«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Когда авва Феодор Еннатский жил в пустыне, однажды он пошел в хлебную приготовить себе два пшеничных хлебца. Там он застал брата, который хотел испечь себе хлебы, но не имел никого, кто бы помог ему. Феодор оставил свое дело и пособил ему. Но только что окончил с ним, приходит другой брат. Он и ему помог испечь хлебы. После того приходит третий брат: и этому Феодор помогает с любовью. Так перебывало в хлебной шесть братии, и каждому помогал Феодор и только тогда испек он свои два хлебца, когда никого не было уже в хлебной. Следует заметить, что он не был какими-нибудь правилами обязан всем помогать: он делал это по братской любви, и нимало не роптал.

То ли бывает в миру? Там не будут много ждать: очередь — правое дело. А блаженный Епифаний, впоследствии епископ Кипрский, говорил: "Бог за самую малую цену продает оправдание тем, которые ищут купить оное, например: за малый кусок хлеба, за убогую одежду, за чашу холодной воды, за малую медницу".

Все сказанное раньше можно назвать делами милости телесной, а вот дела милости духовной, — любовь смиренных рабов Божиих к душе ближнего, попечение их о ней.

Один согрешивший брат пришел к авве Лоту и в смущении входил и выходил из кельи, будучи не в силах открыть своего греха. Тогда авва Лот спрашивает его: "Что с тобой, брат?" Брат сказал: "Я сделал большой грех и не могу открыть его отцам". Старец сказал ему: "Исповедуй грех свой мне, и я возьму его на себя". Брат со скорбью поведал ему грех свой. "Не унывай, — сказал ему старец, — есть еще покаяние. Пойди, пребывай в пещере и постись по два дня; а я принимаю на себя половину греха твоего". Прошли три недели, и старцу было открыто, что Бог принял покаяние брата, который и оставался потом у старца в послушании до самой смерти своей.

Или вот еще рассказ об авве Ахиле. Пришли к нему три старца, из которых об одном носилась худая молва. Один из старцев говорит авве Ахиле: "Авва, сделай мне невод". Ахила отвечает: "Не сделаю". Другой старец просит о том же. И ему авва отвечает: "Мне недосуг". Наконец говорит и тот самый, о ком была худая молва: "Сделай, авва, мне невод, чтобы мне иметь что-нибудь из рук твоих". Ахила тотчас с радостью отвечает ему: «Для тебя сделаю». Потом два старца спросили его наедине: "Почему, когда мы просили тебя, ты не хотел для нас сделать, а ему сказал: для тебя сделаю?" Авва Ахила отвечал им: «Я сказал вам: не сделаю, и вы не оскорбились на меня, поверили, что мне недосуг, а если я ему не сделаю, он скажет: "Старец услышал о моих грехах и потому не захотел сделать для меня". Через это я ободрил душу его, чтобы он не был поглощен чрезмерной печалью».

Так любили ближнего святые отшельники. Далеко нам, грешным, до такой любви. Скажут, может быть: зачем же они ушли из мира в пустыню? А вот затем и ушли, чтобы там, в тиши уединения, очистить свое сердце от праха греховных пожеланий и суеты житейской и соделать это сердце способным к такой чистой, пламенной любви. Почитайте их писания и увидите, что это воистину так!

563. Непобежденный враг русской земли

Много было у русского народа сильных врагов, тяжело было ему воевать с ними, но с помощью Божией он всех одолел. Вовек не забудут татары великого князя Димитрия Ивановича Донского, немцы и шведы — святого Александра Невского, поляки — князя Пожарского и мещанина Минина, а французы — Кутузова. Много одержал русский народ славных побед над всякими врагами, одного только врага, к стыду своему, он до сих пор не может одолеть: это — пьянство, которое не в пример гибельнее всякой несчастной войны. Война отнимает сотни тысяч людей, но эти люди, умирая на поле брани за веру, царя и отечество, получают на небе вечную славу и оставляют на земле вечную по себе память. А пьяница губит не только тело, но и душу, а за душу какой выкуп даст человек?

Война —дело неизбежное: воюют, чтобы отстоять свою веру православную, своего царя-батюшку, всех родных и близких людей. А пьяница — за кого умирает? Кому своей смертью пользу приносит? Война — дело временное, а пьянство — бедствие постоянное, для семьи пьяницы — горе безысходное, при виде которого у всякого христианина сердце кровью обливается; только разве один кабатчик не видит слез этих несчастных семейств, не слышит стона их, потому что окаменело сердце его.

Победоносным русским воинством хвалится наш государь-батюшка, хвалится вся Крещеная Русь, а кто нахвалится пьянством десятков тысяч людей, пропивающих и свое, и чужое добро, свою совесть и самую душу? Никто, кроме разве одних кабатчиков. И кто только не колет глаза людям русским из-за этих пьяниц? Пьяницей зовет русского человека и корчемник-еврей, пьяницей величает его и немец, как пьяницей пренебрегает им татарин, как пьяницу презирает его и отступник от веры — скопец... О, если бы милосердый Господь, желающий всем спастися и в разум истины приити, вразумил несчастных в пьянстве, вложил любовь к этим слабым братиям, любовь, от недостатка которой и растет пьянство на Руси.

"Нам-то какое дело до пьяниц, —скажут, пожалуй, люди трезвые, — сам себя губит пьяница пьянством своим". Может быть, оно и так, судя по-человечески, а по Божии-то вовсе не так. По правде Божией за всякого погибшего от пьянства человека ответит перед Богом и то общество, среди которого жил этот погибший человек, если оно не принимало никаких мер к его спасению.

Но что же делать, чтобы спасти хоть некоторых кормильцев семьи от губящего их пьянства, а сами семьи их — от голода и холода, от горючих едких слез? Есть, братие мои, есть у вас под руками верное к тому средство: закрывайте в селениях кабаки и при помощи Божией устраивайте общества или братства трезвости, и вы не одного пьяницу отведете от погибели, не одну семью спасете от разорения. Пока кабак стоит в деревне, слабые люди все-таки будут пить и пропивать в поте лица добытые денежки: сами знаете, как немного найдется таких, которые пили бы умеренно, например, рюмочку-другую, — и больше ни капли. В том-то и беда для русского человека, что не по сердцу ему эта умеренность, не любит он довольствоваться двумя-тремя рюмочками и обыкновенно доходит до того, что уподобляется скотам несмысленным.

Иной скажет: "Что за беда, если я выпью лишнее раза два-три в год?" Друг мой, а разве ты можешь поручиться, что и в один час безумного опьянения не наделаешь столько бед, что будешь потом каяться целую жизнь? Разве ты можешь за себя поручиться, что если будешь так выпивать, то не сделаешься наконец самым горьким пьяницей? Водка — сила, и недаром на вопрос персидского царя Дария: "Что всего сильнее на земле?," один мудрец ответил: «сильнее всего вино» (2 Езд. 3; 10). Никто не родится пьяницей, а мало-помалу и незаметно для себя привыкает к водке и становится неисправимым пьяницей. Вино — сила, и бороться с ним трудно. Поэтому хорошо, по-Божески, поступают те общества, которые не дают приговоров на открытие в своих селениях никаких питейных заведений. Грешно и говорить о тех выгодах, которые бывают для общества от таких приговоров: получит общество сто рублей, а пропьют в этом питейном заведении целую тысячу. Да и может ли быть на таких деньгах Божие благословение? Ведь за эти сто-двести рублей общество отворяет широко двери в свои селения для злейшего врага — водки, ведь эти деньги можно назвать ценой крови тех несчастных, которые будут пропивать в кабаке свои последние гроши.

А как много выгоды для трудящегося человека от трезвости показывает следующий пример: два молодых крестьянина пропили все свое добро и дошли до полного разорения. Но Господь вразумил их: они увидели, что дело плохо, что так жить дальше нельзя и порешили вовсе не пить водки. Помолясь Богу, они заключили такое условие: кого из них уличат, что он был пьян, тот должен подарить товарищу, соблюдающему зарок, пару лошадей с возом и упряжью ценой в сто рублей. А родители этих молодых хозяев обещали, что если их дети верно сдержат свое слово в продолжение семи лет, то каждый даст своему сыну по сто рублей и паре волов. Дети сдержали свое слово и отцы, седые старики, исполнили свое обещание. Тогда приятели снова дали друг другу слово не пить водки, и что же дала этим молодым хозяевам семилетняя трезвая жизнь? Оба они так поправили свои дела, что один купил двадцать десятин земли, а другой построил новый дом со всеми службами. Соседи, смотря на них, говорили: "Не пей наш брат водки годок-другой — хорошим хозяином станет".