«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

От начала стены до угла.

Речь идет о снесенной в 1935 г. церкви святых Флора и Лавра на Мясницкой улице. Она находилась напротив нынешнего здания Почтамта. Это был ближайший храм. Семья жила на Мясницкой при Училище во флигеле. О своем крещении Борис Пастернак писал в письме от 2 мая 1959 г. к Жаклин де Пруаяр: «Я был крещен в младенчестве моей няней, но вследствие направленных против евреев ограничений и притом в семье, которая от них избавлена и пользовалась в силу художественных заслуг отца некоторой известностью, это вызвало некоторые осложнения и факт этот всегда оставался интимной полутайной, предметом редкого и исключительного вдохновения, а не спокойной привычки. Но я думаю, что здесь источник моего своеобразия. Я жил больше всего в моей жизни в христианском умонастроении в годы 1910–1912, когда вырабатывались корни, самые основы этого своеобразия, моего видения вещей, мира, жизни…» (Борис Пастернак. Стихи и поэмы 1912–1959. Анн Арбор: изд. Мичиганского университета. 1961, стр. XI). Было бы наивно полагать, что сама няня совершила крещение. Речь идет о тех случаях, когда тайно от неверующих родителей кто-то из близких (например, бабушка) ведет в храм, чтобы священник совершил это таинство. В 1959 году Борис Пастернак не мог не знать, что крещение совершается священнослужителями.

Понять происшедшую перемену мировоззрения Бориса Пастернака, когда детская веру заслонило и даже вытеснило увлечение творчеством, может помочь роман «Доктор Живаго». Внутренняя жизнь главного героя Юрия Андреевича близка автору романа. «Десять лет тому назад, когда хоронили маму, Юра был совсем еще маленький…Это недоступно высокое небо наклонялось низко-низко к ним в детскую макушкой в нянюшкин подол, когда няня рассказывала что-нибудь божественное, и становилось близким и ручным, как верхушки орешника, когда его ветки нагибают в оврагах и обирают орехи. Оно как бы окуналось у них в детской в таз с позолотой и, искупавшись в огне и золоте, превращалось в заутреню или обедню в маленькой переулочной церквушке, куда няня его водила…

Совсем другое дело было теперь. Все эти двенадцать лет школы, средней и высшей, Юра занимался древностью и законом Божьим, преданиями и поэтами, науками о прошлом и о природе, как семейною хроникой родного дома, как своею родословною. Сейчас он ничего не боялся, ни жизни ни смерти, все на свете, все вещи были словами его словаря. Он чувствовал себя стоящим на равной ноге со вселенною и совсем по-другому выстаивал панихиды по Анне Ивановне, чем в былое время по своей маме. Тогда он забывался от боли, робел и молился. А теперь он слушал заупокойную службу как сообщение, непосредственно к нему обращенное и прямо его касающееся. Он вслушивался в эти слова и требовал от них смысла, понятно выраженного, как это требуется от всякого дела, и ничего общего с набожностью не было в его чувстве преемственности по отношению к высшим силам земли и неба…Юра шел один, быстрой ходьбой опережая остальных, изредка останавливаясь и их поджидая. В ответ на опустошение, произведенное смертью в этом медленно шагавшем сзади обществе, ему с непреодолимостью, с какою вода, крутя воронки, устремляется в глубину, хотелось мечтать и думать, трудиться над формами, производить красоту. Сейчас, как никогда, ему было ясно, что искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь. Большое, истинное искусство, то, которое называется Откровением Иоанна, и то, которое его дописывает» (Часть третья. Елка у Свентицких. 15–17).

От первых опытов (в альманахе «Лирика»; 1913) до «Гамлета», открывающего цикл стихотворений на евангельские темы — путь в полжизни. Поэт прошел увлечение символизмом, умеренным футуризмом (группа «Центрифуга»), временно сблизился с объединением ЛЕФ. Но личность поэта никогда не была до конца в плену у этих идейных программ и ложных концепций. Даже в этот период христианская тема не была ему совершенно чужда. Так, стихотворение «Бальзак» (1927 г.), посвященное изнурительным трудам и тяжким житейским заботам французского писателя, неожиданно заканчивается строфой:

Когда, когда ж, утерши пот

И сушь кофейную отвеяв,

Он оградится от забот

Шестой главою от Матфея?

В 6 главе содержится часть Нагорной проповеди. Господь дает совершенный образец молитвы (Отче наш ) и указывает путь к спасению: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам . (Мф. 6:33).

Даже в поэме на революционную тему поэт находит уместной такую реминисценцию:

О государства истукан,

Свободы вечное преддверье!

Из клеток крадутся века,