Have you not heard at the funeral service of the dead: "I remember the prophet, crying out: I am earth and ashes"? Have you not walked through some old cemetery among identical graves and asked yourself: "Who is the king and who is the warrior, who is rich and who is poor?" Thou hast seen all that was once made of dust unequal.

Both you and I are marching towards this sameness - hastily, without delay, we are hurrying to where all living things go - into dust, into ashes, into soundless peace, into the footstool for new travelers: two-legged, four-legged, hundred-legged. The dust of our brain will no longer think. The dust of our heart will not feel. The dust of our eyes will not see, the dust of our ears will not hear, the dust of the tongue will not speak. We will be this road dust on which you and I sit and at which you frown so much, my Theodoulos.

Why are you frowning at this road dust going from one unknown city to another unknown city? Why do you frown sullenly at her, and do not frown at the dust of your body, eyes, mouth, tongue, hands and feet? Aren't they the same and the other, aren't they all the same? If you were consistent, you would equally love or hate both dust, or you would be indifferent to both.

You'll get dirty, you say? What will you get dirty? The garment of thy body, the garment of thy garment? The external can only stain the external. What stains, cleans. If the grease stains, then the soap cleans. Isn't water the same dust? If the dust of the road soils your clothes, the water will clean them. If something gets dirty inside you, only the inner can purify it. But let's not talk about internal pollution and purification now. This is something high and distant. It's better to sit quietly, dust on dust, and talk about dust.

Motley City

Look, Theodoulos, what a motley world surrounds us! How diverse everything is: how many colors, shapes, sizes. And below, on earth, and above, in the vault of heaven. What is all this, if not dust, just like mine, and your body, and mine, and your eyes, and mine, and your heart?

Truly, this world is a Motley City. Who built it? How did he build it? Why did he build it? These are three agonizing questions, and there is no fourth. We know only one thing: it was built of dust.

The heights and lowlands are made of dust and dust, mountain peaks and valleys at the foot of the mountains, forests and cliffs, grasses and flowers, fortresses and palaces - all of dust and all dust. And people; Yes, and people. Sitting on this dust, on whose face we are - who knows? - Are we sitting, or in whose eyes, or in whose heart? After all, the wind could lift the ashes of dead bodies and scatter them around the world. And without fail he did it; And he does this incessantly. Wind is a force that leaves neither the living nor the dead in peace. External wind and internal wind.

And dust is power. In fact, all natural forces are contained in dust. It contains earth, wind, fire, and water. It contains magnetism and electricity. It contains molecules, atoms, electrons, protons, as well as the force of attraction and repulsion. The dust imperceptibly receives the rays coming from the luminaries of the universe, and imperceptibly radiates itself, as if it accepts someone's gift and sends its gift in return, or hears someone's greeting and responds to it. It is said that if anyone could understand a speck of dust, he would understand the universe.

До сих пор ее никто не понял. Поймет ли кто-нибудь когда-нибудь? Делением на части и измельчением люди хотели понять пыль. Но чем мельче частицы получали, тем к бОльшим тайнам приходили, к большему чуду. Самые мелкие частички одной соринки пыли - такое же огромное чудо, как самые гигантские звезды во вселенной. Все, что люди видят в телескоп и что они видят в микроскоп, одинаково изумляет. Расстояние между познанным и непознанным не уменьшается никак; нет, оно увеличивается. В лабиринте жизни люди не смогли самостоятельно нащупать ни дверей, ни окон. Приходят без конца к новым поворотам, перевалам и перекресткам здесь, в этом лабиринте мира, но никак не к двери или к окну.

Есть ли в Пестром городе двери и окна? Есть ли от него ключи и кто держит ключи от Пестрого города в своей руке? Это ветхие-преветхие вопросы, ни одно поколение не оставлявшие равнодушным и никогда не смолкавшие в устах человеческих. Одно только было изо всего этого ясно: мы из праха появляемся и в прах уходим. Колыбель никогда не могла насытить кладбище, а кладбище не могло остановить ветер, чтобы он не развевал его пыль и не брал ее для созидания новых тел.

Солнце высвечивает различия - в темноте все кажется одинаковым. Темная ночь делает одинаковым все, как могила. В такую ночь Пестрый город не пестр. Так и человек проснувшийся видит различия, а для спящего все одинаково, он как ночь, как могила. Разве ты не чувствуешь, Феодул, что и в человеке есть нечто подобное солнцу и тьме? Иначе откуда бы человек имел свойство солнца - различать и свойство ночи - представлять все одинаковым? Что тут главное и что вторичное в человеке? И это тоже ветхий-преветхий вопрос жителей Пестрого города и странствующих в лабиринте. Вопрос, проглоченный, но непереваренный, обдуманный, но нерешенный. Этот вопрос волнует всех, кто до сих пор, как я и ты, говорит о человеке только как о пыли. Ведь кажется, что пыль человеческого бытия не только пыль, что она скрывает в себе нечто, что не есть пыль; нечто, что иногда выныривает из пыли, как утопающий из глубин воды, что контролирует пыль, что даже властвует над пылью.

Ах, Феодул, мы должны с тобой направиться в более древнюю пыль. Та, на которой сидим, кажется новой, ветром недавно навеянной, и люди на ней еще мало успели поразмышлять и мало ее тайн выведали. Пойдем же в Индию - матерь всех философий, всех интеллектуальных поисков и всех заблуждений, имевших место до Пришествия чаемого Мессии мира.

Индия