Соответственно, если я, язычник А. иду в гости к моему соседу, язычнику В. на его семейный праздник, я должен взять с собой подарки в количестве N+1 (где N означает число членов семьи, а 1 – подарок для его семейного гения). У меня дома за печкой живет свой собственный гений «Васька». Но с домовым своего соседа мне лучше не ссориться. Он хоть и властен только над своей домовой территорией, но колодец-то у нас общий. Обидится он на меня – да и подстроит какую-нибудь каверзу мне у колодца. Так что лучше жить в мире. Вот и несу я чужому «Ваське» немного сметаны. Соответственно, и когда мой сосед язычник В. придет в гости ко мне, я надеюсь, что он принесет подношение моему «Ваське». Для меня это тоже важно – потому что вдруг мой гений обидится, что в его доме кто-то, пусть даже захожий человек, не оказывает ему почтения. Прохожий уйдет – а сердиться «Васька» будет на меня. Так что чужое нечестие может плохо отразиться на моей семье.

   Эти же правила действуют и на уровне взаимоотношений целых народов. Язычество терпимо в том смысле, что оно признает право каждого народа на своей территории чтить своих богов. Но языческая религиозная практика весьма требовательна по отношению к своим соплеменникам. Точнее говоря – она требует от любого человека, находящегося на территории, опекаемой тем или иным богом или сонмом национальных богов, знаков уважения к ним.

   Грекам, завоевавшим Египет, и в голову не пришло требовать от египтян почитания Зевса или Аполлона. Римляне, покорив Грецию, не требовали от побежденных отречения от отечественных олимпийцев. Более того, римляне в эпоху Империи с готовностью разрешали почитание иноземных богов у себя в Риме. Верь как хочешь – но при условии лояльности к богам хозяев. Чти Астарту или Изиду, Митру или Ваала – но хотя бы раз в год почти и столичных богов (и их сына – Императора).

   Чем больше разных богов почитает человек – тем больше у него шансов на успех (как и сегодня, чем в большем числе банков человек имеет счет, чем больше разных акций он скупает, тем гарантированнее его будущее: «нельзя хранить все яйца в одной корзинке»).

   Как видно из «Илиады», между богами могут быть войны. Исход человеческой битвы на земле – не более, чем отражение битвы на небесах. Из этого языческого представления следовало, что в принципе человек может сменить свою веру. Если боги его народа проиграли, если история, практика доказала, что боги соседей могущественнее – какой же смысл чтить свои слабосильные божества? Они не защитили – значит, контракт расторгнут. Поэтому, хотя победители не навязывали обычно своей веры, они все же ожидали, что побежденные сами постепенно примут ее. Тем более, что принятие веры победителей не означало отречения от веры отцов, оно просто восполняло почитание прежних святынь новыми членами пантеона. Египетский фараон, нисколько не отрекаясь от веры в Озириса и Амона, мог попросить Моисея помолиться «Богу евреев» (Исх. 7,16 и 8,8), когда увидел, что этот Бог не менее могуществен, чем те боги, к которым обращаются египетские жрецы.

   Такая практика получила название «генотеизма». Человек знает, что где-то есть Единый Бог, Источник Бытия. Но избирает для себя и своего рода почитание некоего более близкого духа.

   Особенность Библии в том, что Господин, являющийся предметом почитания евреев, оказывается тождествен с Единым Богом. Он не просто покровитель Палестины, не просто семейное божество Авраама. Он – Тот Самый, Чье Имя не дерзает произнести ни одно человеческое племя.

   Эта уникальность библейской веры происходит не из того, что евреи оказались хитрее всех остальных и, пока остальные народы дружили с «наместниками» и самозванцами, они нашли выходы на самого Небесного Царя. Евреи ничего не избирали. Более того, всякий раз, когда им предоставлялась свобода выбора, они или избирали служение Ваалам, или норовили самого Ягве воспринимать как обычного племенного покровителя, находящегося в одном звании с богами-покровителями египтян или финикийцев.

   Чтение ветхозаветных книг (особенно пророческих) показывает, что Бог навязал Себя евреям. Не они избрали Его, но Он – их. И даже термин «избрание» здесь не вполне подходит. Когда говорят о евреях как «Богоизбранном» народе, это воспринимается как предпочтение, оказанное Творцом одному из многих земных племен. Бог представляется посетителем некоего супермаркета, который ходит среди земных народов и, когда Его взгляд падает на Израиль, тот чем-то прельщает сердце Высочайшего Посетителя. Как будто Бог нашел в Израиле некие достоинства, которые Он не смог обнаружить в иных земных племенах. Но, если верить Библии, это не так. Израиль – не «Богоизбранный народ». Бог не выбирает Израиль. Бог создает Его.

   Когда Слово не нашло Себе собеседника среди земных народов, увлекшихся язычеством и оккультизмом, Оно создало Себе Свой народ. Не с прежде существовавшим народом заключается Завет, но для Завета создается новый народ. Израиль создан Заветом, а не избран в Завет.

   Некогда Бог обратился к Авраму из земли Ур и повелел ему уйти из родных мест. Авраму предстояло пройти через весь Ближний Восток: земля Ур находилась у впадения Евфрата в Персидский Залив, а дойти предстояло до Средиземного моря, до Палестины. На этом пути Авраму прежде всего предстояло умереть. «Пойди от родства твоего и из дома отца твоего» (Быт. 12,1). Это означало социальную смерть человека. В клановом обществе человек что-то значил в качестве части рода. Окруженный родными могилами, землями, богами и единоплеменными людьми, он был защищен. Но за пределами родной (и очень небольшой по размеру) земли он становился чужаком. Своим для него был только один уезд. Вся остальная Земля была угрожающей чужбиной – с иными племенами, языками, и, главное, иными богами.

   Прошлое, «отчизна» поддерживало человека. И вот Некто, явившийся Авраму, повелевает: «Пойди от родства твоего». Это разрыв исторических связей. Родовое прошлое более не властно над человеком. В страшной ответственности, один на один он теперь предстоит Неизвестности.

   Это повеление будет повторено и в Новом Завете: «Кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19,29). Христианский мыслитель третьего века, свидетель еще традиционно-языческого уклада жизни, Климент Александрийский поясняет смысл этих слов: «Словом мать, которую приходится оставлять ради Христа, обозначено аллегорически отечество и родная страна. Под словом же отец Писание разумеет порядки частной жизни, над которыми праведник с благодарением и великодушием должен возвышаться, чтобы стать угодным Богу» (Строматы, IV,4). «Господь вовсе не повелевает проникнуться ненавистью к своему собственному семейству. Господь хочет сказать нам своими словами только это: Не увлекайтесь неразумными пожеланиями и избегайте следовать обычаям общественным, ибо семейство состоит из родных, а города из семейств» (III,15).

   Итак, если почитание вторичных духов и магизм слишком глубоко пронизали собою обычаи отчизны – надо отойти от них. «И сказал Господь Авраму: пойди… «.