенная семья, в которой супруги свято блюдут эти заветы апостольские. Но горе тому дому, где царит раздор между мужем и женой; еще больше горя, еще больше льется слез в том доме, где муж — пьяница или распутник ненавидит свою жену, бьет и мучит ее, несчастную, и в этих истязаниях жены находит какое-то зверское удовольствие.

И вот за такое-то попечение, за такую истинно христианскую беззаветную любовь обезумевший от водки муж нередко платит жене, этому неизменному стражу своему, только побоями и всяческими ругательствами! Какая жестокость, какое бесчеловечие! И еще счастливы те жены-страдалицы, которые прибегают в своей скорби к Богу, единому Отцу и Утешителю всех скорбящих и угнетенных, и к святым Божиим угодникам: Бог не оставляет их Своей милостью, помогает им нести их тяжкий крест, а святые Божии являют им свое заступление иногда в таких поразительных чудесах, повествование о которых переходит из рода в род, из века в век. Послушайте вот, как чудесно спасена была от мужа изверга жена-страдалица молитвенным заступлением святых мучеников Гурия, Самона и Авива.

Однажды напало на город Едессу, где почивали мощи этих святых мучеников, дикое племя ефалитов. Для защиты города послан был отряд греческого войска, в котором был воин — родом готфянин. Он стоял в доме одной благочестивой вдовы по имени Софии, у которой была единственная дочь Евфимия, девица необыкновенной красоты. Мать берегла ее как зеницу ока и укрывала ее от посторонних взоров в особой комнате. Как-то воин-готфянин увидел девицу и так прельстился ее красотой, что стал просить мать ее отдать Евфимию за него замуж. София долго не хотела и слушать его. Но готфянин не переставал приставать к ней со своей просьбой, то убеждая ее ласками, то угрожая мщением. София не соглашалась. Однажды она сказала ему: "Я слышала, что у тебя дома есть жена и дети". Но готфянин стал с клятвой уверять ее, что это неправда, что у него никогда не было жены. Тогда София поколебалась. "Ты, Господи, отец сиротам и судья вдовицам, — так молилась она, — не оставь сей отроковицы! Полагаюсь на Твое промышление и отдаю дочь мою этому чужому человеку. Ты Сам будь свидетелем его клятв и обещаний". Затем София привела свою дочь и своего нового зятя в храм святых мучеников Гурия, Самона и Авива и сказала готфянину: "Возьмись рукой за раку святых мощей Христовых страстотерпцев и поклянись мне, что ты не сделаешь дочери моей никакого зла". Тот дерзновенно коснулся святых мощей и сказал: "От рук ваших, святые мученики, принимаю я отроковицу сию; будьте свидетелями, что я всегда буду оказывать ей любовь и уважение". После этого мать отроковицы успокоилась, и готфянин увез Евфимию на свою родину.

Их путешествие уже близилось к концу, как готфянин вдруг забыл все клятвы свои и обещания, снял с Евфимии все дорогие одежды, одел ее в рубище и, грозя мечом, сказал ей: "Если ты хочешь остаться в живых, то не смей никому в моем доме говорить, что я женился на тебе: сказывай, что ты пленница. Дома у меня есть жена и дети, а ты будь моей рабой". Напрасно пораженная горем Евфимия упрекала жестокого готфянина в его вероломстве и обмане, напрасно напоминала ему о клятвах его перед мощами святых мучеников: он остался глух к ее мольбам.

Путешествие окончилось. Они прибыли в дом готфянина. Лишь только жена его увидела Евфимию, как поняла, что это вовсе не простая пленница, и возненавидела бедную чужестранку всей душой. Не было обид и притеснений, каким она не подвергала бы Евфимию, а та все терпела, все переносила.

Скоро у Евфимии родился мальчик: стоило взглянуть на малютку, чтобы видеть, кто был его отец. Понятно, с какой злобой стала теперь относиться к своей рабе ее госпожа. Она решилась уморить невинного малютку — сына Евфимии. Однажды несчастная мать, возвратившись с работы, нашла свое дитя мертвым. Горько оплакивая мледенца, она стала готовить его к погребению и вдруг заметила, что из его рта течет яд. Ясно стало ей, кто отравил малютку. Горькое чувство злобы закипело в ее душе: она взяла клок шерсти, отерла им яд и спрятала его.

Как-то раз, подавая во время стола своей госпоже питье, она окунула в него отравленную шерсть; та выпила и в ту же ночь умерла в страшных мучениях. Понятно, что подозрение в отравлении жены готфянина пало на Евфимию, и озлобленный готфянин приказал бросить несчастную в ту тесную пещеру, в которой был положен труп его жены.

Можно ли представить себе то ужасное положение, в каком оказалась теперь бедная пленница?! Еще немного — и она должна была задохнуться около смердящего трупа в этой темной, ужасной могиле. Надежды на помощь человеческую уже не было никакой; бедная Евфимия возопила всем сердцем к Господу: "О Господи, Господи! Помилуй меня, грешницу, ради святых мучеников Твоих Гурия, Самона и Авива, которые пролили кровь свою за имя Твое! О святые мученики! Вас призывал в свидетели клятв своих злой враг мой.